— Я только этим и занималась, папа. И в детстве, и в университете. Теперь, я слышала, Несса твердо стоит на собственных ногах.

— Это все мои башмачки. Я купил их когда-то у дряхлой старухи и украсил, как когда-то научил меня Черепашье Сердце. Я хотел, чтобы в них Несса чувствовала себя красивой, но и подумать не мог, что их кто-то заколдует. Нет, я не против, заколдовали и ладно. Но Несса теперь считает, что ей не нужна ничья помощь — ни чтобы вставать, ни чтобы управлять страной. Она совсем перестала меня слушать. Мне даже кажется, что эти башмачки опасны.

— Почему ты не подарил их мне? — прошептала Эльфаба.

— Зачем они тебе? У тебя было свое оружие: твой голос, твое упрямство, даже твоя жестокость.

— Жестокость? — вскричала она.

— Ода, вдетстветы была сущим дьяволенком. Сейчас это, конечно, не важно — люди меняются, — но тогда тебя страшно было подпускать к другим детям. Ты успокоилась лишь тогда, когда мы начали путешествовать и тебе пришлось нести малютку Нессу. Она тебя угомонила, скажи ей спасибо. Нессароза с детства была настоящей святой и очаровывала всех, даже тебя, своей беззащитностью. Ты-то, конечно, забыла.

Эльфаба действительно забыла и не хотела вспоминать. Даже мысль о том, что ее считали жестокой, уже забывалась. Она копалась в себе, выискивая любовь к отцу, несмотря на то, что он опять пытался сделать ее прислугой для младшей дочери, и остановилась на его заботе о манчиках. Вечный пастырь, пекущийся о своей пастве. Что ж, хотя бы за эту преданность народу его можно любить.

— Мы еще потом поговорим, и я поспрашиваю тебя о Черепашьем Сердце, а пока пойду проведаю сестрицу. Я подумаю над твоим предложением, папа. Не представляю себя в правительстве вместе с тобой и Нессой — а то и с Панци, если и он туда войдет, — но обещаю не спешить с выводами. Кстати, как поживает Панци? — спросила Эльфаба, поднимаясь.

— В тылу врага, как это говорится. Своенравный мальчишка. Ох, пропадет он, когда заварится настоящая каша. Знаешь, он стал похож на тебя.

— Неужели позеленел?

— Упрям стал очень. Не меньше твоего.

Пока Нессароза совершала утреннюю молитву в часовне наверху, Фрекс представил Эльфабу охранникам, распорядившись, чтобы ее пропускали и в доме, и в окрестных владениях. В конце концов, Эльфаба могла еще стать правительницей Свободной Манчурии. Пока он смотрел вслед зеленой дочери, которая уходила по мраморным коридорам, волоча за собой метлу, как служанка, и оглядываясь на золоченые фигуры, атласные занавески, вазы с живыми цветами, слуг в ливреях и портреты, Фрекса глубоко в груди кольнуло привычное чувство вины за то, что он неправильно ее воспитал. Зато она хотя бы вернулась.

Эльфаба нашла часовенку наверху, в конце очередного коридора, отделанного не так, как остальной замок: изысканнее, но вместе с тем и строже. Здесь все еще шел ремонт: видимо, Нессароза приказала заштукатурить стены с фресками, чтобы они не отвлекали от духовных раздумий. Эльфаба села на скамеечку между лестницами, кистями и ведрами с побелкой. Она даже не стала делать вид, что молится, — просто сосредоточилась на незакрашенной части стены. Там было изображено несколько довольно пухлых ангелов, вернее, ангелиц, парящих на внушительных крыльях. Одежда их, видимо, специального ангельского покроя, даже не оттопыривалась на месте крыльев, а сами крылья, ровные, аккуратные, без вздутых вен, легко держали их весьма корпулентные тела. Художник явно задумывался, каких размеров должны быть крылья, чтобы поднять столь пышных дам. По его представлениям выходило примерно втрое длиннее рук, с небольшой поправкой на пышность форм. Интересно, если ангелы добираются до Иной земли на крыльях, можно ли долететь туда на метле?

Тут Эльфаба поняла, что страшно устала: обычно она сразу отсекала всякий унионистский бред вроде загробного мира, того света, Иной земли. «Пора вспомнить биологию, — решила она. — Все те открытия, которые сделал профессор Дилламонд, — какие-то из них я ведь почти поняла. Пришью, например, Чистри крылья, пусть летает вместе со мной. Будет веселее».

Она поднялась и пошла искать герцогиню.

Нессароза почти не удивилась появлению сестры. Наверное, привыкла быть в центре внимания, решила Эльфаба. Хотя, если подумать, она всегда там находилась.

— Эльфи, дорогая, — только и сказала Нессароза, оторвав взгляд от двух одинаковых книг, раскрытых перед ней специально для того, чтобы она могла прочесть сразу четыре страницы, прежде чем звать кого-нибудь их перевернуть. — Иди сюда, давай поцелуемся.

— Здравствуй, Несси. — Эльфаба чмокнула сестру в щеку. — Хорошо выглядишь. Как дела?

Нессароза встала, сверкнув серебряными башмачками, и широко улыбнулась.

— Слава богу, не жалуюсь. Господь дает мне силы.

Эльфаба не рискнула с ней спорить.

— Вижу, ты поднялась — и не только на ноги. Ты приняла важную роль, которую отвела тебе история. Я горжусь тобой.

— Не стоит гордиться, это грех, — нравоучительно произнесла Нессароза. — Но спасибо на добром слове. Я так и думала, что ты приедешь. Тебя отец сюда вытащил? За мной присматривать?

— Никто меня не вытаскивал, но папа действительно писал.

— Непривычно, наверное, попасть в самое пекло после стольких лет одиночества? Где ты пропадала?

— Да так: то тут, то там.

— Знаешь, а мы ведь думали, что ты погибла. Будь другом, накинь мне на плечи шаль и застегни вот здесь, чтобы не звать служанку. Спасибо. Да, мы уж боялись, что тебя нет в живых. Взяла и бросила меня одну в Шизе. Это же ужас что такое! Кстати, только что вспомнила, я ведь до сих пор на тебя сержусь.

Нессароза мило улыбнулась. По крайней мере, отметила Эльфаба, чувство юмора у сестры еще осталось.

— Может, я и правда поступила нехорошо, но кто в молодости не ошибается? — сказала Эльфаба. — Тебе это, как я посмотрю, сильно не повредило.

— Мне целых два года пришлось одной терпеть кошмарную Кашмери. Глинда выпустилась и уехала, няня мне помогала, но уже тогда была стара. Кстати, ты ее видела? Она поехала тебя разыскивать. Меня спасла вера.

— Да, вера — она такая, она может. Когда есть.

— Ты говоришь так, словно все еще живешь в тени сомнения.

— Давай не будем отвлекаться: у нас есть более важные темы для разговора. В твоих руках — ой, прости, я стала забывать… От тебя зависит судьба революции и целого народа. Поздравляю.

— Ах, мирская суета… Посмотри лучше, какая погода хорошая. Пойдем прогуляемся по саду, подышим свежим воздухом, а то ты уже совсем позеленела…

— Один-один.

— …А потом поговорим о политике. У меня скоро встреча, но время для небольшой прогулки еще осталось. Все равно тебе нужно познакомиться со здешними местами. Пошли, я покажу.

Эльфаба ненадолго заполучила внимание сестры. При внешней беспечности Несса ни на секунду не забывала о своем насыщенном расписании и часами готовилась к разным встречам.

Они говорили о пустяках, вспоминали детство, университет, друзей. Эльфаба пыталась перевести разговор на что-нибудь более серьезное, но Нессароза всегда ее останавливала. Иногда она разрешала старшей сестре присутствовать на приеме просителей. Впечатление, которое они произвели на Эльфабу, было не из лучших.

Один раз явилась старуха из деревеньки в Зерновом краю. Она подобострастно раскланялась, и Нессароза одарила ее лучезарной улыбкой. Посетительница пожаловалась на племянницу, которая, влюбившись в местного дровосека, Ника Востра, собирается бросить ее и выйти замуж. Придется старухе, чьих трех сыновей забрали в ополчение, одной убирать урожай. Старуха заверяла, что не справится, зерно пропадет, и она разорится.

— А все из-за какой-то свободы, — сварливо закончила она.

— Чего же вы хотите от меня? — спросила правительница Манчурии.

— Сделайте что-нибудь с этим дровосеком, а я вам дам двух Овец и Корову.