— Хотите, Черепашье Сердце принесет вам воды и поможет лечь? — спрашивал взволнованный квадлин, положив мягкие, как телячья кожа, пальцы священнику на плечо.

Фрекс опомнился, вздрогнул, осознал, что давно уже перешел на крик. Мелена с няней притихли и испуганно смотрели на него. На сковородке шкворчала рыба.

— Ерунда, я здоров, это просто так говорится, — отмахнулся он, но в душе был тронут заботой чужестранца. — Давайте ужинать.

Они расселись. Эльфаба не притронулась к еде, только выковыряла у рыбы глаза и попыталась приклеить их бескрылому воробышку. Няня по привычке жаловалась на холодный ветер с озера, на радикулит и желудок. Ее пучило. Фрекс как можно незаметнее отодвинулся от старушки подальше и оказался рядом с Черепашьим Сердцем.

— Так вам все понятно, — спросил он, кивая на рисунок. Квадлин вынул рыбьи кости изо рта.

— Где место Изумрудного города?

— Прямо посередине.

— И в нем сидит Озма?

— Да, Озма, владычица земли Оз, как о ней говорят. Хотя истинным владыкой, истинным повелителем наших сердец, может быть только Безымянный Бог.

— Как может править тот, у кого нет имени?.. — начал было Черепашье Сердце, но Мелена его оборвала.

— Никаких богословских споров за ужином, — мелодично напомнила она. — Так у нас повелось с первого дня свадьбы, а мы чтим традиции.

— К тому же я последовательница Лурлины, — сказала няня и состроила мину в сторону Фрекса. — Ты слышал о ней, чужеземец?

Черепашье Сердце покачал головой.

— Запрет на богословские споры уж тем более распространяется на языческий вздор, — запротестовал Фрекс, но няня, будучи гостьей и притворившись тугой на ухо, упрямо продолжала:

— Лурлиной зовут королеву фей. Проносясь над песчаными пустынями, она заметила зеленую цветущую землю Оз. Оставив здесь наместницей свою дочь Озму, Лурлина пообещала вернуться в час тяжелейшей нужды.

— Ха! — не выдержал Фрекс.

— Вот тебе и «ха», — оскорбилась няня. — Я имею такое же право на свои взгляды, как и ты, Фрекспар Благочестивый. И в отличие от тебя в беду за них не попадаю.

— Няня, успокойся, — попыталась остановить ее Мелена, втайне предвкушая ссору.

— Все это глупости, — заявил Фрекс. — Те, кто видел Озму или хотя бы ее портреты, сразу признают в ней уроженку Желтой страны. Широкий лоб, зубы лопатами, светлые волосы, внезапные перепады настроения, все больше в гнев, — типичные черты гилликинца. Да ты сама ее видела, Мелена, скажи им.

— О, она по-своему красива, — ответила его жена.

— Дочь королевы фей? — переспросил Черепашье Сердце.

— Опять глупости! — всплеснул руками Фрекс.

— Ничего не глупости, — отрезала няня.

— Об Озме говорят, будто она возрождается, как птица феникс. Ха, ха и еще раз ха! За последние триста лет нами правили совсем разные женщины. Озма Двуличная была инокиней-затворницей и спускала свои указы в корзинке из монастырской башни. Дурная была, как мартовский заяц. Озма Воительница покорила Марранию и наложила на нее дань драгоценными камнями для украшения Изумрудного города. Озма Начитанная всю свою жизнь только и делала, что копалась в родословных. Озма Ненавистная держала ручных горностаев, а прозвище свое получила за то, что обложила крестьян непомерной податью для строительства Дороги из желтого кирпича, которую все никак не закончат. Еще посмотрим, что из этого выйдет.

— А какая Озма сейчас? — спросил Черепашье Сердце.

— Последнюю Озму я видела своими глазами, — сказала Мелена. — Во время зимних торжеств в Изумрудном городе. Меня, пятнадцатилетнюю, впервые вывезли в свет, в городской дом деда. Эту Озму прозвали Клистирной за плохое пищеварение. Она была толстой, как кит, но одевалась со вкусом-. Я видела ее с мужем Пасториусом на Празднике песни и любви. Хотя теперь она уже предпоследняя.

— Предпоследняя? — недоуменно переспросил Черепашье Сердце.

— Недавно Озма Клистирная умерла от отравления, — сказал Фрекс. — Поговаривают, не обошлось без изрядной порции крысиного яда.

— Умерла, — добавила няня, — и дух ее перешел к дочке, Озме Типпетариус.

— Тип-пе-та-ри-ус, — с трудом повторил квадлин.

— Пока народ не подберет ей более подходящего имени, — хмыкнул Фрекс.

— Новая Озма едва ли старше нашей Эльфабы, — сказала Мелена. — Поэтому пока за нее правит отец, регент Пасториус.

Черепашье Сердце изумленно качал головой, Фрекс досадовал, что они говорят о мирских правителях вместо небесных, а на няню напал очередной приступ несварения, от которого все едва не задохнулись.

Все-таки, несмотря на глупые разговоры, Фрекс радовался возвращению домой. Он смотрел то на красавицу-жену (сегодня она прямо сияла), то на сидящего рядом вежливого чужеземца. Священник уже предвкушал, как будет заполнять духовную пустоту гостя.

— А еще в тайной пещере под страной Оз живет страшный змей, Дракон времени, — внушала няня. — Говорят, наш мир — это его сон, и как только Дракон проснется, мир рухнет.

— Да прекратится когда-нибудь эта ересь?! — взревел Фрекс.

Эльфаба подползла к столу на четвереньках, оскалилась и зарычала, как будто знала, что такое дракон, и пыталась его изобразить. Зеленая, она и вправду походила на маленького дракончика.

— Фабала, милая моя, перестань, — упрашивал ее отец, но малышка упрямо продолжала рычать.

Прошла весна, близилось к концу лето. Давно минула весенняя свежесть, на смену ей пришла засуха. Мелена с няней стирали белье в тоненьком ручейке. Эльфаба, вечный враг воды, объедала дикую грушу. Она пригнула деревце и вертела головой, хватая зубами кислые карликовые плоды и выплевывая косточки.

— Тут бродит какой-то зверь, — говорила няня. — Я несколько раз видела, как вечером кто-то шныряет по папоротникам. Какие здесь вообще водятся животные?

— Ничего крупнее белки, — отмахнулась Мелена.

— Это точно не белка, ты уж мне поверь. Может, медведь?

— Здесь нет никаких медведей. Ходили слухи, будто на холмах живут горные тигры, но никто никогда их не видел. Впрочем, они звери осторожные, пугливые и не спускаются к человеческому жилищу.

— А волки? Тут не водятся волки?

— Няня, ну мы же не в лесу живем! Здесь, конечно, глухомань, но очень спокойная. И нечего пугать меня рассказами про волков и медведей.

Эльфаба, которая пока не разговаривала, глухо заворчала — видимо, изображая волка. Или медведя.

— Не нравится мне все это, — поежилась няня. — Хватит уже стирать, пошли домой, мне надо с тобой потолковать. А малышку лучше оставь со стеклодувом.

— Это еще зачем? Все равно она ничего не понимает.

— Не разговаривает — еще не значит, что не понимает. По-моему, так наоборот, она понимает слишком много.

— Даты посмотри на нее! Мажет себя грушей, как помадой.

— Скорее как боевой краской.

— Милая нянечка, хватит вредничать. Стирай лучше. Видишь, какое грязное белье.

— Я даже не спрашиваю, чей здесь пот и чье семя.

— И хорошо, что не спрашиваешь. Только нравоучений мне еще не хватало.

— А ведь рано или поздно Фрекс все узнает, никуда не денешься. Эта твоя новая склонность к послеобеденным снам… Впрочем, тебя всегда тянуло к парням со здоровой колбасней и парой круто сваренных яиц.

— Няня, хватит! Это вообще не твое дело!

— А жаль, — вздохнула та. — Вот что значит старость. Все говорят, опыт, опыт, — а я бы хоть сейчас обменяла его на такого вот колбасника.

Мелена брызнула в нее водой. Старуха заморгала, но тему сменила.

— Живи как знаешь. Твой сад — тебе его засеивать, тебе и урожай собирать. Я вообще-то хотела поговорить об Эльфабе.

Мелена бросила взгляд на дочку. Та сидела на корточках возле груши, неподвижная, как изваяние, как маленький сфинкс, и внимательно на что-то смотрела. На ее нос села муха, но Эльфаба и бровью не повела. В следующее мгновение она прыгнула и шлепнула руками по земле: ну просто зеленый безволосый котенок за ловлей бабочек.