– Я пришел, чтобы купить пороховой завод Чокнутого Чу, – сказал Эли. – Говорят, теперь он твой.

– Каждый кирпичик, каждая палочка! – Старик смотрел, на Эли своими раскосыми глазами.

– Назови цену!

– Десять тысяч мексиканских долларов.

– Пять тысяч и не валяй дурака!

– Шесть.

– Четыре.

– Шесть тысяч и моя дочь Сулен.

– Четыре, – сказал Эли. – У меня не было женщины полмесяца, но я не покупаю детей. Невинность – товар бесценный.

Папа Тай скривил свое морщинистое лицо.

– Ребенок? Невинная? – Он загоготал. – А разве не она была женой этого зверя Чу Апу?

– Потому она мне и задаром не нужна, – сказал Эли. Услышав это, Сулен сжала кулаки.

Тем временем Эли совал деньги в жадные ладони старика.

– Поговаривают, что чиновник португальской таможни здесь что-то разнюхивает, – сказал он как бы между прочим. – Это так?

– Ищет завод? Ничего подобного! Пока я сам не покажу, как туда добраться, его не найти. Между прочим, приятель, у меня неплохие контакты с борделями Бека де Роза, так что если тебе нужна зрелая женщина, то я тебе достану сию же минуту.

– В Гонконге двадцать шесть борделей. Здесь больше борделей, чем семейных английских домов. Так что мне нет необходимости отправляться в Макао, старина. Как насчет контракта?

Папа Тай написал бумагу, подтверждающую факт продажи порохового завода, и они оба ее подписали.

– А я как же? – спросила Сулен.

– Сколько тебе лет? – спросил Черный Сэм.

– В Месяц Белых Рос мне исполнится пятнадцать.

– Когда станешь женщиной, тогда и поговорим, – сказал Эли.

– Чтоб вас обоих блохи заели, – с ненавистью в голосе произнесла Сулен.

– Счастливо оставаться, – сказал Эли, ставший теперь владельцем порохового завода Стэнли. Забрав договор, он направился к своей посудине.

– А ты покажешь мне завод, папа? – спросила Сулен, глядя им вслед.

– Зачем тебе?

– Потому что мой друг капитан да Коста все время меня спрашивает, где он находится.

– А он заплатит за информацию?

– Пока он хочет только меня.

– Ты стоишь большего, мое дитя. Тебя можно будет продать во время следующего мясного аукциона в Кантоне за несколько долларов, но месторасположение завода стоит приличных денег. Поскольку завод теперь не мой, спроси его, сколько он мне заплатит, если я его туда отведу. – Он коснулся лица девушки своими узловатыми пальцами. – Ты ненавидишь Эли Боггза за то, что он от тебя отказался?

– Я его ненавижу больше всего на свете!

– Тогда продай его. Так ему и надо. В любви, как и в войне, все позволено, как говорят нам эти поганые иностранцы.

В тот вечер, по какому-то странному и темному стечению обстоятельств, Анна Безымянная находилась в своем украшенном цветами сампане и тихонько рыбачила, именно таким образом проститутки гавани, работающие в борделе «Цветок в тумане», завлекали своих клиентов.

История умалчивает о том, специально ли она пыталась завлечь Эли Боггза под навес своего сампана (где обычно клиенты и предавались восторгам любви), но во время судебного разбирательства Эли заявил, что так и было: на суде его обвиняли в пиратстве, что грозило ему виселицей.

Анна пела лучше и нежнее, чем до того как отправила на тот свет нескольких пиратов, и Эли, изучавший купчую на пороховой заводик, только что приобретенный у Папы Тая, отвлекся от своих бумажек.

Был тихий вечер, и вода в гавани была похожа на черный бархат. Эли наклонил голову и прислушался. В дверцу его каюты просунулась голова Черного Сэма.

– Нам везет, хозяин. К нам подплывает украшенный цветами сампан.

– Да? – ответил Эли. – Мне приходилось их и раньше встречать. Я не очень-то люблю на них бывать.

– Но у нее такие благовония, – ответил Черный Сэм. – Чувствуется даже отсюда. После вони стэнлийского базара они просто притягивают нос.

– Если она пахнет так же нежно, как и поет, то позови ее сюда на корабль.

Но в это мгновение пение внезапно оборвалось, что удивило обоих. Черный Сэм вышел на палубу, шаря глазами по темной воде, чуть серебрящейся под лунным светом. Ни волны, ни плеска, как будто рука Господа протянулась с небес и, схватив певицу, унесла ввысь, в бесконечность.

– Ничего не могу понять, хозяин! – крикнул в сторону капитанской каюты Черный Сэм. – Она испарилась.

– Не переживай так, Сэм, – ответил Эли. – Утром мы будем в Макао и подцепим пару желтых розочек.

– Нет, это не для меня, хозяин, – сказал Сэм. – Понимаешь, – продолжал он, – я очень разборчив, если дело касается женщин. Как и тебе, хозяин, мне совсем не все равно, с кем миловаться. Здесь в этих гаванях они все очень разные – и по размеру, и по национальности, – от маленьких бирманских красотулечек до здоровущих дылд с Севера. Я даже знал одну женщину из Шанцы с ярко-рыжими волосами…

– А то я всего этого не знаю, – перебил его Эли, которому уже надоело выслушивать эти рассуждения.

– Женщина, которая бы меня возбудила, должна быть большой, чтобы было за что подержаться, а улыбка у нее должна быть широкой, как простыня пуританина, вот так-то!

– Ну, я не настолько разборчив, – сказал Эли, – главное, чтобы у нее было две ноги, ну и все прочее, остальное меня не волнует.

– Ну это-то ясно! Эти бабы появляются и исчезают, и ты берешь их, когда тебе здорово приспичит, и ты больше не можешь терпеть.

– Да ладно, кончай трепаться, – сказал Эли, растянувшись на койке.

– А что, разве не так? Вот взять тебя. Разве ты хоть раз брал женщину с удовольствием после того, как здесь на корабле побывала эта коротышка-англичанка? Ни разу. А ведь уже прошло несколько месяцев.

– Да у меня каждые две недели новенькая! Не говори глупостей!

– Но влюбился ты все же в эту конопатую. Признайся!

– Иди ты к черту! – сказал Эли.

– А помнишь, мы захватили торговое судно? Мы взяли их на абордаж, забрались на борт, захватили добычу, чтобы потом продать ее туземцам. На этом корабле были потрясающие бабенки – в жизни таких красоток не видывал. Но ты на них даже и не взглянул.

– Довольно!

– С тех пор как ты встретил ту девчонку, ты больше ни на кого и не смотришь. Я просто не могу понять – не такая она уж и красавица.

– Оставь ее в покое, – рявкнул Эли.

– Но ведь я же прав – разве не так?

– Она мне подходит, только я ей не подхожу.

– Откуда ты знаешь? Ты даже и не пытался.

– Она живет в другом мире, Черный Сэм.

– Ну уж конечно! Она живет на другой стороне залива, вот и все.

– Для меня это тысячи миль.

Наступила тишина. Голос Анны снова зазвучал в лунной ночи, как пение скрипичной струны, но они не слышали его.

После небольшой паузы Черный Сэм продолжал:

– Вот, значит, как! Если хорошенько подумать, то мы с тобой во многом похожи, Эли Боггз. Скоро я встречу молодую негритяночку с губами, как черные розы, и глазами, как огромные жемчужины, и когда я обниму ее, она поймет, что я – ее мужчина. И в один прекрасный день, хочешь ты этого или нет, ты увидишь, как улыбнется тебе веснушчатое личико… И это будет мордашка той девушки, которой ты позволил выскользнуть из своих рук, – но больше этого не повторится, хозяин. Понятно? Мне сказали об этом звезды. Она для тебя!

– Остынь немного, – сказал Эли, – давай побольше спать и меньше философствовать. У тебя слишком большой рот – как гальюн на нашем судне, так что лучше закрой его! – Черный Сэм удалился, широко улыбаясь.

Море было спокойно и неподвижно. Недавно прошел легкий дождик, слегка постукивая по крыше над спящим Эли.

Где-то там, на востоке, бушевал тайфун, вздымавший маленькие лодчонки и сампаны, чтобы через минуту разнести их в щепки своими мутно-серыми мощными волнами. Но в бухте Стэнли дул лишь нежный ветерок.

Неожиданно в иллюминаторе его каюты «Ма Шан» возникло лицо Анны – как мордочка какого-то морского создания, обрамленное мокрыми волосами. Ее волосы были мокрыми, а глаза внимательно оглядывали каюту, не упуская ни малейшей детали, в конце концов задержавшись на спящем. Потом лицо исчезло, как будто она снова опустилась в морскую пучину.