– А что тут делаем? Чего не спим? – оттолкнул ротный Денискина и увидел стоящего раком Андрейчика. – Что у тебя, там? Доставай.
Андрейчик, поняв, что это "полный залет". Медленно встал, потянулся, поднял ногу в сапоге над приоткрытой доской и, ударив по ней каблуком сказал:
– А там, товарищ старший лейтенант, копец!
Пока дневальный, выполняя приказ командира роты, вытаскивал заполненные боевыми патронами пулеметные ленты, гранаты, взрывпакеты и прочую амуницию, в роте появился Гранов, таща за шиворот пьяного
Самсонова, от которого шли желтые испарения перегара. Гранов действительно должен был обладать недюжинной силой, чтобы справиться с таким кабаном. Самсонов был торжественно передан из рук дежурного по полку командиру роты, который и потребовал привести всех остальных сержантов.
– Ясно. Иди, – отпустил я солдата. – Утро вечера мудренее. Завтра опять "в поле", а послезавтра смотр… может быть, и пронесет.
На смотр все солдаты получили новую форму. Рота выглядела как с иголочки. Дивизия стояла на большом плацу, и тысячи глаз смотрели на генерал-майора, который возвышался на трибуне. Рядом с ним возвышался командир дивизии, а командовал смотром знакомый мне начальник штаба дивизии подполковник Дюжин.
– Товарищ генерал-майор, – голос Дюжина можно было слышать без микрофона, – личный состав гвардейской, краснознаменной учебно-танковой дивизии для прохождения смотра построен.
Выправка подполковника никак не указывала, что начальником штаба дивизии Дюжин стал, продолжив службу после двух лет в танковых войсках, куда его послали после лесотехнического института.
– Дивизия, равняйсь! Смирно! К торжественному маршу. На одного линейного дистанции. Первая рота прямо, остальные напра-во!
Шагооооом арш!!
Первое место на смотре заняла восьмая рота почти полностью укомплектованная из среднеазиатов. Их никак не могли научить маршировать, вытягивая ногу, и тогда кто-то из взводных предложил всем, но обязательно всем, идти, поднимая колено, как в иракской армии. Рота шла не по уставу, но очень синхронно, чем и заслужила благостное отношение начальства.
Сдав форму и облачившись снова в обычные хэбэшки, сержанты под руководством старшины распределяли солдат по нарядам на следующий день.
– Хочешь ко мне в караул? – проходя мимо меня, спросил Салюткин.
– Я дежурным по кухне вместе с Денискиным иду.
– Это же прапорщицкая должность? А что старшина?
– Я за него…
– Зря. Поверь, что зря.
– Не судьба, товарищ лейтенант. В следующий раз.
– Следующего может и не быть, – намекнул непонятно на что лейтенант и отошел.
Утром в роте проводились политзанятия. Командиры взводов и замполит читали написанные сержантами или кем-то из грамотных солдат, конспекты, а сержанты сидели в канцелярии командира роты с тетрадками в ожидании такой же тягомотины.
– Сегодня политзанятий не будет, – начал ротный.
– Можно идти поспать, товарищ старший лейтенант? – невинно спросил Бугаев.
– Нет. Можно послушать. Я сказал, что я вас всех оттрахаю? Так вот, слушайте.
Дальше ротный зачитал пофамильный список сержантского состава роты, по которому выходило, что часть будет разжалована, часть снята с должностей, а кто-то будет отправлен в другие части. Причины были разные, от распухших яиц солдата моего взвода (за что я должен был быть отправлен под трибунал) до пьянки, которая произошла два дня тому назад.
– Я вас всех в Теплый Стан отправлю. Маршировать, – картавил ротный. – Иванцов. Ты почему начштаба дивизии послал?
– Я не посылал. Я же не знал, что это начштаба дивизии.
– Ты в званиях не разбираешься?
– Я на перекладине подтягивался, а кто-то мне сзади по жопе треснул, ну я и сказал…
– Что ты ему сказал?
– Чтобы не трогал меня…
– Ты сказала "отвянь, урод!". Ты это начштабу сказал.
– А если он действительно урод? – тихо пытался возразить Иванцов.
– Вот я тебя и разжалую сразу на два звания…
Иванцов носил погоны младшего сержанта, но был переведен к нам всего несколько дней тому назад, и звание еще не значилось в его документах.
– На два? Так я сразу в гражданские иду. На дембель, товарищ старший лейтенант?
– Рот закрой. Я всех "опущу". Самсонов, Андрейчик, Денискин и
Ханин пойдут в дисбат.
– А я за что? – ошалело смотрел я на ротного, хотя минуту назад слышал бред про распухшие солдатские яйца.
– За неуставные взаимоотношения. Солдат напишет, что я ему скажу.
Понял?
– Командира роты в штаб, – раздался крик дневального через всю казарму.
– Сидите, думайте, что делать пока я в штаб схожу. Потом будете мне объяснительные писать.
Ротный вышел, и мы тут же загалдели. В случайно образовавшейся секундной тишине раздался громкий голос Бугаева.
– Ханин, ты же еврей. Вот и давай, подтверждай национальное умение.
– Какое еще умение?
– Как выкручиваться, блин. Давай, думай. Не зря же ты законы учил.
Думал я не долго. Как будто кто-то сверху передал мне готовый пакет решений и, когда ротный вернулся, я сидел довольный и улыбающийся. Мне нравилась пришедшая очень четко сформулированная мысль, и я ждал момента ее реализации.
– Ну, что? – начал ротный. – Подумали? Теперь пишите объяснительные. Всех посажу на хрен.
– Ага, – тихо, как бы невзначай, сказал я. – Жаль, сидеть придется в соседних камерах.
– Почему это в соседних? – удивился командир роты.
– В одну не посадят, Вы же офицер, а мы – сержанты. Значит, только в соседних.
– Ханин, это ты на что намекаешь?
У Дрянькина был случай, когда он вместе с другими взводными воровал лес и был пойман лесником. Дрянькин тогда всех сдал и все, кроме него, получили взыскания, а взводный смог даже подняться и стать командиром роты. Знали об этом все вплоть до комбата, который однажды поправил посыльного, разыскивающего Дрянькина.
– Запомни, солдат, фамилия командира третьей роты не Друнин и не
Гранкин, а Дрянькин – от слова "дрянь"… чем сам и является…
Солдат тогда поспешно ретировался. А комбат не мог повлиять на решение начальника штаба дивизии, рекомендовавшего Дрянькина командиру полка на должность ротного.
– Я не на что не намекаю, товарищ старший лейтенант, – делая огромные глаза, ответил я. – Вы Самсонова, Андрейчика, Денискина и других за что в дизбат сажать собрались?
– За хищение боеприпасов и пьянство.
– А где факт хищения? Бравые сержанты обнаружили незаконное хранение оружия и передали его из рук в руки комроты.
– Я сам взял у них…
– А Вы, товарищ старший лейтенант, куда дели боеприпасы?
– В сейф положил, куда же еще?
– И сейчас они в сейфе?
– Конечно, а куда…
– Ну, я поверить не могу, что офицер советской армии, гвардии старший лейтенант, командир учебной роты не знает, что найденные боеприпасы должны быть переданы в течение двадцати четырех часов начальнику первого отдела полка. А товарищ старший лейтенант решил утаить боеприпасы.
– Да я не успел…
– Вы не оправдывайтесь передо мной-то, товарищ старший лейтенант.
Это Вы особисту объяснять будете, как Вы решили утаить часть боеприпасов и оставить их в своем неопечатанном сейфе на время выхода роты. Больше того, боеприпасы провалялись там, когда личный состав был на учениях. А все ли боеприпасы были учтены?
– Да, я забрал их у пьяных…
– Во! Товарищ старший лейтенант. У пьяных!
– Да. У меня и свидетель есть – дежурный по полку…
– У меня тоже есть свидетели, что командир третьей роты, старший лейтенант Дрянькин получил взятку от солдата моего взвода курсанта
Алиева…
– Какую еще взятку? – вскакивая со стула, крикнул ротный.
– Вкусную, товарищ старший лейтенант. А с чего ребят напились? Мы же Алиева тормознули, и часть продуктов изъяли, в том числе вино – водочные изделия. Но не все, не все. Как коньячок-то, как?
Вкусненький? А балычок? Мы и дыньку Вам оставили, чтобы витаминчики были.