Так умерла душа Чу Апу, пирата Южно-Китайского моря, того, кто сжег деревню Фу Тан, хотя тело его продолжало жить.

Когда Сулен в ужасе склонилась над постелью, она видела в окне, как бурая лиса большими прыжками убегала под защиту ближайших деревьев. Оказавшись в безопасности, она обернулась, ее глаза сверкнули в темноте двумя угольками.

Вот так Чу Апу угодил в лапы неизлечимого сумасшествия.

Теперь оставался только один пират, которому предстояло отомстить. Это был Эли Боггз.

– Вот и конец нашим трудам, – сказал Янг Анне. – Мы очистили от пиратов Перл Ривер и узнали, что Чу Апу, который сжег нашу деревню, поплатился за это безумством. Чего еще тебе нужно? Не пора ли нам со спокойной душой вернуться домой?

– Не пора, – ответила Анна, – ибо труды наши еще не завершены. Как мы можем вернуться и уверить всех, что все их беды позади, если еще жив такой человек, как Эли Боггз? Я тебе говорила – он тоже должен умереть.

– А в чем его вина?

– В том, что он – пират.

Лиг, который научился уже с ней спорить, ответил:

– Если мы начнем убивать за это, то скоро очутимся в Бухте Байас, где пиратов полным-полно. Нет, Золотая Сестра, я возвращаюсь в Фу Тан. Можешь оставаться и убивать еще сотни пиратов, а я отправляюсь домой.

Сказав это, он поднял узел, который тащил из Стэнли, и взвалил его себе на спину.

– Ты хочешь, чтобы я одна довела все до конца?

– Когда покончишь со всеми, возвращайся в нашу деревню, и я приготовлю цыпленка, чтобы отпраздновать твое возвращение домой. А пока прощай, я ухожу.

Анна долго стояла и смотрела, как он устало тащился по Педдер-стрит, ведущей к парому, который отвезет его вверх по реке к дерене Фу Тан.

– Ты об этом еще пожалеешь! – изо всех сил крикнула ему вслед Анна.

– В этом я не сомневаюсь, – прокричал в ответ Янг. Но все-таки продолжил свой путь.

Весьма значительные для государства и его подданных события совпали с днем свадьбы Милли и Джеймса Уэддерберна, которая состоялась в то время, когда губернатором Гонконга был сэр Джордж Бонэм. Церемонию провел преподобный Джордж Смит, недавно получивший назначение первым епископом Виктории.

«Сегодня, первого апреля 1851 года, в Кафедральном соборе Св. Иоанна епископом Виктории была проведена брачная церемония между Милдред Элизабет Смит, дочерью сэра Джона Смита (недавно скончавшегося), и мистером Джеймсом Александром Уэддерберном, известным бизнесменом и финансистом. На бракосочетании присутствовали как личные гости обоих семейств, так и общественные и политические деятели колонии. По окончании церемонии состоялся прием в саду Дома правительства, на котором присутствовал сам губернатор. Мы также пользуемся возможностью поздравить уважаемого жениха и его молодую невесту.

В связи с тайпиньскими беспорядками на материке мистер Уэддерберн и его молодая супруга едва ли отбудут в Макао, где первоначально предполагали провести свой медовый месяц».

Газета недооценила ситуацию, поскольку материковый Китай был охвачен не просто беспорядками, а пламенем самого мощного из всех своих восстаний.

За всю многовековую историю Китая ни одно столетие не обходилось без вооруженных волнений или восстаний. Тайпиньское восстание, разразившееся за несколько лет до приезда Милли в Гонконг, было классическим примером крестьянского бунта против невыносимого гнета мандаринов.

Когда деспотическая династия Манчу стала терять контроль над дельтой Янцзы, уступая тайной Триаде, Кантон, находящийся совсем рядом с Гонконгом, вскоре оказался в руках восставших. Во главе со студентом-фанатиком Хонгом, весь Китай от Кантона до Шанхая был охвачен бунтом, и манчуйские правители, ослабленные многими годами инфляции, кумовства и коррупции, оставшиеся по сути варварами, хотя и с большими претензиями, не сумели вовремя пресечь деятельность Хонга.

Несколько слов о Хонге. У него безусловно были психические отклонения, чуть ли не приведшие его к религиозному помешательству. Сначала он объявил себя братом Иисуса Христа, после того как прочел одну из миссионерских брошюр. Затем ему привиделось, что он очутился на небе в окружении ангелов и святых, причем во время его пребывания на небесах у него якобы были изъяты его собственные внутренности и заменены какими-то иными органами, кои приравнивали его к богам.

Вернувшись в земную юдоль, он намеревался покончить с тленом и жестокостью, дабы взамен устроить на земле царство любви и добра, иными словами, царство Божье на земле, как то совершил Господь Милосердный. Однако, поскольку у Господа имелось и другое лицо, Хонг действовал соответственно этой его ипостаси: Бога Ветхого Завета, Бога Меча и Огня.

Когда Милли приехала в колонию, число восставших достигло тридцати тысяч человек, и Хонг называл их приверженцами своего Бога. В пруды и озера они прятали ружья и патроны, увернув их в промасленную ткань, готовясь взбунтоваться против маньчжурской династии. Центр восставших находился в местечке под названием Тайпин Тяньго, что означало «Небесное государство всеобщего благоденствия».

Под лозунгом «Царство Божие грядет» Хонг стал вести наступление на города и провинции, изничтожая семьи землевладельцев и знати. По его теории, земля должна принадлежать государству, и правящая маньчжурская династия – всего лишь самозванцы. Ну а поскольку вся собственность принадлежит Богу, то все налоги должны поступать не в казну продажным чиновникам, а в Священную Сокровищницу Господа.

Таким образом право на грабеж как бы передавалось новому обществу вооруженных крестьян или, как они себя называли, Слугам Господа. То есть следовало отобрать богатство и привилегии у одних, чтобы ими отныне могли пользоваться те, у кого их не было.

Убийства, насилие и террор захлестнули центральную часть Китая. Новая власть распоряжалась жизнью и смертью всех, кто оказался в ее подчинении, были приняты новые законы, в соответствии с которыми тайпиньские вожди дозволяли богатым иметь гаремы, а бедным – посещать публичные дома. И в то время как по общегосударственным нормам прелюбодеяние каралось смертью, новая власть привела к повсеместной половой распущенности.

Массовые убийства, доходившие до двадцати тысяч человек, стали обыденным явлением. Миллионы людей от Кантона до Пекина пали под «божьим» мечом, пока бушевало тайпиньское восстание, изничтожившее на корню и всю маньчжурскую династию.

Это восстание не могло не отразиться, и очень существенно, на жизни Гонконга. Десятки тысяч беженцев переправлялись через реку Сянцзян в поисках убежища в Колонию, которая и сама только-только оправилась после последствий первой английской войны, затеянной англичанами из-за запрета ввозить в Китай опиум.

По мере того как небольшие ручейки беженцев превращались в реки, кои привели к настоящему половодью, новая волна иммигрантов хлынула сюда, спасаясь от неминуемой голодной смерти. Эти толпы грозили на целое столетие погубить надежды Гонконга.

Хитрые инвесторы Гонконга и Макао, потеряв свои доходы после первой опиумной войны, хватали беженцев тут же у переправы через реку и заталкивали их в палатки и лачуги, держа там полуголодными, а затем на кораблях сплавляли подальше – куда-нибудь в Калифорнию или Перу, и Частные компании стали наживать огромные состояния, пользуясь наплывом этих отчаявшихся несчастных в Гонконг. Впоследствии это назвали «перевозкой китайцев», но по сути, по мере того как число иммигрантов возрастало, это стало своего рода торговлей желтыми рабами. Вдоль всего гонконгского побережья судостроители из бросового леса сколачивали утлые суденышки, чтобы перевезти человеческий груз на землю, которую называли «Раем».

Сопротивляться этим работорговцам было просто невозможно; специальная полиция Гонконга пресекала всяческое сопротивление побоями. Крупные компании, появившиеся за годы существования Колонии и намеревавшиеся превратить ее в край богатых торговцев и купцов, теперь направили всю свою энергию на торговлю чужим горем и унижением, этот «бизнес» вскоре приобрел колоссальные масштабы.