— Очень красиво, — кивает Мишель, вопросительно глядя на меня.

— Ой, меня вызывают по другому каналу, — суетливо оглядывается куда-то Васу. — Давай, брат. Держи хвост пистолетом. Созвонимся!

Изображение гаснет.

— Абонент разорвал связь, сэр! — докладывает связист. — Повторить вызов, сэр?

— Нет, спасибо.

Некоторое время мы с Мишель молчим, не глядя друг на друга. Потом она осторожно говорит:

— Кажется, твой друг сильно увлечен новым делом.

Я киваю. Все еще не пришел в себя. Как же так! Это ведь Васу! Мой друг. Кореш. Парень, который спас меня на Плиме от банды трансферов. Я же помню, как мы мечтали уехать на Кришнагири и добывать «черные слезы». Вместе мечтали! Что же произошло?

— Юджин, — мягко произносит Мишель. Кладет ладонь на мой локоть. — Так бывает. Просто у твоего друга завелись деньги. Иногда деньги меняют самые стойкие убеждения. Не переживай. Я-то с тобой.

И она целует меня в щеку. Прижимается ко мне. Ее прикосновение переключает меня с грустных мыслей. Я невольно облизываю губы. Действительно. Какого черта! Я еще жив и Мишель со мной.

— И я тоже, — немного обиженно заявляет Триста двадцатый.

— Конечно, дружище. И ты тоже.

— Ладно. Прорвемся, — говорю я вслух. — Будем собирать «черные слезы» сами. С голоду не умрем.

За всей этой чепухой я не обратил внимания на то, что дрожь переборок давно стихла.

— Мы на орбите Кришнагири Упаван, госпожа баронесса, — сообщает по внутренней связи командир корабля. — Бот готов. Взвод морской пехоты обеспечит вашу охрану. В порту Кришна-сити вас встречают. Вы в полной безопасности. Можете отправляться в любое время, мэм.

— Благодарю, капитан. Я вам очень признательна.

— Не стоит благодарности, мэм. Это мой долг.

Мишель вопросительно смотрит на меня. Холодок растекается внутри. Встречают? Ну, вот и началось. Триста двадцатый деловито диктует свои подсказки.

— Никакой морской пехоты. Пускай бот пойдет на автоматике, — прошу я Мишель. — Эти встречающие — наверняка контрразведка. И попроси какое-нибудь оружие побольше пистолета. Впрочем, если ты доверяешь своему родственнику, то можешь рискнуть.

— Ну уж нет. Даже и не мечтай смыться. Я с тобой.

— Ладно. Я рад. Ты и не представляешь, как. К хорошему так быстро привыкаешь.

— Не дрейфь. Все просто. Ты мужчина. Я женщина. Мне не привыкать подчиняться. Я выполню все, что ты скажешь.

— Неужели?

— Глупый, — шепчет она. Глаза ее вдруг оказываются близко-близко. — Мне никогда не было так спокойно, как с тобой.

Черт возьми, за такой поцелуй можно кого-нибудь убить. Мне даже в голову не приходит глупость вроде той, что поцелуй — такое же надежное средство убеждение мужчины, как и слезы. И уж тем более, я даже и не пытался спросить у себя, сколько раз в своей извилистой жизни моя сладкая девочка использовала эти надежные средства. Мне было так здорово, что я сам поверил: мы выберемся. Я сделаю все, чтобы мы выбрались.

Бот падает в колодец облаков. Струи плазмы на носу уже отцвели, мы в плотных слоях и ощущение безграничной свободы от практически свободного парения невольно захватывает меня — я гляжу на мир через сканеры внешнего обзора. Триста двадцатый напоминает мне, что пора вмешаться в программу посадки. Нам вовсе не улыбается прилететь в космопорт прямо в руки «встречающих». С сожалением выныриваю в обычное пространство. В тесную пещеру десантного отсека, тускло освещенную красным.

Щиплет плечи — мой помощник активно общается с бортовой системой управления. Мишель напряженно улыбается из кресла напротив.

— Все хорошо, — киваю ей. Она кивает в ответ, не сводя с меня глаз. Кислородная маска на ее шее смотрится каким-то инородным телом. Черной чешуйчатой змеей, свернувшейся в кольцо. Она боится, моя железная леди. Не показывает вида, но боится. Кажется, ее начинает тошнить от болтанки. Ничего, милая. Потерпи. Я и сам боюсь. Я уже так привык бояться, что страх кажется мне обычным состоянием. Без него мне будет неуютно.

— Внимание, чувак, пора за работу! — возникает в голове торопливый голос. — Приложи палец к панели номер восемь. Это справа над тобой.

Послушно отстегиваюсь и прикладываю палец. Панель коротко пищит и откидывается вниз, обнажая переплетения цветных жгутов под собой. Пульсируют жилы световодов. На мгновенье возникает ощущение, будто смотрю на обнаженные кровеносные сосуды живого существа.

— Мне тоже неприятно, поверь, — говорит мне Триста двадцатый. — В конце концов, это мой собрат. Но другого выхода нет. Приходится убивать, чтобы выжить.

— Я понимаю.

— Режь жгут с голубой маркировкой.

— Это автопилот?

— Еще чего! Его так просто не отключишь. Это цепи датчиков системы жизнеобеспечения.

Я тычу ножом в неожиданно плотный пучок. С трудом поддеваю его острием. Прочные волокна никак не желают поддаваться.

— Прострели из пистолета! Не бойся, борт не пробьешь. Его не каждая зенитная ракета возьмет.

И я стреляю в светящееся отверстие. Бот сразу резко встряхивает. Мне чуть не отрывает руку, которой я цепляюсь за страховочный линь. Испуганно вскрикивает Мишель, повиснув на металлической дуге своего кресла.

— Внимание, отказ системы контроля жизнеобеспечения. Изменение траектории, переход на дублирующий контур, диспетчерские службы точки назначения оповещены, — звенит в голове металлический голос. — Рекомендуется переход на систему принудительного обеспечения дыхательной смесью.

Палуба выравнивается.

— Теперь панель пятьдесят пять. Левый борт, у самой переборки.

С трудом перебираюсь на другой борт, балансируя на ходящей ходуном палубе. Иногда приходится просто висеть, цепляясь за страховочные леера, натянутые вдоль бортов и по подволоку. Наконец, откидывается и эта панель. И снова ощущение, точно рассматриваю внутренности живого существа.

— Давай скорее, чувак! — подстегивает меня Триста двадцатый. — Быстрее, иначе выйдем на глиссаду. Только держись потом как следует — трясти будет сильнее.

И я поднимаю пистолет. Расширенными от страха глазами Мишель наблюдает за моими действиями.

— Держись крепче, — кричу ей под гул движков. И стреляю в очередной пучок.

Хруст, который я слышу в следующий момент — это пальцы моей руки, которые не выдерживают напряжения и разжимаются. Где-то в полутьме грохочет, перекатываясь по бронированному настилу, вырванный из рук пистолет. Со всего маху влетаю ногами в вертикальную переборку. С чавканьем влепляюсь грудью и лицом в густую массу — аварийный гель облепляет поверхность, комья его стремительно растут.

— Угрожающая ситуация! Отказ системы жизнеобеспечения. Задействована программа аварийной посадки. Диспетчерские службы точки назначения оповещены. Экипажу приготовиться к аварийной посадке.

С трудом высвобождаюсь из объятий липкого кома. Хорошо хоть, что эта дрянь, при кажущейся влажности, не оставляет следов на одежде.

— Доклад: диспетческий пункт точки назначения переведен на ручное управление. Даю трансляцию диспетчерского канала, — продолжает развлекаться бортовая система. Я лихорадочно пристегиваюсь. Мишель смотрит на меня, закрыв лицо гигиеническим пакетом. Бедная моя!

— …Мэйдей, мэйдей, мэйдей, я 4565–9765, управляюсь автоматически, десантное судно Имперского военного флота терпит бедствие, отказ системы жизнеобеспечения, аварийное снижение, пересекаю одиннадцать тысяч курсом 220, намереваюсь совершить посадку в районе шоссе номер восемь, Кришна-сити, юго-запад. Мэйдей, мэйдей, мэйдей, я 4567–9765… — без всякой интонации долбит в эфир наш автопилот.

— Военный борт 4565–9765, я Кришна-сити, принял, вынужденная посадка на шоссе номер восемь, сообщаю аварийным службам. Кришна-сити контроль, всем бортам, внимание! Воздушное судно терпит бедствие. Оставаться на своих эшелонах, быть на приеме, — отзывается срывающийся от волнения голос.

— Закрутилось. А почему мы садимся из-за этой ерунды? — интересуюсь я. — Все равно мы в масках. К тому же это военное судно.