Решение по делу пока не принято, и никаких дополнительных сведений мы сообщить не можем. Но мы надеемся, что, как только все окончательно прояснится, мы на законном основании напечатаем подробный и обстоятельный отчет»
Спустя несколько дней после этого сообщения, Милли и Мами, чтобы не находиться в одном доме с жутко пьющим Уэддерберном, собрали вещи и поселились в «Домике отдыха».
Это было весьма важное событие, и Янг, брат Анны Безымянной, обратил на это внимание.
Прячась под полотняным навесом своей лодки, Янг грустно смотрел на свою сестру, когда сумасшедших выводили на вечернюю прогулку из сумасшедшего дома в Стэнли, имевшего тогда официальное название «Стэнли Бедлам».
Среди больных был Чу Апу, когда-то бывший мужем Сулен. Он передвигался на четвереньках и на поводке. Его лицо было постоянно искажено. За ним, высокая и стройная, шла в белом халате до пят Анна. При ходьбе ее распущенные черные волосы развевались по ветру. Когда сопровождающий отошел в сторону, она подошла к лодке и увидела внутри оранжевую накидку Янга.
– Это ты, малыш?
– Да, – ответил Янг.
– Ты пришел меня спасти, как обещал?
– Да, я пришел ради наших родителей, – ответил Янг.
Увидев, что сопровождающие заняты другими, быстро шепнул:
– У меня есть новость об Эли Боггзе. Ты его помнишь?
– Как я могу его забыть? – спросила Анна. Ее лицо в полумраке было смертельно белым, а под глазами были черные тени: это было лицо трупа, глаза горели огнем. – Он умрет последним, так? Мы поклялись, что к нему смерть придет к последнему!
– Терпение, – шепнул Янг. – Пусть они продолжают верить, что ты – сумасшедшая. Я приду к тебе, когда будет полная луна. И тогда, пока Эли Боггз будет спать в доме на острове Грин, я отвезу тебя к нему.
– От чего он умрет?
– От ран, нанесенных когтями, как Чу Апу. Его душа погибнет, хотя его тело останется живым. Золотая Сестра, он погибнет от когтей.
Анна стиснула бледные ладони, глядя на поднимавшуюся луну.
Ее все это вполне устраивало: Янг, чтобы отомстить за свою сестру, видимо, поменял свои убеждения…
45
На седьмой день процесса над Боггзом, прослушав заключительное выступление судьи Хальма, Милли и Мами смотрели, как вводят в зал Эли и Черного Сэма – чтобы те выслушали приговор. Они замерли, когда судья мрачно объявил:
– Вы, Эли Боггз, и вы, человек, которого знают под именем Черный Сэм, признали себя виновными по обвинению в актах пиратства в открытом море. Вы хотите что-нибудь сказать в свою защиту, прежде чем будет оглашен приговор?
– Нет, – воинственно ответил Черный Сэм.
– Да, – ответил Эли.
Лорд-судья Хальм тяжело вздохнул.
– Говорите, но прошу вас побыстрее. Процесс слишком затянулся, все измучены жаркой погодой, и присяжные уже устали.
– Будет ли официально зарегистрировано все, что я скажу?
– Это английский суд, – холодно заметил судья.
– Хорошо, – сказал Эли и обратился к присяжным заседателям: – Я стою перед вами, и меня обвиняют в совершении актов пиратства, но разве здесь, в колонии, не приходится сталкиваться с подобными вещами на каждом шагу? На всех ступенях общества, начиная с самого могущественного финансиста и до самого низшего слоя криминальной Триады? Вы много дней слушали голословные утверждения и различные обвинения. Эти обвинения были правдивыми, и ни одно из них не относилось ко мне и моему другу. Вы слышали, как главный суперинтендант Морского департамента обокрал свою опекаемую и забрал у нее принадлежащее ей по закону наследство. Вы слышали перечисление обвинений в мошенничестве и обмане против многих официальных лиц. Я вам прочитаю выдержку из английской газеты «Тайме»:
«Здесь, в Гонконге, чтобы оказаться в тюрьме, чтобы пребывать там или выйти на волю, достаточно обвинения стороны одного или нескольких лиц, которые насквозь продажны. Все здесь готовы перегрызть друг другу глотки».
Эли замолчал, переведя дух.
– Вот нас здесь судят – Черного Сэма и меня. Обвиняют в пиратстве… Но я могу вам рассказать об ужасных, отвратительных преступлениях, совершенных теми, кто здесь занимает высокие посты. Разве главного судью этой колонии не отстраняли на какое-то время от работы – за пьянство?
Хальм от стыда низко наклонил голову.
– А разве начальника службы актов гражданского состояния не отстранили от работы за то, что он обвинил окружного прокурора в сотрудничестве с пиратами? И разве не было доказано, что главный инспектор проявлял горячий интерес, и не только по долгу службы, к все расширяющейся сети борделей. А министр, ответственный за колонию, сейчас находится в тюрьме – но обвинению местного журналиста в том, что у него были связи с подпольной опиумной монополией.
– Боггз, Бога ради, сядьте и замолчите! – жалобно попросил лорд Хальм, но Эли продолжал.
– Вице-губернатора обвиняли в том, что он брал комиссионные от владельцев лотков на центральном рынке. А сам губернатор? Не его ли обвиняли газеты в протекционизме? Да что там говорить – его собственный сын работает, успешно пополняя доходы собственного семейства, у одного из самых богатых купцов Хонгса.
Эли пристально посмотрел на присяжных заседателей.
– Если все эти вещи не считаются провинностями, тогда каким образом Черный Сэм и я можем обвиняться в пиратстве? Верно, мы забираем немного товаров, чтобы продать их на Леддер-стрит. Но это сущие пустяки по сравнению с поборами, совершаемыми должностными лицами. Джентльмены, если мы – преступники, то кем же являются эти люди? Они – виновны, этого даже не нужно доказывать, и вы все знаете это.
– Вы кончили, наконец? – Судья Хальм, уже не выдержав, встал.
– Да поможет мне Бог! – воскликнул Эли. – Я еще даже не начинал! Если мне и Черному Сэму суждено болтаться в петле, то мы порядочные люди! Ибо в Гонконге нет закона, кроме закона жадности, алчности и подлости, богачи богатеют все больше, а бедные подыхают с голоду. Вы порасспросите того же Уэддерберна. Такие, как он, успели заработать по целому состоянию, когда тут появился я. Четыре тысячи несчастных кули сорвали с родных мест и отправили морем неизвестно куда. А зачем? Чтобы загрести еще больше денег! И вы еще смеете рассуждать о пиратстве? Тонны опиума тайком переправляются в Китай у вас под самым носом, несмотря на официальные протесты Китая… И мы готовы начать с ним очередную войну, лишь бы не снизились прибыли ваших торговцев, у которых нет ни совести, ни чести! А на днях, едва запахло жареным, все быстренько сплавили в Англию вице-губернатора, чтобы тут не разразился огромнейший скандал, равного которому Гонконг еще не знал! Несколько джентльменов собрались запереть невинную жертву в сумасшедшем доме, чтобы украсть у нее два миллиона долларов. Как можно назвать подобное деяние?
– Сядьте, или я прикажу приставам выбросить вас отсюда! – завопил Хальм.
– Я бы не советовал вам это делать, – предупредил Черный Сэм. Лицо его стало страшным.
Хальм махнул рукой и сел.
– Разрешите мне огласить приговор. Если вы прекратите ваши никому не нужные излияния и соблаговолите меня выслушать, то поймете, что все обстоит не так плохо!
Он начал колотить молотком по столу.
– Когда-нибудь, – продолжал выкрикивать Эли, – историки назовут эту Жемчужину Востока логовом бесправия, грязным притоном коррупции, где английские джентльмены вдали от дома могли жульничать и предаваться блуду!
– Как вы смеете! – взревел судья Хальм. Кейн молча пыхтел от злобы. Но Эли уже было не остановить.
– Вы устроили здесь помойную яму, где слабые умирают, а сильные процветают. Здесь царит моральное разложение. Бедные мрут от истощения, а вы купаетесь в роскоши, созданной для вас теми, кто страдает от голода и холода! Так судите нас, а мы выбьем из-под ваших проклятых ног землю этого несчастного и Богом забытого места!
Верховный лорд-судья Хальм, съежившийся от этих гневных слов, поднял голову, только когда прозвучала последняя фраза.