– Cours! Cours![40]

Атон и Хонс заслонили меня от пуль, потрясённо подумал Самсон Данилович. Но почему?!

– Cours, – слабее повторил Хонс и уронил простреленную голову.

Опаляемый болью, полуоглушённый, мало что соображающий, профессор бросился к дверям. Его швыряло из стороны в сторону, он ударился головой о косяк, но всё-таки сумел выбежать на крыльцо.

– Держи его! Держи! – неслось сзади.

За воротами переливалась чёрным лаком карета с императорским гербом. Дверца была распахнута. На приступке, одной ногой касаясь земли, стоял Анкр в своём расшитом позументами мундире.

– Что случилось, друг мой? – крикнул он. – Кто стрелял? Где мои помощники?

Шатаясь, Самсон бежал к барону – будто в кошмарном сне, когда каждый шаг вязнет в песке или в болоте.

– Убиты…

Он знал, ему не спастись.

Погоня уж высыпала во двор. Впереди всех огромными прыжками скакал Капитан, выдёргивая из-за пояса пистолет.

– Скорее сюда! – воскликнул Анкр. – Кто это такие? Опомнитесь, канальи! Вы что, не видите герб…

Выстрела Фондорин не услышал. Вместо этого в ушах у него раздался гулкий звон, а прямо перед глазами ни с того ни с сего оказались булыжная мостовая и каретное колесо.

Пуля попала профессору в спину. Он упал, всего чуть-чуть не добежав до экипажа.

– Негодяй! Тебя повесят! – послышалось издалека.

Кто-то лепетал:

– Я не заметил, я не разглядел… Я думал…

Взволнованный голос простонал:

– Господи, у него пробито лёгкое! Он умирает! Да помогите же, идиоты!

Самсона подняли, положили на сиденье. Боли он теперь не чувствовал, всё тело онемело.

– Гони! В Кремль! Скорее! – надрывался Анкр.

Еле ворочая языком, профессор сказал ему:

– Мне конец… Вы победили… Но…

«Повремените радоваться, ещё остаётся Кира», чуть было не вырвалось у него. Умолк он даже не из осторожности – просто не хватило сил.

Жизнь быстро вытекала из погубленного тела, но сознание пока ещё цеплялось за действительность и не угасало.

Каждый вздох давался всё трудней, толчки крови в ушах были часты, но неритмичны.

Это переход преагонии в агонию, сейчас наступит гипоксия, констатировал дисциплинированный разум перед тем, как померкнуть.

Ах, Кира!

Я сделал всё, что мог. Прости…

Та же комната. Тот же потолок с лепными украшениями. Те же багровые сполохи, бегущие по стенам.

Фондорин вспомнил: «Меня преследовал слепой копт. Взорвалась лавка химических товаров. Загорелся весь город».

Но ведь было что-то и после этого…

Память понемногу возвращалась.

А лаборатория графини Разумовской? Мародёры, выстрелы? Неужто всё это примерещилось?

Самсон хотел приподняться – и не смог. Сознание его понемногу прояснялось.

Он лежал на кровати совершенно раздетый. Комната действительно была та же самая. Но красные тени на потолок отбрасывал не пожар – это догорали последние отсветы заката.

Рядом с постелью стоял Анкр и, склонившись над столиком, чем-то позвякивал.

– Вы очнулись? Это я вернул вас в чувство, – сказал лейб-фармацевт, не оборачиваясь. – Мне понадобится ваша помощь во время операции. Обычно мне ассистировал Атон, но его больше нет… Ах, мои верные помощники. Какая утрата! Но зато они сберегли мне вас. Это самое главное.

Удивительно, что при полном упадке физических сил голова профессора была совершенно ясной.

– Долго я пробыл в обмороке? – спросил он, не зная, как понять странную фразу о «самом главном».

– Около получаса. Лошади скакали во весь опор. Вас только что внесли сюда, раздели. Я ввёл вам укрепляющий раствор, иначе сердце могло остановиться. Но времени терять нельзя. – Барон встал над кроватью. Его лицо было сосредоточенно. В руке с засученным рукавом посверкивал невиданный инструмент: стеклянная трубка, заканчивающаяся иглой. – Итак, коллега, вам предстоит обработать три огнестрельных раны. Одна пуля прошла через бок неглубоко, сломав ребро, но не задев важных органов. Вторая раздробила одну из костей antebrachium.[41] Серьёзную опасность представляет пуля, пробившая лёгкое и артерию.

– Лёгочную? Но тогда непонятно, почему я до сих пор жив, – рассудительно заметил Фондорин.

– Потому что я ввёл через пулевой канал состав, который герметизировал повреждённый кровеносный сосуд. Остаётся главное: впрыснуть регенератор. Тут-то мне и понадобится ваше участие. Я буду говорить вам, когда задерживать дыхание. В некоторые моменты грудная клетка и лёгкие должны быть неподвижны.

– А что такое «регенератор»?

– Лекарство, позволяющее восстанавливать разрушенные ткани до первоначального их состояния. Когда-нибудь после я расскажу вам подробнее. А теперь, пожалуйста, сколько возможно расслабьте мышцы. Я переверну вас на живот. Вот так…

– Мне совсем не больно, – поразился Фондорин. – Жаль только, рана на спине. Я не увижу, как вы с нею работаете.

– Вам не больно, потому что я смазал травмированные участки мазью, вызывающей онемение нервов. А о своих действиях я буду вам рассказывать… Ввожу иглу в пулевой канал… Не беспокоит?

– Нимало. На какую глубину?

– До соприкосновения с пулей.

– Но ведь пулю надобно вырезать?

– Нет нужды. Срастаясь, ткани вытолкнут её тем же путём, как она вошла. Этот процесс займёт некоторое время.

– И я буду ощущать, как выходит пуля? Очень интересно!

– Нет, мой юный друг. По окончании операции я усыплю вас. Вашему организму понадобится полный покой… Не дышите, пожалуйста! Вот так, отлично…

Фондорин совсем ничего не чувствовал. Будто операцию производят над кем-то другим, а он лишь присутствует в качестве свидетеля сего хирургического чуда.

– Теперь медленно вдыхайте… Достаточно… Так же плавно выдохните… Ну вот и всё. Займёмся боком и рукой.

– А кто же оперировал вас после той ужасной раны в живот? – спросил профессор, когда Анкр перевернул его обратно на спину.

– Сам. О, это было очень неудобно. Пришлось воспользоваться зеркалом. По степени тяжести рана была сродни вашей. Но мне много раз доводилось прибегать к помощи регенератора. Им буквально пропитан весь мой организм, поэтому заживление происходит очень быстро. Вам же, увы, необходимо провести в неподвижности довольно долгое время. Зато через несколько недель от ранений не останется следа.

– Поразительно! Но это означает, что изобретённое вами лекарство решает проблему бессмертия! – вскричал профессор в благоговейном волнении.

– Не совсем. Регенератор может исцелить любые повреждения кроме разрушения мозговой массы. Мозг восстановлению, увы, не поддаётся, так что мой вам совет: всегда берегите голову. А ещё существует естественное старение. Регенератор, если принимать его регулярно, замедляет этот процесс, но не останавливает его. Тело, хоть и медленно, но всё-таки изнашивается. Так что проблема бессмертия остаётся нерешённой.

За время увлекательного разговора барон успел склеить раздробленное ребро и закрепить грудную клетку корсетом, после чего принялся за раненую руку: соединил перебитую кость, сшил нервы, сухожилия и мышцы. Пальцы хирурга работали ловко и быстро.

– Готово. Вы совсем обессилели. Сейчас я усыплю вас – как давеча, после сражения. Только теперь доза будет сильнее. До встречи через неделю.

Фондорин, действительно, почувствовал цепенящее изнеможение. У него не было сил даже поблагодарить волшебного врачевателя. Тот поднёс к носу больного платок, смоченный чем-то пахучим; Самсон вдохнул и сразу погрузился в сон – столь глубокий и абсолютный, что в памяти от него совсем ничего не осталось.

Профессору показалось, что он открыл глаза, едва их сомкнув. Только Анкр когда-то успел переодеться в домашний сюртук, а за окном вместо гаснущего заката золотисто мерцало осеннее небо.

– Всё идёт хорошо, – молвил барон, сидевший у кровати. – Я пробудил вас, потому что мозгу вредно оставаться без работы долее одной недели. Мы поговорим несколько минут и снова расстанемся на неделю. Ну-ка, скажите что-нибудь. Только сначала выпейте этого отвара, он смягчит вам горло.