— У меня и так их довольно, — сказала Нессароза, но Эльфаба перебила ее:
— Овец, вы сказали? И Корову? То есть Зверей?
— Именно, — важно сказала старуха. — Моих собственных Зверей.
— Собственных? — прошипела Эльфаба. — Это что же получается — у вас теперь Зверей за скот считают?
— Эльфи, перестань, — вполголоса сказала ей Нессароза.
— Что вы за них хотите? — не утихала Эльфаба.
— Я же говорю: сделайте что-нибудь с этим дровосеком.
— А именно? — спросила Нессароза, раздраженная тем, что сестра отнимает у нее роль вершительницы правосудия.
— У меня с собой его топор. Может, вы его заколдуете, и он убьет дровосека?
— Фу! — воскликнула Эльфаба.
— Как-то это не очень красиво, — заметила Нессароза.
— Не очень красиво? — вскричала Эльфаба. — Да уж, Несси, прямо скажем, совсем некрасиво!
— Ну, здесь вы судья, госпожа, вам и решать, — сказала старуха. — Что вы посоветуете?
— Я действительно могла бы заколдовать его топор, чтобы он отскочил от дерева и отрубил ему… ну, скажем, руку, — задумчиво произнесла Нессароза. — Калеки не так желанны для противоположного пола — это я точно знаю.
— Годится, — охотно согласилась старуха. — Только если это не сработает, обещайте, что поможете мне снова за прежнюю плату. Корова с Овцами — это все-таки немаленькая цена.
— Ты что, колдуешь? — изумилась Эльфаба. — Это ты-то? Поверить не могу!
— Ничто не возбраняет праведнику творить чудеса во славу Господа, — невозмутимо ответила Нессароза. — Покажите мне топор, раз уж принесли.
Старуха положила топор на пол, и Нессароза опустилась возле него на колени. Странно, даже жутко было смотреть, как ее узкое безрукое тело, не теряя равновесия, нагнулось над топором, а потом, когда заклятие было наложено, самостоятельно выпрямилось. «Ничего себе башмачки! — с завистью подумала Эльфаба. — Сколько же силы должно быть у Глинды, чтобы так их заколдовать? А ведь когда-то она казалась всего лишь разодетой куклой. Или сила в башмачках взялась от отцовской любви к Нессе? Или от сочетания того и другого? А Несса-то хороша! Навешала папе лапшу на уши, а сама колдует, как бы она это ни называла!
— Нуты и ведьма! — не удержалась Эльфаба, когда старуха стала благодарить Нессарозу.
— Теперь пойду за Зверями, — говорила осчастливленная бабка. — Они у меня привязаны в городе.
— Звери? Привязаны?! — гневно воскликнула Эльфаба.
— Благодарю вас, достопочтенная правительница Востока, — продолжала старуха, не обращая внимания на Эльфабу. — Или, может, прикажете звать вас Восточной ведьмой?
Она улыбнулась во весь зубастый рот и, закинув топор на плечо, точно заправский лесоруб, зашагала к выходу.
Нессарозу ждали новые дела, и Эльфаба отправилась разыскивать Зверей. Она ходила по скотному двору, пока не нашла работника, который указал ей на двух овец и корову. Они стояли, отвернувшись к разным стенам аккуратного загона, и жевали солому, глядя перед собой бессмысленными глазами.
— Это вас только что привела старая карга? — спросила Эльфаба.
Корова оглянулась, удивленная, что к ней обращаются. Овцы, казалось, даже не поняли, о чем их спрашивают.
— Мясо выбираете? — мрачно спросила Корова.
— Я недавно из Винкуса, где почти нет Зверей, — объяснила Эльфаба. — А раньше я боролась за пересмотр Звериных прав. Я совсем не знаю, каково вам сейчас среди манчиков. Не расскажете?
— Занимайтесь-ка вы лучше своим делом, вот что я вам скажу, — ответила Корова.
— А вы, Овцы, что скажете?
— Ничего они не скажут. Они разучились говорить.
— Они что — стали овцами? Такое бывает?
— Разве когда вы слышите, что кто-то из людей превратился в свинью или ведет растительное существование, вы это воспринимаете буквально? Овцы не превращаются в овец — они становятся немыми Овцами. И вообще мы их обсуждаем, а они даже не понимают. Нехорошо.
— Да, конечно. Прошу прощения, — сказала она Овцам, и одна из них печально моргнула. — Я бы предпочла называть вас по имени, если позволите, — обратилась она к Корове.
— Зачем? — вздохнула Корова. — Какая мне теперь от него польза? Нет уж, лучше обойдемся без имени.
— Понимаю, — кивнула Эльфаба. — Я тоже оставила прежнее имя и зовусь теперь просто.
— Ваша светлость? Это вы? — Из-под губы у коровы потянулась вязкая слюна. — Какая честь! Так вы сами зовете себя ведьмой? Я-то думала, вам придумали злое прозвище: Восточная ведьма.
— М-м… нет, не совсем. Я не герцогиня, а ее сестра. Западная ведьма, получается. — Эльфаба усмехнулась. — Вот, оказывается, как Нессу здесь любят.
— Простите, я не хотела никого обидеть, — поспешила исправиться Корова. — Надо было мне не языком трепать, а жевать свое сено. Я сегодня сама не своя: нас продали в обмен на колдовское заклятие. Да-да, я все слышала, я пока еще понимаю человеческую речь. Подумать только, меня использовали, чтобы навлечь беду на добродушного парня, который и мухи не обидит! Можно ли пасть ниже?
— Я пришла вас освободить, — сказала Эльфаба.
— С чьего это разрешения? — недоверчиво мыкнула Корова.
— Я же говорю: я сестра здешней правительницы. Восточной ведьмы. У меня есть полное право вернуть вам свободу.
— И куда мы пойдем? — поинтересовалась Корова. — Что будем делать? Нас тут же изловят и опять посадят на веревку. От мерзких вездесущих двуногих разве скроешься? Кто нас защитит? Гудвин превратил нас в рабов, а ваша сиятельная сестра проповедует нам смирение и послушание.
— Вы совсем раскисли, — сказала Эльфаба.
— Раскиснешь тут. — Корова усмехнулась. — Мое вымя болит от ежедневного дерганья, меня доят по нескольку раз на день. А уж когда на тебя залазит огромный… а, ладно, чего там. Но самое страшное — это то, что моих теляток откармливали молоком, а потом убивали на мясо. Я слышала их предсмертные крики, никто не счел нужным хотя бы куда-нибудь меня увести.
Ее голос сорвался, и она отвернулась. Овцы подошли и молча прижались к ней с обеих сторон.
— Вы даже представить себе не можете, как мне стыдно и как мне вас жаль. Давно еще, когда я училась в Ш изском университете, я работала с профессором Дилламондом — вы о нем слышали? Я тогда ездила к самому Гудвину и требовала, чтобы он относился к Зверям по-человечески.
— Гудвин! — презрительно сказала Корова, совладав с собой. — Где ему до нас снизойти! И знаете, я устала от разговоров. Все вы добрые, пока вам ничего от нас не надо. Подозреваю, что герцогиня Тропп собирается включить нас в какое-нибудь религиозное шествие. Повязать на нас ленточки или что-то в этом духе. А чем это кончится, мы все хорошо знаем.
— Вы ошибаетесь! Я вас уверяю. Несса — строгая унионистка, а унионисты не приносят кровавых жертв.
— Времена меняются, — сказала Корова. — К тому же ей надо успокаивать полуграмотный народ. Что может быть лучше ритуального убийства?
— Но как вообще дошло до всего этого? — спросила Эльфаба. — Манчурия — аграрная страна. Вас должны по крайней мере уважать.
— О, объяснений масса. В неволе появляется столько времени для размышлений. Немало я слышала теорий, связывающих распространение идолопоклонства с механизацией производства и уменьшением роли Зверей как рабочей силы. Может, мы и не могли свернуть горы, но всегда были трудолюбивыми работниками. А когда отпала нужда в нашем труде, тогда постепенно мы перестали быть нужны обществу. Вот вам логичное объяснение. Мне, правда, кажется, что все страшнее, что в нашей земле поселилось истинное зло. Гудвин подает пример, а народ следует за ним, как стадо овец. Простите, мои хорошие, — она повернулась к соседкам по загону. — Оговорилась.
Эльфаба распахнула калитку.
— Выходите, вы свободны! Можете распоряжаться свободой, как хотите. Но если останетесь, пеняйте на себя.
— А если выйдем, на кого нам пенять? Думаете, если ведьма заколдовала топор, чтобы разделаться с человеком, то она остановится перед парой Овец и старой надоедливой Коровой?
