В приступе самоугрызенья Самсон пнул подвернувшийся на пути пенёк. Тот разлетелся на мелкие куски.

Всю ночь профессор не мог спать – не от волнения, а от проклятого мухомора. Долго сидеть на одном месте, и то было мучительно. От лейб-фармацевта он держался на расстоянии. Во-первых, патриотизм патриотизмом, но есть ведь и совесть; трудно смотреть в глаза человеку, который спас тебе жизнь, а ты собираешься отплатить ему коварством. Во-вторых, Анкр проницателен, мог заметить состояние Фондорина и что-то заподозрить.

В общем, до самого рассвета Самсон бродил по деревне да вокруг околицы. Вернее сказать, это ему казалось, что он неторопливо бродит, а встречные оглядывались и несколько раз даже спросили, куда это он несётся и не случилось ли чего-нибудь.

Император остановился в простой избе на краю Городни. Приблизиться туда было нельзя, да профессор и не пытался. В этой шахматной партии Наполеон был, конечно, фигурой первой важности – ферзём. Но что пользы от ферзя, если убрать с доски короля?

Лагерь зашевелился ещё затемно, готовясь к выступлению. Однако Фондорин знал, что Великий Человек, не выпив кофею, с места не тронется и вообще не любит перемещаться во мраке. Раньше рассвета ставка не снимется, но все должны быть готовы.

– А, вот вы где! – приветствовал профессора Анкр, когда Самсон вернулся к экипажу. – Мне очень нужно с вами поговорить, но вы будто избегаете меня. Я вижу, вас гнетут какие-то мысли. Поговорите со мной. Возможно, я разрешу ваши сомненья.

Экипаж барона был весь занят грузом – фармацевт запасся в Москве съестными припасами, тёплыми вещами и лекарствами, поэтому ехали они верхом. Фондорину это было кстати. Он действительно избегал соседства с Анкром, а если тот пытался завязать разговор, отмалчивался и вскоре отставал. Но теперь им следовало находиться рядом.

– Я желал побыть один. Мне нужно было многое обдумать. – Фондорин поглядел вокруг. Воздух из тёмно-серого стал сизым. Ещё четверть часа, и станет светло. – Но сейчас я готов к беседе. Давайте отъедем в сторону, чтоб нам никто не помешал.

Барон воскликнул:

– Отлично! Я следую за вами.

Профессор направил коня в ту сторону, где за нешироким полем пролегал овраг. Всё складывалось лучше некуда, но на душе у Самсона было мутно. Подташнивало ещё и от усталости. Действие берсеркита закончилось, глаза начинали слипаться.

– У вас подвязана рука? – спросил фармацевт, поравнявшись. – Неужели заболела рана? Это странно.

– Да. Что-то заныла. Быть может, от сырости.

– Не должна бы. Давайте я посмотрю.

– После…

Анкр посмотрел на белую ленту, которой была обвязана шапка профессора, но ничего про неё не спросил.

– Мы отдалились достаточно, друг мой. Здесь нас никто не услышит, – сказал он, удерживая лошадь Фондорина за повод. – Я догадываюсь о причине ваших терзаний. Вас тревожит судьба вашего отечества. Это естественно для человека, живущего в кругу обыкновенных привязанностей: дом, семья, родина. Но вам придётся вырваться из этого круга. Вы не такой, как все. Вы единственный!

Признаться, Самсон слушал собеседника не очень внимательно. Он прикидывал расстояние, которое отделяло их от французской колонны и от оврага. Пожалуй, в самом деле достаточно.

– Что значит «единственный»? – переспросил профессор.

– Пришло время открыть карты. Я долго приглядывался к вам и теперь окончательно убеждён, что не ошибаюсь. Даже потеря моих драгоценных помощников не столь большая плата за то, что вы живы и находитесь рядом со мной. Но вы таитесь, не доверяете мне. Я очень боюсь, что вы вновь совершите какой-нибудь опрометчивый поступок. Поэтому и решил всё вам объяснить, хоть вы ещё и не вполне готовы… – Анкр снял очки, придвинулся ближе и проникновенно вымолвил. – Вы мне очень нужны. Вы для меня самый важный человек на свете.

– Важнее Наполеона? – иронично спросил Фондорин.

– Безусловно!

Ответ был категоричен и произнесён с таким чувством, что Самсон поневоле растерялся.

– Но почему?

– Потому что кукловод важнее куклы. Хорошую куклу можно изготовить. Талантливого кукловода нужно искать десятилетиями. И я знаю, что наконец нашёл его.

Перед избами выстраивалась цепочка лейб-жандармов – личный конвой императора готовился к выступлению. Плотные облака на восточной стороне неба с каждой минутой всё больше наливались светом.

Но поражённый загадочными словами барона, Самсон уже не глядел на овраг.

– Я не понимаю ваших аллегорий! Это Бонапарт – кукла?

– Пускай не кукла. Сосуд. Идеальный по форме и материалу. Однако наполняю этот сосуд я. «Чудо маленького корсиканца», на которое вот уже столько лет ахает весь мир, на девять десятых объясняется действием моего гипермнезического эликсира и лишь на одну десятую врождёнными талантами человека по имени Наполеоне Буонапарте. Если б не регулярные дозы эликсира, этот способный полководец и дельный администратор не стал бы богом войны и гением государственного управления. Признаю, что первая моя метафора была неверна. Император, конечно, не марионетка в моих руках, ибо не выполняет моей воли. Самая трудная и утомительная часть моей миссии состоит вовсе не в том, чтоб подпитывать его мозг в канун важных событий. Куда труднее следить, чтобы действия моего подопечного не повернули в разрушительном направлении и не нарушили хрупкий баланс сил в мире…

– Я снова перестал понимать вас. О каком балансе вы говорите? И что такое «разрушительное направление»?

– Я всё вам сейчас объясню… – Со стороны дома, где провёл ночь император, донеслось «На караул!» – Анкр недовольно обернулся. – Я очень долго, вы даже не представляете, как долго, исполнял свою миссию. И я устал, я изверился, силы мои на исходе. Меня пора сменить…

Ему пришлось умолкнуть, чтобы переждать оглушительные крики «Vive l'empereur!». Должно быть, на крыльце появился Наполеон.

– Вы сказали, что всё объясните, однако привели меня в ещё большее недоумение, – с нетерпением молвил Самсон. – Не хотите же вы предложить мне сделаться личным фармацевтом вашего монарха?! Я отравил бы этого кровопийцу в первый же день!

Эти слова вырвались у него сами, но барон не рассердился, а лишь устало улыбнулся.

– Не сомневаюсь. Я ведь знаю, почему вы здесь. Пора нам прекратить обманывать друг друга. Я первый разоружусь перед вами. Бот, держите. Пусть это будет знаком моего к вам доверия.

Анкр протянул Фондорину круглый металлический предмет, по виду напоминающий карманный хронометр, однако без циферблата.

– Что это?

– Биоэмиссионный локатор. Вам ведь известно, что в природе существуют разного рода излучения, не улавливаемые человеческими органами чувств, однако регистрируемые особыми приборами.

– Разумеется. Электричество или, например, магнетизм.

– Не только. Каждый живой организм является излучателем биологической энергии, причём совершенно индивидуального, неповторимого спектра. Это открытие сделано тысячелетия назад, но содержится в строгой тайне немногими посвящёнными. Локатор способен на огромном расстоянии ощущать эмиссию тела, на которое он настроен. Это своего рода компас. После Бородинского сражения, когда вы лежали в беспамятстве, я сделал вам инъекцию, которая исполняет роль вечной метки. Настроенный на неё локатор всегда отыщет вас, где бы вы ни находились. Даже если вы умрёте и естественная биоэмиссия остановится, метка останется в костях. Этот прибор разыщет вас и в могиле, хоть через сто или двести лет.

– Как интересно! – воскликнул профессор, рассматривая аппарат.

Одна-единственная стрелка указывала прямо ему в грудь, на шесть часов, хотя шёл уже восьмой час. Сбоку в корпусе виднелась едва заметная кнопочка. Фондорин нажал её и услышал ровный писк.

– Локатор снабжён звуковым индикатором, – объяснил Анкр. – Это удобно в темноте. И пригодилось слепому Хонсу, когда он искал вас по всей Москве. Чем дальше от объекта, тем сигнал тише и прерывистей.