Тем временем в дверце на стук открылся глазок. «Иванов, к полковнику…», — тихо пробормотал Валерий Алексеевич. Дверца открылась, проглотила Иванова, как и не было его на тротуаре, и тут же закрылась. Часовой у ворот был при оружии. «Ну-ну, интересно девки пляшут!» — хмыкнул Иванов и, не задерживаясь, свернул направо, потянул на себя высокую старинную дверь подъезда. Она не поддавалась.
— Кнопку нажмите! — посоветовал часовой. Нажал на кнопку звонка — дверь приоткрылась, за ней показался мощный прапорщик, одетый в полевую форму, в сапогах, портупее и с кобурой на боку. За его спиной вырос подполковник — замначальника отдела и, оттеснив прапора, протянул Иванову руку:
— Здравствуйте, Валерий Алексеевич! Юрий Владимирович сейчас будет, пойдемте пока чайку попьем.
— К осаде готовитесь? — поинтересовался вежливо Иванов, намекая на усиленную охрану у входа. Подполковник воткнул в розетку шнур никелированного чайника, жестом пригласил садиться, подвинул хрустальную пепельницу.
— Сами видите, в каком мы веселом окружении оказались! Да ведь у вас не лучше?
— Ну, у нас, на Смилшу, вообще баррикады с двух сторон от входа — идешь как сквозь строй каждый день. Скоро здороваться с баррикадника-ми начнем, они там все одни и те же, на баррикады, как на работу ходят. Их даже табельщица аккуратно в тетрадку записывает. А деньги выдает по вечерам, в подъезде Минфина, аккурат напротив нашего здания. Наверное, там же, в Минфине, и получает расходные суммы за счет трудящихся, — улыбнулся Иванов, закуривая.
В кабинет быстро вошел Рысин, поздоровался, энергично скинул шинель, стряхнул мокрый снег с фуражки, налил себе чаю и уселся напротив.
— А у нас ведь разрешили офицерам, проживающим далеко от частей, на службе переодеваться, а по домам ездить в штатском! Так вот! Участились случаи провокаций, были даже нападения на военнослужащих! Увольнения для срочников отменили. Оружие офицерам не выдают между тем.
— А чем мотивируют? Как раз нападениями? Чтобы пистолет, часом, не отобрали?
— Конечно! — Полковник раздраженно кинул на стол коробок со спичками, проследил, как тот упадет. Коробок закрутился, встал было на попа, закачался и, не удержавшись, свалился на бок. — Тьфу-ты, черт! — засмеялся, снимая раздражение, Рысин. — Опять мимо!
— Может, сыграем? — Иванов потряс коробок и тут же подбросил в воздух, ловко закрутив его в полете большим и указательным пальцами. Коробок сделал несколько оборотов, опустился на стол торцевой стороной и тут же встал как вкопанный. — Десятка, однако! — удовлетворенно произнес Валерий Алексеевич.
— Где это вы так в «коробок» наловчились? — удивленно спросил полковник.
— Брат у меня в Ленинграде институт заканчивал — у них очень популярна была эта игра на первом курсе. Вот он меня и научил.
— Ловко! — Рысин отпил горячего чаю, сморщился, обжегшись и отставил стакан в сторону — остывать. — Так какие проблемы привели вас в сию юдоль армейской грусти и печали?
— Любопытство, Юрий Владимирович, что же еще? Хотелось бы узнать, долго ли армия наша доблестная будет печали предаваться и грустить да от хулиганов в штатской одежонке прятаться?
— Ой, как грубо! Как прямо! Просто беспардонные вопросы задаете, уважаемый Валерий Алексеевич, — как от зубной боли скривился полковник.
— Да я-то по-свойски, любя! А вот народ уже по-другому нас об армии, куда жестче спрашивает, вы уж поверьте, товарищи!
Молчаливый подполковник укоризненно посмотрел на Иванова, хотел что-то сказать, но смолчал, только рукой махнул в раздражении. А Рысин, наоборот, развеселился.
— А вы последнюю придумку Политуправления видели в действии?
— Это позорище? Стройные ряды офицеров и их жен с плакатами: «Горбунов! Вы оставили нам одно право — умереть за Родину!»? Это, что ли? Опять пикет офицерский напротив ДПП? «Оккупанты» смиренно просят угнетенных аборигенов о снисхождении?
— И это тоже! Я уже смеюсь, потому что плакать больно, ей богу! Вы-то хоть не шпыняйте нас, как мальчиков, чем мы виноваты? Тем, что нас скоро выгонят на хрен из армии, не дав дослужить до полной выслуги лет? Ну, семь бед — один ответ! Сам не могу смотреть на это безобразие! Из офицеров делают институток и проституток! Из Европы уже побежали, скоро отсюда побежим! Короче, что вам надо, говорите, пока я злой, может, и сделаю. А то нас тут уже поимели на военном совете за «заигрывание с Интерфронтом». Кто только настучал, хотелось бы знать?
— Ну уж не мы, это точно! — нахмурился Иванов. — Да только догадаться нетрудно, кто еще может нам помогать, кроме вас? И звукоустанов-ки армейские на митингах, и прочие дела. Чего уж тут догадываться?
— Да если бы только… Впрочем, это наши внутренние проблемы. Прошу прощения, сорвалось.
— Да что вы, Юрий Владимирович! Вы-то как раз свою службу знаете, а вот начальство… оно везде начальство.
— Ну, вам-то на Алексеева грех жаловаться. А вот коммунисты мне недавно про Рубикса с Клауценом такое принесли, что не знаю, что и думать. Если подтвердится, поделюсь с вами.
— Тогда и я с вами поделюсь. Тоже есть о чем задуматься, как посмотришь на наше горькое сотрудничество! Латыши-то знают ведь, как оно на деле обстоит! Потому и молчат в тряпочку, что знают! Нет бы статейку тиснуть в «Атмоде», что Интерфронт с КПЛ как кошки с собакой — не-е-е-ет! Зачем? У них там «светлые силы компартии», «темные силы компартии». А все одна шайка-лейка — латыши. И все про это знают. И катят на Рубик-са со страшной силой — вот он — вражина! А сами про себя хихикают: наш человек, национально ориентированный, все сделает правильно! Одни только русские наивно продолжают играть в дружбу народов! «Немецкий пролетариат с тылу ударит по гитлеровским армиям»!
— Похоже, что источники у нас разные, а инфу одну и ту же носят… — задумчиво потер лоб Рысин, горькая складка еще резче обозначилась над переносицей. — Вам-то можно и поерничать. Нам что остается? Волкого-нова бы послушали. Тот еще марксист-ленинист стал. Счет пожалуйста, Валерий Алексеевич! Предъявляйте, пока я еще на своем месте сижу.
— Попрошу. Да только на этот раз не за себя.
— Вот как?
— По понятным причинам ребята, о которых сейчас больше всего говорят в Латвии, сами к вам прийти не могут. Точнее, они-то могут, да вот вам это неполезно будет. Правильно?
Полковник устало посмотрел Иванову прямо в глаза, потом перевел взгляд на зама. Тот понимающе кивнул, вышел на минутку из кабинета в пустую приемную, слышно было, как он открывает дверь в коридор, потом плотно ее захлопывает.
— И что же просят наши доблестные омоновцы?
— Все просьбы связаны с пополнением личного состава отряда. В ближайшее время количество перешедших на сторону ОМОНа сотрудников Рижской милиции превысит несколько десятков человек. Людей надо разместить. Кровати есть. Нужны матрасы, подушки, белье, тумбочки. То есть ничего криминального. Единственное, что может вызвать у вас некоторые сложности — это магазины автоматные 7,62 и 5,45. И еще большая просьба — магазины под РПК — на сорок пять патронов которые. Только магазины. О патронах и самом оружии речь, естественно, не идет. Сами понимаете, Юрий Владимирович, ну не из Вильнюса же, из дивизии ВВ, матрасы и тумбочки везти! Ну а остальное уж — до кучи!
— Спасибо, что танков не попросили. — протянул иронически полковник. — Надо подумать. Мне с кем практические вопросы решать? По городскому телефону дежурной части на базе?
— Нет, конечно… Я вам прямо сейчас одного из офицеров приведу, он в штатском, разумеется. С ним контакты и обговорите. Заодно он ответит на ваши вопросы, если они у вас есть. Из первых рук, так сказать, только для вас, Юрий Владимирович!
— Нет, ты посмотри на этого молодого человека?! — Рысин повернулся к подполковнику, который, проверив, нет ли лишних в «предбаннике», снова сидел и лениво черкал что-то в блокноте, не поднимая глаз. Тот улыбнулся невинно и снова занялся рисованием чертиков. — Ладно, ведите своего офицера, поговорим.
