– Конечно, не понимаете. Поднимемся на палубу? Эли Боггз – весьма загадочная личность, подумала Милли. Своими недомолвками он невольно заставлял работать воображение, дополняя недосказанное. Они стояли рядом, вглядываясь в безмятежный океанский простор.

– Вы долго пробудете в Гонконге? – спросила Милли.

– Ни в коем случае. Мои ребята и я работаем одиннадцать месяцев в году, потом едем на Восток и даем себе волю. Нас пятеро – я, малаец, негр и двое китайцев из Гонконга, у которых жены в Шаукиване.

– Это район, где орудуют пираты?

Эли быстро взглянул на нее.

– Вы об этом знаете?

– Мне писал об этом отец. Он называл их отбросами Китайского моря.

Он пожал плечами.

– Ну это как сказать. Все же самые отвратительные – это торговцы опиумом. По сравнению с ними пираты получают просто жалкие гроши. У торговцев опиумом, вот у них действительно деньги.

– Еще он писал, что власти стали строже относиться к контрабанде, а британский флот патрулирует в районе Перл Ривер.

Он улыбнулся.

– Вы хорошо информированы.

– Да, благодаря отцовским письмам. А после помолвки почти каждую неделю мне пишет Джеймс. В Морском департаменте он второй человек после моего отца и знает почти все, что вокруг происходит.

– Джеймс Уэддерберн? Управляющий? Милли кивнула.

– Это тот человек, за которого я выхожу замуж. На лице его появилось удивленное выражение. – Но ему пятьдесят лет!

– Ну и что из того?

Море вспенивалось белым кружевом волн, а старый корабль, постанывая и покряхтывая, пробирался вперед, как какая-нибудь толстушка, в тесном корсете, переваливаясь, бредет на рынок. Эли хотел что-то сказать, но она опередила его:

– Это мое личное дело.

– Я просто несколько удивился, только и всего – Не вы первый.

Он начал прогуливаться по палубе. Милли тоже составила ему компанию.

– Думаю, что Джеймс Уэддерберн – хороший человек, и он много сделал для Морского департамента. Вы хорошо его знаете?

– Не очень. Мне пришлось с ним пообщаться, когда он выступал на последнем правительственном заседании по поводу Указа о пиратстве. Он хорошо разбирается в законах.

– Мой отец тоже так считает.

– Но это вовсе не означает, что из него получится хороший муж!

– Об этом судить только мне. – Этой фразой она хотела пресечь все дальнейшие обсуждения, но у нее ничего не получилось.

– Он, конечно, задал жару Цыплятам с Большими Глазами.

– Цыплятам с Большими Глазами?

– Пиратам. В народе считают, что, когда встречаешь китайскую джонку с пушкой на борту и с двумя нарисованными на носу глазами, это не к добру.

– До недавнего времени я думала, что пираты – достояние прошлого столетия.

– Только не в этих местах. Китай всегда отстает от времени. Эти места, от Биасской бухты и на запад до Макао, кишмя кишат пиратами.

Он красивый, подумала Милли. И, как многие красивые мужчины, хорошо об этом знает. Была в нем некая ленивая грация, свидетельствовавшая о недюжинной силе. Его куртка, открывавшая его торс, почти полностью позволяла видеть литые мускулы. Когда он улыбался, а улыбался он часто, то у него был вид типичного охотника за женщинами. Она дала бы ему лет тридцать, интересно, он женат?

Как бы прочитав ее мысли, он вдруг сказал:

– Впервые я встретился с Цыплятами с Большими Глазами десять лет назад, мне было тогда только двадцать лет. Они захватили корабль у Парасельских островов – послезавтра мы будем там, – это группа островов у Тонкинского залива. Там полно пиратов – тех самых «отбросов», о которых упоминал ваш отец. Они первым делом повесили капитана, потом выбросили за борт половину экипажа, а оставшихся связали.

– Это ужасно!

– Я спасся тем, что убежал на корму и спрятался за рулем. Сначала они ограбили корабль, потом подожгли и бросили.

– А вы спаслись?

– Иначе меня бы здесь не было, дорогая моя попутчица. Я поднялся на палубу и развязал команду. – Он с улыбкой посмотрел на солнце. – Десять лет… А кажется, прошло уже сто лет. Я ехал в Гонконг на свою свадьбу – как вы теперь.

– Как ее звали?

– Аннет. Она была вашей ровесницей, но у вас волосы темные, а у нее были светлые. У нее была вот такая талия, – он показал пальцами, какая именно.

– И теперь вы едете к ней?

– О Боже, нет. Она умерла много лет назад. – Он пожал плечами с видом человека, которого уже ничто не волнует. – Отец ее был француз, а мать – китаянка. Мы прожили в Гонконге шесть месяцев, но ее так и не признали, потому что она – евразийка. Чертовы снобы. – Он, отвернувшись, в первый раз выругался.

– Иметь французское происхождение было, конечно, чревато некоторыми неудобствами: Гонконг так и не смог пережить битвы при Ватерлоо! Но быть к тому же и наполовину китаянкой… Этот наш брак сделал нас изгоями. Там царят социальные условности. Нам приходилось очень несладко.

– Простите меня.

– Не просите прощения, мисс Смит. Просто в своем уютном маленьком английском гнездышке так не поступайте никогда.

Она не могла на него обижаться – так искренне он говорил.

– Как умерла ваша жена?

– Родильная горячка. У акушерки-китаянки были грязные руки. Я искал доктора-европейца, но потом не хватило денег, и все дело кончилось какой-то трущобой.

– Вы больше не женились?

– Чтобы в моем-то возрасте лезли ко мне в душу! Я свободен, как птица, ни в кого не влюблен и отношусь к жизни просто.

– И, как я слышал, к женщинам тоже, – сказал подошедший к ним капитан О'Тул. Он похлопал Милли по плечу. – Поэтому, милая девушка, вы того и гляди можете угодить к этому мошеннику в постель.

– Клянусь, в мои намерения не входило ничего более невинных прогулок по палубе, – запротестовал Эли.

Милли весело улыбнулась, стараясь точно изобразить ирландский акцент, и заявила:

– Целых два ирландца сразу, поди разберись теперь, кому из них можно верить.

Позже, когда на небе повисла летняя, похожая на голландский сыр луна, Милли пошла переодеться к обеду. Из каютного шкафчика она достала ярко-зеленое платье, рекламу которого видела в «Журнале мод», переходившем из рук в руки в пансионе. Платье было длинным, до самого пола, с пышной юбкой и смелым вырезом на лифе, плечи были открыты. Кто-то ей однажды сказал, что у нее самые красивые плечи в Бродхерсте.

– Пользуйся тем, что у тебя красивые плечи, – советовала ей ее подруга Мэйзи. – На тебя, как и на меня, лучше смотреть сзади.

Да, Милли с грустью вынуждена была себе признаться: ее фигуре очень недоставало женских округлостей.

Она натянула длинные, отделанные кружевом панталоны и завязала их на талии большим красным бантом, – с точки зрения матрон в пансионе, это было очень вызывающим. Потом, сидя перед зеркалом за маленьким столиком, Милли впервые в жизни тщательно наложила пудру и румяна: ровно столько, чтобы подчеркнуть свой нежный цвет лица и не выглядеть при этом, как падшая женщина. Довольная достигнутым результатом, она встала, наклонившись к зеркалу ближе. Она здраво рассудила, что она – вовсе не красавица, но и далеко не дурнушка. Ее талию едва ли можно было обхватить руками, но туго зашнурованный корсет придавал ей определенную форму и изысканность. Она прикинула, стоит ли ей воспользоваться турнюром, но потом отбросила эту мысль, поскольку тогда более плоской будет казаться и без того скромная грудь.

А теперь аромат роз – именно этими духами следует пользоваться дамам, если они хотят пленить мужчину. Уж теперь-то человек по имени Эли Боггз, чаевод, морской пират, бабник и вдовец…

А как же Джеймс Уэддерберн? Как же с ним?

В узких коридорах старого корабля тихим эхом отозвался звук гонга. И романтическим размышлениям Милли пришел конец. Суиткорн постучал в дверь.

– Пожалуйста, идите, мисси, – позвал он. – Капитан уже за столом.

– Иду, – сказала Милли, стараясь унять сильно бьющееся сердце.

За столом сидели шестеро мужчин, все, кроме капитана О'Тула, в очень вольных затрапезных костюмах, какие обычно носят в тропиках. Все шумно хлебали суп, нимало не заботясь о правилах хорошего тона. Эли в знак приветствия слегка приподнял голову и тут же снова уткнулся в свою тарелку.