Оказалось, что сонными видениями вполне возможно управлять. Более того, способы управления сном известны с незапамятных пор у самых разных, не связанных между собой народов.

Чуть не во всякой русской деревне, например, найдётся бабушка-ведунья, которая умеет насылать те или иные сны.

Известно также, что есть люди, умеющие видеть так называемые «вещие сны» – более или менее внятные послания, адресуемые прямо в спящий мозг некоей Надсилой. (Сим термином Самсон решил пока обозначать ноцию Бога – чрезвычайно сложный параметр, к которому он подступиться ещё не успел, оставив задачку на будущее.) Самый величественный пример таких посланий – Коран, надиктованный Магомету в виде готовой книги, которую оставалось лишь записать на бумаге.

Если такое, в принципе, возможно, то как может быть устроена подобная передача сведений? (Ещё раз повторим, что понятие сверхъестественного профессор решил не рассматривать до тех пор, пока не разочаровался в науке и логике.)

Первую подсказку Фондорин обнаружил во время странствий по Сибири.

Некоторые шаманы умели создавать у внимающих камланию единоплеменников стойкие галлюцинации. Притом Самсон, находившийся в том же чуме, но не знавший местного наречия, ничего особенного не наблюдал: лишь бьющего в бубен и бормочущего колдуна да ритмически покачивающихся туземцев с полузакрытыми глазами. Они даже не были погружены в сон! Расспрашивая их через толмача, молодой человек убеждался, что все они видели и слышали одно и то же, до мельчайших деталей.

Как шаман управляет зрением своей паствы, Фондорин так и не установил, ибо природа визуальных галлюцинаций слишком тонка. Было ясно лишь, что колдун каким-то образом воздействует на зрительные нервы публики, которая готова повиноваться его воле. Это сочетание эмиссии, то есть активного действия, и рецепции, сиречь пассивной готовности, порождает фантомные видения.

Зато механизм слуховой передачи оказался относительно немудрящ, со временем Самсон его вычислил.

Всё дело тут было в бубне и камлании. Это высочайшее искусство, отточенное многими поколениями шаманов до ювелирного совершенства. Удары определённой силы, наполненности и частоты порождают у слушателей особую вибрацию барабанных перепонок, благодаря которой произнесённые слова проникают в самую глубину мозга и звучат будто из самых его недр. Речь, произведённая внешним источником, воспринимается как голос, идущий изнутри слушателя.

Уяснив самый принцип, молодой учёный приступил к созданию хитроумного аппарата, который мог бы вводить informatio прямо в кору мозга, минуя обычное посредство речи и слуха – звено, на котором, как хорошо известно всякому преподавателю, теряется бóльшая часть передаваемых сведений.

Так появилось небывалое приспособление, которое Фондорин назвал «физико-химическим конвертером», ибо оно действительно преобразовывало физическую энергию в химическую.

Устройство конвертера в самых общих чертах было следующее.

По виду прибор напоминал обыкновенную банку, затянутую утоньшенной и специально обработанной кожей, которую Самсон позаимствовал у шаманского бубна. Внутри сосуда помещалась жидкость, составленная из нескольких элементов. Главнейшим из них был настой хайаха – таинственного вещества, которое колдуны соскребают со стен некоей пещеры. Место это хранится в строгой тайне, однако произведённый анализ позволил заключить, что желтоватая накипь взята с каменного плитняка очень древней геологической формации. Точную формулу хайаха из-за несовершенства оборудования Фондорин определить не сумел.

В ходе опытов выяснилось, что в магнетизированном виде настой приобретает удивительную особенность: его химический состав под воздействием вибрации меняется и затем сохраняет обретённую структуру. Если произнести не слишком длинную речь, приставив банку к самым губам, жидкость «запоминает» сказанное звук в звук. У человека, выпившего это снадобье, кровь приливает к барабанным перепонкам, понуждая их сокращаться совершенно определённым образом. В результате возникает ощущение, будто где-то внутри черепа заговаривает голос.

Препарат получил название «теле-фон», то есть «удалённое слушанье». Большой полезности от него Самсон не ожидал – очень уж короток был запас «памяти» у прибора, который мог сохранить и передать всего несколько фраз. Работу над занятной игрушкой он производил в тайне от всех, даже от своей невесты Киры. Хотел сделать ей сюрприз к свадьбе.

Фокус удался на славу.

Как уже поминалось, свадебного пира не устраивали. Единственной уступкой ректору Ивану Андреевичу был праздничный завтрак. Жених потихоньку заменил шампанское в бокале своей суженой теле-фоном, в котором содержалось стихотворное послание, не предназначенное для посторонних ушей.

Когда под крики гостей молодая выпила, её лицо сначала побледнело, потом залилось счастливым румянцем, а Самсон довольно расхохотался. Поразить уравновешенную Киру ему удавалось нечасто.

Теперь профессор употребил прибор не для игры, а для важного дела. Тщательно продумав каждое слово, он проговорил в банку несколько фраз. Многого сказать было нельзя, но Фондорин оставил Кире указание, где искать следующее послание. Посторонний человек не понял бы, а Кира догадается.

Из прибора Самсон перелил содержимое в пустой флакон и на всякий случай принял кое-какие меры предосторожности.

Опасаться надо было не только мародёров, но и того же дворника Ерошку, шарившего по дому в поисках добычи или просто выпивки. Этот дурень мог обнаружить тайник и, недолго думая, залить драгоценный напиток в свою бездонную глотку.

Во-первых, Самсон приготовил ложные склянки. В одну налил рвотное, в другую слабительное, в третью раздражитель слизистой оболочки носа – всё мгновенного действия. Если кто выпьет, дальше пробовать не захочет. Капнул чуточку хайаха, для цвета и чтобы одинаково пахло.

Во-вторых, прибавил испарителя. Если кто чужой откроет герметичную пробку и станет раздумывать, приглядываться да принюхиваться, жидкость быстро испарится.

Для жены Самсон написал внутри ниши по-французски, что пить следует всего один теле-фон, а какой именно, она догадается сама. Слава богу, не дура. В стеклянном амурчике он дарил ей духи «Notre mystère»,[23] собственного изготовления.

Вот теперь можно было уходить.

Самсон в последний раз окинул взглядом свой дом (доведётся ли увидеть вновь?), вздохнул и пошёл вон, крепко сжимая в руке кожаную сумку.

Во дворе, оказывается, уже стемнело. Он и не думал, что провёл в Ректории столько времени!

С беспокойством профессор услышал, что со стороны Моховой улицы доносится топот множества копыт, а по Тверской грохочут не то повозки, не то орудия.

Французы вошли в город!

Ну и пусть. Военный врач с аптечной сумкой в руке вряд ли вызовет подозрение у марширующих войск. Только бы попасть на Никольскую улицу прежде, чем туда доберутся любители наживы. Правда, можно надеяться, что их не заинтересует магазин с ретортами в витрине и скучной вывеской «Химические товары». Вокруг полно лавок позавлекательней.

Ободрившись, Фондорин спустился по ступенькам и думал уж повернуть к воротам, но из тени навстречу ему поднялась худая фигура в широких шальварах, с двумя кинжалами за поясом.

Атон! Откуда он взялся?! Как отыскал?! Почему не дрыхнет?! Снотворное могло бы даже слона усыпить дня на три!

Копт смотрел не на профессора, а в небо и не проявлял никакой враждебности.

– Maître dire accompagner, – сказал он остолбеневшему Фондорину своим гортанным голосом. – Seul dangereux.[24]

Самсон попятился от ужасающего призрака. Повернулся, побежал.

Когда выскочил на Моховую, оглянулся – не привиделось ли.

Увы, Египтянин размеренно, без особенной спешки трусил сзади, не приближаясь и не отставая.