— Э-эх, любимая сестра Валя…

— Это еще что?

— Простите. Вырвалось по привычке. Иначе мы с ним вас и не называем.

— Мы договоримся до того, что нам придется сесть на ваш злосчастный плот и… куда глаза глядят!

Володя внес поправку:

— А лучше бы на вертолете.

— А лучше бы ты не вмешивался! — раздраженно откликнулась мама. — Кончил есть? Иди умойся.

— Рукомойник в сенях, — подсказал Конников с такой готовностью, что Володя только вздохнул: сдался даже и сам бесстрашный Конников. Не выдержал.

Володя усмехнулся и вышел в сени. Ну и ладно. Где тут у них рукомойник? Никакого рукомойника и нет. Висит на веревочке не то котелок, не то смешной какой-то чайник с двумя носиками. Может быть, это рукомойник? Стоит под ним великанская лохань, рядом на полочке мыло, а на громадном деревянном гвозде полотенце. Ясно, это и есть рукомойник.

Умылся. Вышел на крыльцо. Белая собака лежала на прежнем месте. Увидев Володю, она не пошевельнулась, а только постучала хвостом.

Володя погладил ее и сел рядом. Она положила на его колени тяжелую морду и вздохнула. Глаза у нее были скучные. Конечно, ей надоело день и ночь сидеть одной на цепи, сторожить дом, когда кругом так много интересного.

И ему показалось, что и его тоже посадили на цепь и заставили сторожить что-то совсем ненужное. У него сейчас же мелькнула одна отчаянная мысль и, как всегда, когда у него появлялись отчаянные мысли, он не стал долго раздумывать. Поглядывая на окно, он отцепил кольцо от ошейника. Собака сейчас же вскочила и сильно встряхнулась, так что пыль полетела во все стороны. Потом она оглянулась, весело посмотрела на Володю, и ему даже показалось, что она засмеялась от радости.

Он выпустил ошейник, и она ринулась вперед.

Ни минуты не раздумывая и не выбирая пути, Володя побежал по тропинке, которая начиналась у самого крыльца и скрывалась в тайге.

А что-то там, где она кончается?

Володя знал, что на другом конце этой тропинки должен стоять дом. Но он все шел и шел, а никакого дома ему не попадалось.

Он впервые оказался один в тайге, и ему ничуть не было страшно. Розовая старушка была права, и Катя была права — они обе говорили, что хорошему человеку в тайге бояться нечего.

Володя шел совершенно один и ничего не боялся — зяачкт, он вообще-то хороший человек.

Белая собака жила полной собачьей жизнью. Радуясь свободе, она рыскала вокруг, разрывала лапами мох и громко фыркала.

Володя и не заметил, как тропинка оборвалась, словно заросла зеленым мхом и какой-то таежной травкой с темно-зелеными и красными блестящими листочками.

Но даже и теперь он не испугался, ему было просто интересно, куда это так сразу делась тропинка? Как в сказке: была-была, да вдруг и пропала.

Вокруг стояли молоденькие елочки, некоторые так малы, что их не сразу и разглядишь. Таких он еще не встречал. А немного поодаль расположились, совсем уже по-сказочному, темные великаны — ели. Они широко раскинули свои ветки, похожие на мохнатые лапы, а с них свешиваются серые космы мха, такие длинные, что достают до земли. И очень непрочные: если потянешь — сразу рассыпаются.

По золотому стволу снизу вверх пробежала пестрая птица. Володя не знал, какая это птица, а она сама подсказала: остановилась и длинным клювом начала долбить кору. Дятел! Сразу видно.

А вот белку он узнал. Она сидела на еловой ветке, с любопытством посматривая на Володю блестящими черными глазками. Подбежала собака и сейчас же облаяла ее. Белка ничуть не испугалась, она быстро протрещала что-то, наверное, очень обидное для собаки, потому что та сразу притихла и уткнулась мордой в мох.

Но тут Володя заметил, что приближается вечер, и забеспокоился. Он не знал, как зовут собаку, Конников никак ее не назвал, поэтому пришлось придумать ей кличку. Она белая, значит, Белка.

— Белка! Белка! — позвал он, и собака сразу же подбежала к нему.

Взяв ее за ошейник Володя сказал:

— Ищи.

Белка посмотрела на него и повиляла хвостом. Ничего он от нее больше не добился. Тогда Володя испугался. В тайге стояла тишина, только бодро посвистывала какая-то, должно быть, маленькая неугомонная птичка. И сколько ни слушай — ничего больше не услышишь. Даже деревья не шумят.

Не выпуская ошейника, Володя пошел куда глаза глядят. Шел он не очень долго, пока не почувствовал запаха дыма. Он только никак не мог сообразить, с какой стороны он доносится. А тут Белка вдруг рванулась, залаяла и кинулась в чащу. От неожиданности Володя выпустил ошейник. Он побежал на лай и увидел, что ему надо было. Это было именно то, из-за чего он и пустился на поиски.

Дом, который он искал, стоял среди очень маленькой, круглой, как блин, золотой лужайки, и около дома сидел художник Снежков. Это был именно он, и никто иной. Володя притих, сжался и долго смотрел на Снежкова.

Тот, в красной клетчатой рубашке и меховом расшитом шелком жилете, сидел на низеньком складном стульчике. На коленях у него был этюдник. Художник писал сосны и бледное, чуть тронутое вечерней позолотой небо, просвечивающее сквозь стволы и кроны сосен. Неподалеку дымил костерок-дымарь, отгоняя комаров.

Белка, прыгая вокруг Снежкова, не лаяла, а только тыкалась носом в его спину, колени, бока и восторженно повизгивала, а Снежков отталкивал ее локтем и что-то негромко приговаривал. Сразу видно, что они давно знакомы.

Потом Белка кинулась к Володе и залаяла. Тогда Снежков увидел какого-то незнакомого мальчика и спросил:

— А ты откуда такой взялся?

Володя вышел на полянку, вытянулся и, прижимая руки к бокам, двинулся к Снежкову. Подошел и сказал:

— Я взялся из Нашего города.

— Из Нашего города? — художник поставил на траву свой этюдник. — Как ты сюда попал? С кем?

— Я приехал на плоту. С Конниковым. А мама после прилетела на вертолете.

— Ага… Ничего я не понимаю. Какая мама?

— Моя мама. Я из дома убежал, она меня искала, а я вас искал…

Выслушав все это, художник резко взмахнул рукой, словно отгоняя от себя комаров.

— Вот что: давай все сначала. Тебя как зовут?

Володя ответил. Снежков сразу притих.

— Вечканов? — шепотом повторил он. — Дальше можешь не объяснять.

И, обращаясь почему-то к собаке, он взял ее морду обеими руками и добавил:

— Вот какие у нас дела…

Потом, оттолкнув собаку, он подбежал к Володе.

— А почему Вечканов?

Приподняв плечи, Володя усмехнулся—почему? Как это взрослые иногда не понимают самых простых вещей.

— Такая фамилия, — объяснил он.

— Чья фамилия?

— Наша. Моя и мамина.

— Ага, — пробурчал Снежков и о чем-то задумался.

Потом он несмело глянул на Володю и осторожно спросил:

— А другой фамилии у вас не было?

— А зачем нам другая? — удивился Володя. Если у человека нет отца, то какая же у него может быть другая фамилия? Он хотел все это объяснить Снежкову, но тот уже и сам все понял.

— Значит, вы так и живете вдвоем с мамой? — спросил он.

— Так и живем.

Этот простой ответ особенно разволновал Снежкова. Он для чего-то застегнул на все пуговицы свою расшитую безрукавку и, снова растегивая ее, шепотом спросил:

— Скажи ты мне вот что… Этот у вас там такой с черными волосами…

Он так покрутил над своей головой растопыренными пальцами обеих рук, что Володя сразу понял, о ком идет речь.

— Ваоныч?

— Кто он?

— Он художник.

— Никогда не слыхал.

— Его фамилия Бортников.

— Бортников? Знаю. Он что у вас?

— Ничего. Просто в нашем доме у него мастерская. А живет он в другом месте. У своей жены, в норушке на горушке.

— А мама? Она где?

— На кордоне.

— Здесь, на кордоне?

— Да. Разговаривает с Конниковым…

Володя с готовностью отвечал на все вопросы. А как же иначе. Снежков должен все знать о нем, о маме, обо всем. Но вопросы налетали на Володю, как комары. Он еле успевал отбиваться от них. Наконец ему надоели и вопросы, и комары. Тогда он сам спросил, поглядывая на дом: