Внезапно Джо со стоном откинулась на диван. Терзаемая болью, она вцепилась в диван, оставляя ногтями четкий след на коже обивки.

– Матерь Божья! – вскрикнула она. – Где Джинн? Почему она не едет?

Все трое потрясенно замерли, глядя на нее. Ник побледнел.

– Когда это кончится, – стонала Джо. – Пожалуйста, прекратите это, кто-нибудь. – Спина ее выгнулась дугой. Она схватила бархатную диванную подушку и прижала к себе изо всех сил.

– Господи, Карл, что с ней такое? – Сара от испуга словно приросла к полу. – Будите ее. Быстро будите!

Беннет сел рядом с Джо.

– Вы слышите меня, моя дорогая? Пожалуйста, слушайте меня. – Он вскрикнул и умолк, когда Джо с криком, полным боли, схватила его руку и прижалась к ней. Лицо ее было залито потом вперемешку со слезами.

– Разбудите ее, умоляю вас! – крикнул Ник. – Что с ней?

– Она рожает, – заключила Сара, когда у Джо снова вырвался мучительный стон. – Женщины при этом всегда кричат и стонут.

– Рожают и кричат беременные женщины, – вмешался Ник. У него по телу побежали мурашки. – Будите ее, слышите, быстрее. Вы ждете, пока она умрет? – Он сжал кулаки, услышав резкий крик Джо.

– Джо! Джо! Вы слышите меня? – Беннет пытался удержать ее руки. – Роды закончились, Джо. Боль прошла. Вы сейчас уснете. Спите и отдыхайте, а когда отдохнете, вы проснетесь, и вам будет легко и хорошо. Вы меня слышите, Джоанна? Закройте глаза и отдыхайте…

– Это тянется слишком долго! – Элен испуганными глазами смотрела на Маргарет. Она вытерла лицо Матильды тканью, смоченной в розовой воде. – Неужели мы ничем не можем ей помочь?

Обе умоляюще смотрели на повивальную бабку, которая ощупывала живот Матильды. Подпертая подушками, роженица лежала на кровати с толстым слоем соломенной подстилки, застеленной простынями, чтобы сделать ее мягкой и ровной. Она была настолько измучена, что в перерывах между приступами боли проваливалась в спасительную пропасть забытья, пока новая схватка не возвращала ее в сознание к разрывающей на части боли. Только тепло крови, в которой она лежала, успокаивало ее.

– Ну, теперь скоро. Он совсем близко, мальчик, – копошась под простынями, объявила женщина, помогавшая роженице. – Еще потужитесь несколько раз, моя милая, и все. Вот так, хорошо, – спокойно улыбнулась она, когда Матильда вновь прогнулась от невыносимой боли. На простынях прибавилось крови. Нитка четок порвалась, и они раскатились по полу. Маргарет скрутила полотенце и сунула для упора в руки Матильды, которая вцепилась в него, и тут же сильнейшая, ставшая заключительной, схватка, освободила, наконец, ее тело от бремени.

На мгновение воцарилась полная тишина. Но вот раздался слабый плач – это подал голос лежавший в ногах Матильда маленький комочек новой жизни. Но она не слышала ничего, погружаясь в изнеможении в блаженный сон, хотя тело ее все еще оставалось изогнутым от другой боли.

– Ну, как он? – Маргарет со страхом смотрела на ребенка, в то время, как повивальная бабка перерезала пуповину. Никто из них не сомневался, что у Матильды, как она и предчувствовала, родится мальчик. Младенец, размахивая крохотными ручками, снова закричал. Он был без малейшего изъяна.

– Посмотрите, миледи, какой красавец. – Элен осторожно положила ребенка Матильде на руки. – Смотрите, он улыбается.

Борясь со слабостью, Матильда оттолкнула повивальную бабку, пытавшуюся массировать ей живот. Она с усилием приподнялась на локте, стараясь собрать все свое мужество. Наступила минута, которую она ждала с таким страхом. Ей удалось преодолеть расслабляющую вялость. Внешне оставаясь спокойной, она приняла ребенка у Элен и взглянула на сморщенное личико. У нее перехватило дыхание, и вслед за этим она ощутила прилив любви к своему первенцу и радости от его появления на свет. Она забыла о своих страхах. Он оказался таким красавцем. Она зарылась лицом в шаль, в которую он был закутан, и прижала к груди, а потом, слегка отстранив от себя, стала с любовью разглядывать его: иссиня-черные глаза с крошечными веками, нос кнопкой и поджатые губки, а еще темную прядь волос, испачканную в крови. Но вдруг лицо ребенка подернулось дымкой и потемнело. Онемев от ужаса, следила она, как крохотные черты искажает боль. Она слышала его крик. Но в ушах ее отдавался крик не ребенка, а взрослого мужчины. В руках у нее была не теплая уютная шаль. Она судорожно сжимала жалкие лохмотья, сквозь которые проступали кости живого скелета. С отвращением оттолкнув от себя тело, она вдруг бросилась с постели на пол и упала на колени к ногам насмерть перепуганных женщин. Ее мутило.

– Дева Мария, спаси его и меня, – выдохнула она, цепляясь за одеяло. Комната медленно поплыла у нее перед глазами. Огромная кровать закачалась, затем гул в ушах постепенно поглотил все остальные звуки. Она повалилась на пол, и оцепеневшие от испуга женщины не успели ее подхватить.

– Джо! – Ник первым оказался рядом. – Джо! Все хорошо. Джо, очнись, Джо. – Он обхватил ее безвольное тело, прижимая ее голову к груди.

– Оставьте ее. – Беннет опустился на колени рядом с ней. – Дайте мне на нее посмотреть. Джо! – Он щелкнул пальцами перед ее лицом. – Слушайте меня, Джоанна, вы сейчас будете просыпаться. Вы слышите меня? Слышите? Вы просыпаетесь!

В наступившей тишине на Мэрилинбоун-роуд завыла полицейская сирена, и с ней в комнату вернулся двадцатый век.

Джо зашевелилась. Она открыла глаза и лежала, глядя на Ника. Она медленно села, выражение напряжения, и тревоги постепенно ушло с ее лица.

– Джо, ты как, нормально? – В голосе Ника чувствовалось искреннее участие. Он продолжал обнимать ее за плечи.

Она обвела взглядом комнату, хмуря брови. Сначала ее взгляд остановился на Беннете, затем скользнул на стоявшую у стола бледную Сару и вновь вернулся к Нику. Она слабо улыбнулась.

– Он умер? – Голос ее дрожал.

– Джо, милая, – Ник крепче прижал ее к себе, зарываясь лицом в ее волосы, – ничего не случилось. Никто не умер.

– Не обманывай меня. – Безмерная усталость звучала в ее голосе. – Я хочу знать правду. – Внезапно взгляд ее сместился. Она смотрела куда-то мимо Ника. – Это вы, архидиакон? – Очертания комнаты в Девоншире теряли четкость и постепенно исчезли. Она снова лежала в своей спальне в замке, но теперь уже в чистой постели. За окнами было темно, и комнату освещало несколько факелов. Джеральд молился, держа в руках распятие, и время от времени поглядывал на ее безучастное лицо.