– Стукни себя по голове. Вот этим.

Он подал ей лежащую на полу туфлю.

Без малейшего промедления брюнетка ударила себя по лбу, даже не попытавшись отворотить острый каблучок.

Из лопнувшей кожи засочилась кровь, Фондорину стало совестно.

– Довольно.

Следующий этап проверки: способен ли объект не просто выполнять простые команды, но и отвечать на вопросы. Что бы такое спросить, о чём женщина вроде Персиянки правды не скажет?

– Ты припрятала что-нибудь из драгоценностей?

– Да, – сразу сказала она, всё так же зачарованно глядя ему в глаза. – Вот.

Подняла подол платья, залезла куда-то под кружевные панталоны, порылась и, одно за другим, извлекла рубиновое ожерелье, бриллиантовый перстень, ещё какую-то коробочку.

– Убери назад. Мне это не нужно.

Превосходно! Модестин выдержал испытание выше всяких похвал. Ну, а теперь за дело.

– Слушай меня внимательно. Сейчас ты подойдёшь к двери, отодвинешь засов и пригласишь караульного войти. Предложишь ему бежать вместе с тобой, прихватив ларец. Если он станет сомневаться или спорить, ты проявишь хитрость. Ты ведь умеешь дурить мужчинам голову?

– Да. Это легко.

– Действуй. Он должен подойти к ларцу и начать в нём рыться. Поняла?

– Да.

– Если сделаешь всё, как сказано, я буду тобой доволен.

– Я всё сделаю.

– Исполняй!

Он встал так, чтобы створка его прикрыла. Не очень понятно было одно: насколько модестин притупляет коммуникативную способность объекта. Хватит ли у зомби живости вести разговор?

Размеренно, немного враскачку актёрка приблизилась к двери и загремела щеколдой.

– Эй, ты что? – донёсся с той стороны хриплый голос. Судя по акценту, то был «кузен Джузеппе». – Лодовико запретил это делать!

Профессор встревожился. Лучше б часовым оказался «тупой Шульц», а не родственник Капитана.

– Отопри. Я тебе должна что-то сказать.

Женщина медленновато выговаривала слова, в остальном её речь не отличалась от обычной.

– Что-то случилось? Сейчас…

Лязгнул засов, створка открылась внутрь, заслонив Самсона.

– Иди. Я тебе покажу одну вещь. Она тебе понравится.

– Что за вещь? Мне нельзя сюда входить! Если вернётся Лодовико, он меня убьёт, ты его знаешь.

– Ты мужчина или трус? Иди за мной. Просто посмотри, что лежит вон в том ларце. Не бойся. Мы услышим, если они вернутся.

Умница, похвалил профессор то ли Персиянку, то ли идеально корректный модестин. Чернокожим колдунам такое совершенство и не снилось!

Фондорин дождался, пока Джузеппе дойдёт до ларца и откроет крышку.

– Мама моя! Свинья-мадонна! – ахнул «верный кузен». – Да тут… Лодовико мне всего этого не показывал!

Разбойник согнулся, трясущимися руками стал перебирать драгоценности. Женщина безучастно стояла рядом, повернув лицо к Самсону.

Теперь можно было спокойно уходить – Джузеппе ничего вокруг не видел и не слышал.

На прощанье профессор приложил палец к губам. Прокрался за дверь. Столовую пересёк на цыпочках, но по лестнице уже побежал безо всякой опаски.

Поистине Разум и наука всё превозмогают, они не ведают преград!

Но есть и другая истина, которая напомнила о себе в следующую же минуту: ум отмерит, а случай отрежет.

Надо ж было случиться, чтобы в то самое мгновенье, когда торжествующий Фондорин хотел выбежать на парадное крыльцо, во двор через ворота, гремя колёсами, одна за другою въехали две гружёные телеги. С ними вошли и разбойники. Они шагали правильным строем, держа на плечах ружья, а Капитан сменил свою епископскую митру на кивер. По виду это была уже не шайка дезертиров, а фуражирская команда, составленная из солдат разных полков. Не лишняя предосторожность в городе, куда возвращаются порядок и дисциплина.

Оказавшись внутри ограды, мародёры немедленно рассыпались и загалдели. Сколь мог слышать затаившийся за дверьми профессор, спор шёл о том, как быть дальше: нести добычу наверх либо, наоборот, спустить ранее награбленное вниз, погрузить на повозки и поискать другое, менее заметное пристанище. Возобладало второе мнение. Оставив повозки без присмотра, орава направилась к дому.

Сначала Самсон намеревался укрыться где-нибудь в дальних комнатах, но, видя, что во дворе никого не остаётся, передумал. К чему зря тратить время? Погрузка может затянуться.

Он спрятался в нише, за спиной у мраморного Аполлона. На лестнице было сумеречно, разбойники всё ещё бранились и протопали мимо, не заметив профессора. Очень довольный своей смелостью и ловкостью, он вылез из укрытия и выбежал наружу.

Там уже начинались сумерки – то время, что у французов называется entre loup et chien.[39]

Фондорин споткнулся на бегу, присел на корточки и прижался к колонне.

В воротах маячили две фигуры в широких шальварах, узких безрукавках, с красными шапочками на головах.

Атон и Хонс!

Один разглядывал что-то блестящее, держа руку у самого носа. Второй, задрав лицо, беспрестанно поматывал шеей, словно прислушивался.

Это уж была чертовщина! Откуда они тут взялись?

Профессор оказался между волком и собакой уже не в природоописательном, а в более зловещем смысле. А коль выбирать меж двумя опасностям, собачья стая менее опасна, нежели волчья.

Он попятился назад. Всё-таки придётся прятаться во дворце, там довольно пустых комнат и укромных мест.

В панике Самсон взбежал по ступеням, собираясь достичь бельэтажа, но наверху раздался бешеный рёв.

То кричал Капитан:

– Моя бедняжка! Он напал на неё! У неё кровь! Он оглушил её! Проклятье! Мерзавец забрал ларец! И это мой кузен!!!

Последовала ругань на итальянском, в которой поминалось имя «Джузеппе» в сопровождении разных эпитетов.

– Ищите его! Догоните эту свинью! Он не мог далеко уйти! Я вырву ему сердце! – бушевал предводитель.

Догадаться о причине его ярости было нетрудно. Вероятно, заслышав шум во дворе, кузен Джузеппе решил, что ларец с сокровищем весомее родственных чувств, и, прихватив добычу, дал стрекача, а полупокойница, Ля-Персьенн и не пыталась его удержать, ибо не имела на сей счёт никаких приказов от своего повелителя.

Что делать? Куда деваться? Достичь бельэтажа Самсон не успевал – сверху на лестнице уже грохотали каблуки. В растерянности он завертелся на месте, прижимая к себе сак. Снова побежал вниз.

Замер. В дверях плечо к плечу стояли копты, загораживая выход.

– Капитан, это не Джузеппе! Чужой! – закричали сзади. – С ним двое мамелюков!

Это был капкан, выход из которого не нашёл бы и самый изобретательный ум на свете. Впереди, в пяти шагах, профессора поджидали темнокожие слуга Анкра; они уж и руки протянули, чтобы схватить его. Сзади, с лестничной площадки, в беглеца из ружей и пистолетов целился десяток головорезов.

– Чего вы ждёте – заорал Лодовико. – Плевать на мамелюков! Огонь! Огонь!

В кармане у Фондорина лежала бутылочка с берсеркитом. Один глоток – и от пуль можно было увернуться. Но времени уже не оставалось.

Профессор вжал голову в плечи, зажмурился, приготовился к смерти.

Грянул залп.

В самый миг, когда грянул залп, Фондорин услышал по обе стороны какой-то шорох; что-то, помнилось, задело его плечи справа и слева. Однако предсмертный ужас поглотил все чувства и мысли. Самсон ждал лишь одного – гибели. Если повезёт, то мгновенной. Если не повезёт, то после тяжких мук.

И вот прогремели выстрелы.

Мгновенной гибели судьба профессору посылать не пожелала. Боль пронзила его левый бок и правую руку. Он покачнулся, но не упал.

Почему ран было только две? С расстояния в пять саженей по недвижной мишени промахнуться невозможно!

Он открыл глаза и сначала не разглядел ничего кроме густого дыма. Потом увидел у своих ног, ступенькой выше, два окровавленных тела. То были копты. Один из них лежал бездыханный. Второй закатил незрячие глаза и сипло сказал: