«Не мешало бы подкрепиться», – подумала радостно Маришка и бросилась собирать с кустов красные спелые ягоды. А когда она досыта наелась и присела на пенек отдохнуть, она вдруг с ужасом обнаружила, что забыла ОТКУДА она пришла и КУДА идет. Бескрайние долины и холмы, поросшие густым лесом, виднелись в одной стороне. В другой стороне, в той, где она сейчас находилась, тянулся сосновый бор. Третьей и четвертой стороны почему-то нигде не было. Маришка достала компас и посмотрела с надеждой на стрелку. Синий кончик, поколебавшись немного, миновал букву «С» и остановился возле буквы «З». Красный кончик, не добежав до буквы «Ю» тоже прекратил свой бег, застряв около буквы «В».
Маришка с силой потрясла компас и снова посмотрела на стрелку. Но тряска плохая замена настоящему ремонту. Синий конец стрелки подергался и встал точно против «З», а красный уперся в букву «В». Получилась страшная ерунда: север оказался на западе, а юг на востоке. Маришка спрятала бестолковый компас обратно в карман и заплакала. Плакала она, кажется, второй раз в жизни, а, может быть, и в третий. Этого уже точно никто не помнит, даже она сама.
Глава двадцать восьмая
Вспомнив заклинание, Уморушка так постаралась улетучиться, что явно перестаралась. Ее занесло в такую даль, какую она еще никогда и не видала.
«Вот это я залетела!.. – думала она, разглядывая с восхищением огромные корабельные сосны. – Никак, я в шишкинские леса попала!» Про шишкинские леса ей много рассказывал дедушка Калиныч, но пускать ее туда пока не решался.
– Во-первых, – говорил он строго, – там граница Муромской Чащи. Во-вторых, там медведи водятся. Медведя встретишь – не страшно, а вдруг охотника с ружьем? Вот напугаешься!
И Уморушка не слишком-то рвалась в эти шишкинские леса. Но сегодня ее ЗАНЕСЛО сюда, и Уморушка была даже рада. Здесь не было лесорубов, не было охотников, не было медведей. Здесь были только красота и покой.
– Хорошо-то как! – улыбнулась Уморушка, глядя на облака, проплывающие над верхушками сосен, и стала подумывать, а не раздвоиться ли ей, чтобы стало лучше еще в два раза.
И тут она заметила на одной из опушек сидящих на пеньке людей: мальчика и девочку.
– Охотники!.. – прошептала она, прячась в густом кустарнике и лихорадочно соображая, что же ей делать дальше. Но вскоре Уморушка изменила свое мнение: – Нет, не охотники… Снова лесорубы пожаловали!
До нее донеслись слова, которые произнес мальчик:
– Вот что, Мариш, если ты будешь меня пилить, я обижусь, так и знай!
Мальчик замолчал, но и этих слов Уморушке было предостаточно:
– Точно, лесорубы!.. Вот злодеи: сами друг дружку пилят, удержаться не могут!
Она хотела тут же приступить к решительным действиям, но ее остановили слова девочки-лесоруба:
– Ладно, Мить, не сердись. Вместе дров нарубили, вместе и расхлебывать будем.
– Ты нарубила, не я! – буркнул в ответ мальчишка.
После услышанного волосы на голове Уморушки поднялись дыбом, и венок шлепнулся на землю. Резко нагнувшись за ним, Уморушка обломила нечаянно сухую ветку. Ветка бабахнула, как из ружья.
– Кто тут? – испуганно спросили лесорубы, вскочив с пенька.
– Я, – ответила Уморушка и вышла на опушку.
Маришка и Митя (это были, конечно, они) кинулись к незнакомой девочке со всех ног. Но когда до нее оставалось добежать всего несколько метров, девочка вдруг исчезла.
Маришка и Митя встали как вкопанные.
– Ну что же вы? – раздалось внезапно чуть в стороне от них.
Маришка и Митя как по команде перевели туда свои взгляды и снова увидели юную незнакомку. Она стояла возле зарослей малины и от нетерпения переступала с ноги на ногу.
– Что же вы? – повторила она, негодуя.
«Лесорубы» двинулись к ней. Десять шагов оставалось дойти до девочки, девять, восемь, семь…
– Я здесь! – раздалось за спинами Маришки и Мити. Они обернулись и увидели ЭТУ девочку. Повернулись к малиннику – девчонки не было!
– Какие вы неповоротливые! – рассердилась странная незнакомка. – А ну, догоняйте! – И она снова исчезла.
– Давай не будем догонять? – шепотом спросил Митя Маришку. – Я тут разных типчиков повидал…
Но ответить Маришка не успела.
– Ага, испугались! – раздалось из-за кустов малины.
Маришка побелела от горькой обиды и ринулась прямиком через кусты. Митя припустилась за ней, пытаясь руками прикрыться от хлещущих по нему колючих хлыстов.
– Я тут! – раздавался временами девчачий голосок. – Туточки я! Голосок перемещался все глубже и глубже в лес, но Маришка и Митя уже этого не замечали.
– Кто тебя боится! – кричала время от времени в ответ Маришка. – Никто тебя не боится!
– Связываться с девчонкой не хочется, а то бы я тебе показал! – поддержал Маришку Митя. Он очень устал, от жары, бега, от мелькания деревьев перед глазами ему на мгновение показалось, что предметы стали раздваиваться. Митя вдруг увидел, как из-за огромного дуба выглянули две одинаковые маленькие девочки с ромашковыми венками на головах и дружно пропищали: – «А ну, покажи, трус несчастный! А ну, покажи!» После чего девчонки исчезли, будто растаяли в воздухе.
Маришка, у которой тоже стало двоиться в глазах, не снижая скорости, пропыхтела на бегу:
– Ничего… Вас двое и нас двое… Посмотрим еще… Кто кому… Косички… Потреплет!..
Так они пробежали еще метров двести. Наконец Митя не выдержал и взмолился:
– Все! Не могу больше бежать!
И он упал на траву, как подкошенный. Плюхнулась возле него и Маришка.
– Ладно, – сказала она, тяжело пыхтя и отдуваясь, – мы их и так здорово погоняли…
– Вроде бы даже совсем прогнали, – подал свой голос и Митя, – что-то больше не видать и не слыхать их.
И, действительно, Уморушки не было теперь видно и слышно. Заманив «лесорубов» в глубинные дебри Муромской Чащи, она с ужасом спохватилась: «Заблудить-то я их заблудила… А как сама теперь отсюда выберусь?» Обратной дороги она не знала. Может быть, ее и не было вовсе? Уморушка опустилась на траву и тихо заплакала. Ей было всего пять лет, она не ходила еще в школу, и плакать ей пока чуть-чуть разрешалось.
Глава двадцать девятая
Где только не искал потерявшихся ребят бедный Иван Иванович! Он искал их в лесу, на полянках, в чистом поле, за горизонтом. Наконец он добрался до огромного болота. Кого только не было в этом болоте!.. Жуки всех мастей и размеров, пауки, комары, пиявки, змеи разных калибров так и кишели и над и под изумрудно-лимонной ряской. Даже Кикимора, настоящая болотная Кикимора, жила здесь и правила всем этим царством. Если кого тут и не хватало, так это, наверное, одного Ивана Ивановича Гвоздикова. И вот он пришел, точнее влез, нагло, без спроса, с шумом и сопением, сначала пытаясь пробираться по кочкам, а потом, когда кочки кончились, а болото еще только началось, он, махнув на все рукой, полез напрямик. Метров пятнадцать ему удалось преодолеть не держась за что-либо. На шестнадцатом метре Иван Иванович начал тонуть. Он вдруг заметил, что движение вперед прекратилось, а движение вниз усилилось. Он замер, задумался и испугался. Нет, Иван Иванович не был трусом, и вы напрасно подумали, что он испугался за себя. Он испугался за ребят: за Маришку и Митю.
«Они ведь совсем не знают фольклора! – подумал он и чуть было не заплакал. – Из-за этого они могут пропасть в волшебной Муромской Чаще!»
Он рванулся, но болото цепко держало его, желая, видимо, пополнить свою коллекцию. Змеи подплывали к нему, обнюхивали со всех сторон и отплывали прочь, почему-то не кусая. Пиявки тоже ни разу не вцепились в его погруженное почти наполовину тело.
«Странно, – подумал Иван Иванович, – очень странно… Чего они ждут? Когда я совсем утону?» Он снова рванулся что было силы и еще на два сантиметра погрузился в болото.
«Лучше не дергаться… – грустно пролетела мысль. И тут же исчезла: – А чего ждать? Точнее, кого?»
Иван Иванович попытался повернуть голову, словно желая увидеть, нет ли хоть где-нибудь человеческой души, зная прекрасно, что кроме него никого нет в этом проклятом месте. Сначала он посмотрел через правое плечо и ничего не увидел кроме бескрайней болотной равнины. Тогда он посмотрел через левое плечо и увидел рядом с собой, а точнее, за собой… Кикимору.
