У проводницы нашлось печенье — вот и ужин! Выпив три стакана горячего сладкого чая, Иванов умылся, покурил еще раз на ночь и завалился спать, не обращая внимания на соседей по купе, долго еще употреблявших коньяк и травивших анекдоты. Пить с ними он сразу отказался, а они обиделись. Зато и не приставали больше.
И снова громада заброшенного собора рядом с Варшавским вокзалом выплыла надстройкой линкора из предутреннего тумана. «Ехать на такси? Глупо, кто же берет такси на вокзале? Тормознуть на Обводном канале частника? Или пойти сначала позавтракать на Московский проспект, а там на «Фрунзенскую» и до «Петроградской» в метро — напрямую?
Отдышусь и поем сначала, а то на студии с утра начнется водкопитие по случаю моего приезда, а закусить, как всегда, будет нечем или некогда. Вот и кулинария родная. Бочковое какао, пирожки, котлетка. Теперь доживу до вечера. Пятачок на метро припасен заранее. Народ уже схлынул, отправился на службу давно, и слава богу! Можно усесться и просто смотреть в черноту, ритмично моргающую за окнами ярко освещенного вагона. Не забыть бы сразу позвонить Алле от Хачика! И первым делом забить в сегодняшнем «Факте» пару минут хотя бы о вчерашних взрывах. Да хорошо бы, чтобы Сорокина (или кто там ведет сегодня новости?) еще прицепила анонс «Рижской весны» к этому репортажу. Надо Леше сказать, пусть потрясет Болгарчука с Обленовым по этому делу — они хоть и начальники, но мужики вроде понимающие — должны согласиться.
Как они там вообще умудряются уживаться вместе с «Пятым колесом» и прочей дерьмократической дрянью на одном канале? Система сдержек и противовесов? Или яйца по разным эфирам раскладывают на всякий случай? Хрен поймешь. Колоярова молодец — тетка вроде не молодая уже, а за правду бьется, как Матросов, грудью хороший материал закрывает. А Невзорова никак не пойму — кровища, эпатаж — то вашим, то нашим, лишь бы показать, что он не такой, как все. Но зато вся страна от экрана по 600 секунд в день не отлипает… Куда он качнется дальше? Куда вообще все качнется? Особенно если учесть, что оно все не качается, а уже просто падает и вот-вот грохнется на пол с треском и звоном, разлетаясь на мелкие кусочки! Когда статуя только наклонилась, ее можно одним пальчиком обратно на пьедестал подпереть. А когда она уже в сантиметрах от земли, тут усилий надо в тысячу раз больше, чтобы на место водрузить. Вот и страна наша, Родина-мать, летит с Мамаева кургана какого-нибудь и кувыркается — поди поймай. Все только разбегаются в разные стороны, чтобы не придавила, матушка! Да только россиянам-то что? Они дома. А мы вот не успеем оглянуться, как окажемся в окружении, во вражеском тылу. И никакого Штаба партизанского движения в Москве не будет. А будет только руководство карательными операциями по зачистке бывших «своих». Чтобы никому не смогли рассказать, как все это предавалось, сдавалось и воровалось.
Надо видеоархивы и документы тщательно скопировать да спрятать подальше до лучших времен. А то потом ищи-свищи, доказывай на пальцах, кто был кто, — все равно никто не поверит! Вот и Таня что-то такое говорила, я еще удивился про себя, зачем она об этом в такую ночь. Что ей нужно от меня? Переспать больше не с кем? Не поверю никогда. Влюбилась? Да я, честно говоря, не герой-любовник, чтобы женщины от меня с первого взгляда сознание теряли! Просто хорошо ей со мной? Допускаю — ведь мне же с ней хорошо! Но ничего не просит, ничего не требует, ничего не обещает, кроме одного: будет плохо — найди меня! И что тогда?
Самое смешное, что я никакой вины перед Аллой за первую сознательную супружескую измену не чувствую. Никаких угрызений совести, никакого страха, что все раскроется. Как будто все это не со мной было и не на Земле вовсе. А так — в параллельном мире, значит, с меня и взятки гладки. Короче, война все спишет…
Большой любви у нас с Аллой не вышло, конечно. Но она мне дорога, она — жена, мать моего ребенка, я за нее горло перегрызу. Только во всем остальном — равнодушие какое-то между нами. Она сама по себе, я сам по себе. Ксения посередине — единственное связующее звено. И что делать? Ничего не делать. Любви, о которой мечталось в детстве, — страстной, всепоглощающей, единственной, наверное, просто нет на свете. Или проходит она слишком быстро, как в юности бывало. Или безответна. Кого я люблю — меня не любит, кто любит меня — к тому я равнодушен. Или просто я не способен любить? Я ведь на самом деле человек холодный, рассудочный. Только дураки думают, что я вспыльчивый, неуправляемый, все делаю сгоряча, на эмоциях. А я все эмоции просчитываю и изображаю, чтобы на нормального человека походить. Быстро очень просчитываю, потому и обманываются все. Кроме Татьяны опять же — она-то сразу мне сказала, еще тогда, в Линксмакальнисе: «Ты даже в постели задней пяткой контролировать окружающее не перестаешь, и глаза у тебя на затылке открываются, когда я тебя целую. Поверил бы ты в себя всерьез — далеко пошел бы!» Я отшутился, не понял как бы. А ведь именно тогда я и решил, что никакого продолжения, никакой свадьбы у нас с Таней не будет! Решил тогда, а вспомнил об этом только сейчас! Вот, значит, где собака-то порылась. Зацепила меня Танюша за живое, за то, что сам себе старался не открывать, всю жизнь делая вид перед самим собой, что я этого про себя не знаю! «Хороша была Танюша, краше не было в селе… красной рюшкою по белу сарафан на подоле.» Как там дальше-то? «У оврага за плетнями ходит Таня в вечеру. Месяц в облачном тумане водит с тучами игру». Но ведь какая ювелирная работа! Такие разрушения, столько шуму-грому — и ни одной жертвы, притом что люди мирно спали в собственных постелях! Это ж кто на себя такую ответственность взял страшную — Господь Бог или же сапер высочайшего класса, мастер-подрывник с огромным боевым опытом?
Или просто случай? Счастливый случай? «Случай есть точка на графике закономерностей!» Но думать про это не надо. Надо этим случаем пользоваться и выжать из него пропагандистский материал на все сто. Что бы это ни было. Поговорить с Толяном? Нет, они еще пока не определились, они пока еще в нейтралитет играют — честные полицейские ловят плохих воров. Ну да все равно определятся скоро. И надо бы их посильнее в нашу сторону тянуть, а то ведь могут и уйти не туда, сдуру. Нет, это пока не ОМОН. Точно. Либо счастливый случай, что жертв нет, либо классные спецы уровня.
Ну, не будем об этом. Как обычно делается? Сливается по ЦТ инфа, что «похищен террористами ядерный заряд». Где-нибудь в Горьком. Объявляется чрезвычайное положение в Горьковской области. Потом терроисты выскальзывают и обнаруживаются, по косвенным данным, в Питере. Значит, в интересах населения, ЧП вводится уже там. А тут террористы уже в Москву пробрались. И тогда под одобрительные и встревоженные вопли международной общественности ЧП вводится на территории всей страны. И перестройке — песец. Белый и пушистый. Но для этого с самого верха приказ отдать надо.
А наверху у нас — одни агенты влияния, мягко говоря. Потому на ключевых местах перестроечного фронта, на острие атаки, так сказать, гремят взрывы, дестабилизирующие обстановку в отдельных регионах. Инициатива среднего звена, не иначе. Отчаянная и последняя. Или проверка… Как Центр отреагирует — воспользуется ситуацией или тихо сольет все эти взрывы за ненадобностью, не заметит как бы. Вот мы сейчас все это в союзный эфир выложим и тоже посмотрим. Все друг друга проверяют, никто никому в стране не верит! Управляемости никакой! Да если бы это латыши, пусть даже по наводке с Запада, такие взрывы устраивали, они бы разнесли сдуру и по неумению весь дом в клочья — только части тел летали бы по всей Марупес! Да и невыгодно им сегодня это. Ну, практической пользы от всего только одно — проверка реакции Центра! Иголочкой укололи Политбюро — типа, какая будет реакция? А реакции, заранее скажу, не будет никакой! Когда мозг удалили, вегетативная нервная система тоже не работает. Никто наверху не дернется и импульс в конечности не пошлет, чтобы дать «с ноги» хорошенько по тому, кто уколоть осмелился.
