Мелена побледнела. После рождения дочки о своем здоровье она и не думала. Неужели ей тоже что-то угрожает?

— Только честно. Мне нужно знать правду.

— Правду? — оглушенно произнесла Мелена. — Ее я и сама не знаю.

— То есть как?

И Мелена объяснила. Да, их дом стоит особняком; да, со здешними крестьянами, рыбаками и прочей деревенщиной она обменивалась не более чем сдержанными приветствиями, но пока дождешься проповедника-мужа, соскучишься так, что кидаешься на первого встречного, лишь бы зашел, поговорил…

— И все? — недоверчиво спросила няня.

В те тяжелые дни, продолжала бормотать Мелена, она пристрастилась к листьям иглодольника. Когда к закату солнца (или приходу мужа) она просыпалась, то мало что помнила.

— Это что же получается? — Няня была возмущена. — Согрешила с кем-то, а теперь и не помнишь?

— Я не знаю, — простонала Мелена. — Сама бы я не стала, если была, конечно, в трезвом уме. Но помню, один бродячий торговец угостил меня каким-то крепким снадобьем из зеленого пузырька. Я тогда видела странные сны, будто из Иного мира: про города из дыма и стекла. Там были такие цвета и звуки… Я хотела запомнить…

— А пока ты спала, тебя преспокойно могли изнасиловать эльфы. Вот обрадуется твой дед, когда узнает, как Фрекс заботился!

— Перестань!

— Нет, ну я не знаю, что с вами делать! — Няня потеряла терпение. — Кругом сплошная безответственность. Если ты даже не помнишь, нарушала супружескую клятву или нет, нечего строить из себя святошу.

— Ребенка всегда можно утопить и начать снова…

— Ага, попробуй, — проворчала няня. — Такую ни одно озеро не примет.

Позже няня перебирала скромную домашнюю аптечку из высушенных трав, корешков, листьев и настоек, не особо надеясь найти отбеливатель для девочкиной кожи. В дальнем углу аптечки она увидела тот самый зеленый пузырек, о котором говорила Мелена. Своими подслеповатыми глазами няня разобрала в тусклом свете надпись на этикетке: «Волшебный эликсир».

Несмотря на прирожденный дар к врачеванию, няня так и не придумала снадобья, которое очистило бы кожу маленькой Эльфабы. Не помогало и купание в коровьем молоке, а в тазик с озерной водой девочка опускать себя не давала: упиралась и царапалась, как кошка. Няня продолжала мыть ее в молоке, которое, если недостаточно тщательно вытереть, оставляло после себя отвратительный запах. Фрекс провел обряд изгнания бесов, который включал в себя много свеч и молитв. Няня наблюдала с безопасного расстояния. Священник сверкал глазами и от натуги обильно потел, несмотря на холодное утро. Запеленатая малышка преспокойно спала. Ничего не менялось. Наконец измученный Фрекс рухнул на молитвенный коврик и прижал к себе зеленую дочь, будто смирившись с посланным ему наказанием. Мелена помрачнела. Неиспробованным оставалось только одно средство, и накануне отъезда няня набралась смелости заговорить об этом.

— Народные средства не помогли, — начала она. — Духовное вмешательство тоже. Не настало ли время подумать о колдовстве? Нет ли здесь волшебника, способного избавить девочку от зеленой напасти?

Не успела старушка опомниться, как Фрекс бросился на нее с кулаками. От неожиданности няня упала со стула, и Мелена засуетилась вокруг с причитаниями.

— Как вы смеете? — кричал Фрекс. — В моем доме! Мало мне зеленой дочки! Колдовство — это вероотступничество! Страшный грех, если не откровенное шарлатанство! Договор с дьяволом!

— У, раскричался, — защищалась няня. — Святая простота, да разве ты не знаешь, что клин клином вышибают?

— Няня, перестань! — взвизгнула Мелена.

— Надо же, поднять руку на немощную старуху, — обиженно ворчала няня, поднимаясь. — Которая только хотела помочь.

Следующим утром няня собрала дорожную сумку. Больше ей здесь делать нечего, и даже ради Мелены она не собиралась проводить остаток дней с религиозным фанатиком и больным ребенком. Опасность для девочки миновала; теперь родители вряд ли ее убьют. Фрекс отвез няню на постоялый двор в Сланцовке, откуда ее заберет почтовый экипаж. Она все так же, боясь разбойников, опасливо прижимала сумку к своей обширной груди. В сумке лежала золотая подвязка (на худой конец, всегда можно сказать, что подвязку подсунули без ее ведома, а то поди объясняй, как подвязка очутилась у нее на ноге), а также пополнение: полюбившийся няне вязальный крючок с красивой ручкой, три молитвенные бусины Фрекса с изящно вырезанными узорами и зеленый пузырек с «Волшебным эликсиром», оставленный проезжим торговцем страстными снами.

О малышке она не знала, что и думать. Была ли Эльфаба порождением дьявола или полуэльфом? Досталась ли она в наказание за бессилие отца или за распущенность матери? Или просто уродилась больной, как дурное яблоко или теленок с пятью ногами? Няня понимала, что слишком мало знает, чтобы разрешить эту загадку. Ее мир был непредсказуем и туманен, управляем богами, демонами и колдовством. От нее, правда, не ускользнуло, что оба родителя до самого последнего не сомневались в рождении сына. Сам Фрекс был седьмым сыном седьмого сына и, кроме того, священником в седьмом поколении. Любой ребенок крепко бы подумал, прежде чем вмешиваться в такую математику.

Возможно, размышляла няня, маленькая Эльфаба сама выбрала себе пол и цвет кожи — и к черту родителей.

Прошел год, наступила дождливая весна и ненадолго прогнала засуху. Свежей зеленой водой хлынула она на Вендову пустошь: пенилась у заборов, бурлила вдоль дорог, капала с крыш гирляндами вьюнов и плюща. Мелена ходила по двору легко одетой, подставляла бледную кожу солнечным лучам и впитывала в себя тепло, которого ей так не хватало зимой. Пристегнутая к стулу полуторагодовалая Эльфаба стучала ложкой по карасику на тарелке.

— Да ешь же ты, господи, не дави несчастную рыбу, — вздохнула Мелена.

С тех пор как малышке освободили рот, мать и дочь стали уделять друг другу больше внимания. К своему удивлению, Мелена стала замечать, что Эльфаба тоже бывает очаровательной, совсем как обычные дети.

Оставив богатое родовое имение, Мелена теперь каждый день видела одно и то же: гладь Бедового озера, по ту сторону которого темнели домики Закамышья, а дальше лежали сонные холмы. Мир ее сморщился до жалкой лачуги и воды. Она сходила с ума от скуки. Казалось, если бы поблизости появились даже дурашливые эльфы, Мелена стремглав побежала бы к ним ради разговора, компании, секса.

— Твой отец эгоист, — говорила она маленькой Эльфабе. — Шляется невесть где всю зиму, а мне оставил тебя за компанию. Ешь рыбу, слышишь? Скинешь со стола — больше не получишь.

Эльфаба подцепила ложкой карасика и сбросила его на землю.

— К тому же лицемер, — продолжала Мелена. — Он был слишком хорош в постели для священника, вот тогда-то я его и раскусила. Святые люди должны быть выше плотских страстей, а он очень уж люб ил наши ночные развлечения. Давно это было… Только ты не говори, что мы его вычислили, а то он очень расстроится. Мы ведь не хотим огорчать папу, правда?

И Мелена зашлась в истерическом смехе.

Эльфаба серьезно посмотрела на мать, затем показала на рыбу.

— Завтрак, — подтвердила Мелена. — Завтрак на земле. Завтрак для жуков. — Она опустила пониже воротник своего летнего платья и оголила розовые плечи. — Что, если мы прогуляемся к озеру? Может, ты там утонешь?

Но Эльфаба никогда не утонет, потому что ни за что и близко не подойдет к озеру.

— Сядем на лодку и перевернемся! — взвизгнула Мелена.

Девочка по-птичьи наклонила голову, будто выискивая скрытый смысл в пьяных словах матери.

Солнце вышло из-за облака. Эльфаба нахмурилась. Мелена еще ниже опустила платье, и ее упругая грудь выскользнула из-под грязного воротника.

«До чего я дожила! — горько думала Мелена. — Показываю грудь дочке, которую и кормить-то этой грудью не могу из страха, как бы не откусила. И это я, цветок Нестовой пустоши; я, некогда первая красавица в округе. А теперь мне и поговорить не с кем, только с собственной врединой-дочкой. И то сказать дочка. Не дочка, а какое-то насекомое! Эти ее тощие ноги, ломаные брови, длинные паучьи пальцы… Она познает мир, ломает и грызет все, что ни попадется под руку, как и любой малыш, но как-то безрадостно. Будто у нее тайное задание: вкусить и испробовать все горести жизни. Коих в Закамышье предостаточно. Господи, откуда она такая страшная?