– Я второй раз служу, – озадачил он меня, разливая чай по пиалам.
– Второй? Да такого не бывает.
– Бывает.
– Бардак с документами?
– Нет. Я вернулся домой после службы, а у нас семья большая – пять братьев и две сестры. Старший брат только женился, жена беременная. Куда он пойдет от семьи, которую кормить надо? Вот я и пошел за брата еще раз служить. А мне что? Я одинокий. Вот вернусь, женюсь.
– И надо было это тебе… Я бы не пошел второй раз…
– Это потому, что ты только полгода отслужил. А когда два заканчиваются, то уже знаешь как себя поставить, что делать, как себя вести. И служить не страшно.
– Наверное, ты прав.
– Знаю, что прав, – прищурился Болат. – Не просто же так я на вещсклад попал. – И крикнул в глубь склада:
– Орлы, долго вы там? Поторапливайтесь.
"Орлы" уже закончили и валялись поверх белья. "Солдат спит – служба идет" – вечный закон солдатской службы выполнялся при первой возможности.
Болат отсчитал мне чистые пододеяльники, простыни и прочее. Я расписался в журнале и, хлопнув по рукам, мы расстались.
– Принес? – встретил меня старшина.
– Угу.
– Все в норме? – прищурился прапорщик.
– А как же, – улыбнулся я.
– Тогда у меня к тебе будет задание.- И прапорщик отвел меня в каптерку, выгнав из нее всех остальных.
– Смотри сюда, Ханин. – С этими словами он достал исписанные половинки листов. – В армии существует закон о выплате штрафа за потерянные или испорченные вещи. Сам видишь – кругом бардак, солдаты теряют постоянно, а виноват кто? Старшина. А у меня нет денег расплачиваться за недостачу. Значит, чтобы этого не было, мы собираем объяснительные с тех солдат, которые теряют обмундирование и, не дай бог, вооружение.
– И что с этим делать?
– Я их подаю в приказ, и с них удержат, как положено. За расхлябанность. Твоя задача – собрать с раздолбаев, которые за своими трусами и портянками уследить не могут, такие объяснительные.
Чтобы писали по образцу, а ты мне будешь отчитываться. Усек?
– Усек.
– Ну и славненько. А пока гуляй. Вечером в наряд по роте заступаешь.
До наряда дело не дошло. После обеда в роту буквально влетел Костин.
– Ты тут? Молодец. Пошли. Быстро.
Мы вышли из казармы и быстрым шагом пошли по направлению к штабу полка. Майору все отдавали честь. Я с запозданием поднимал руку к пилотке, семеня за начштабом, отчего чувствовал себя почти командиром роты. Костин, думая о чем-то своем, почти бежал в штаб так, что я еле поспевал за ним.
– Давай, давай, не отставай, – подгонял он меня, не поворачивая головы.
Мы вошли в здание штаба полка, поднялись на второй этаж, и
Костин, предварительно стукнув в уже известную мне дверь, поинтересовался:
– Разрешите войти, товарищ майор?
– Входи.
Мы вошли в кабинет майора Егоркина. Перед майором стояла большая банка с карандашами, которые он правил острым выкидным ножом.
– Значит можешь ватман достать? – перешел с места в карьер начштаба.
– Могу, – подтвердил я.
– А сколько можешь? – дал наводящий вопрос майор.
– А сколько нужно? – по-одесски ответил я вопросом на вопрос.
– Чем больше – тем лучше, – не отступал начштаба.
– Десять листов.
– Тридцать.
– Больше двадцати просто не увезу.
– А прислать не могут? – начал майор.
– Товарищ майор. Надо приехать, с отцом поговорить, он должен в отдел спуститься, – сделал я ударение на последнем слове.
– И сколько тебе для этого надо?
– Пять дней.
– Обалдел? Три.
– Да у меня день дороги туда, день обратно. А родителей поглядеть? А невесту?
– У тебя и невеста есть? Ладно. Даю четыре дня и, чтобы, "как штык".
– Четыре дня и увольнительную в город на сегодня, – торговался я.
– А увольнительная тебе зачем? – опешил Егоркин моей наглости.
– Я тогда смогу сейчас выйти в город. Командировочное нужно с завтрашнего дня. Я сяду сегодня на поезд, а завтра, когда приеду, у меня уже будет действовать командировочное…
– Вот все продумал, – цокнул языком начштаба. – Поезд во сколько?
– Через полтора часа.
– Успеешь?
– Постараюсь.
– Майор, – посмотрел на Костина Егоркин. – Прикажи старшине его собрать и проверить, я дам команду выписать ему срочно документы. Но отпуск я тебе дать не могу, только "по семейным обстоятельствам", – добавил он мне.
Такие мелочи меня не интересовали. В мыслях я уже мчался домой.
Через пятьдесят минут я стоял у окошка воинских касс, пытаясь убедить сидящего за грязным стеклом с дырочками, уставшего от просьб капитана дать мне возможность купить билет. Капитан отсылал меня в обычные кассы, показывая на часы. В беготне между кассами подошел поезд, и капитан, вышедший из своей будки, толкнул меня в сторону выхода на перрон:
– Беги к начальнику поезда, плачь, что мама больная, что бабушка умирает, что угодно, чтобы только посадил.
Поезд Горький – Ленинград был переполнен, и начальник поезда категорически отказывался брать кого бы то ни было из стоящих на вокзале. Я врал напропалую, и имеющий власть человек в фуражке смилостивился: меня посадили в поезд с соответствующими указаниями проводнице. Следом за мной стоял курсант военного училища, к которому прижималась зареванная блондинка в коротком пальтишке, несмотря на уже холодный ноябрь, и кричал:
– Я тоже солдат, я курсант, если я не вернусь, то меня выгонят из училища. Я же тоже солдат, Родину защищаю.
– Лезь, – быстро бросил начальник поезда.
Курсант вскочил в вагон. Блондинка висела у него на руке.
– А ее ты куда тащишь? – рявкнул начальник поезда.
– Жена…
– Завтрашним приедет! – отрезал начальник в фуражке и стал опускать мосток.
Мы оплатили проезд плацкартом, и начальник поезда сдал нас с рук на руки одной из проводниц. Женщина лет сорока кудахтала вокруг нас, сетуя, что у нее совсем нет свободных мест в плацкарте.
– Я вас на третьи полки положу, – причитала она. – Жестковато будет, но да вам не привыкать, солдатики.
Курсант, как только сел в открытое купе, тут же начал шутить, задевать девчонок, которые ехали в двух соседних отсеках. Они отвечали взаимностью, смеясь, строили глазки. Не трогал он только серьезную черноволосую девушку, которая, скромно сидя в углу около окна, читала книгу. Весь ее вид показывал, что она не опуститься до дорожного юмора тем более с курсантом. Уже забираясь на полку, я заметил, как курсант подошел к черноволосой, стоявшей в очереди в уборную вагона перед сном.
Проснулся я во втором часу ночи. Жесткая и узкая полка давила.
Подняв голову, я увидел, что внизу на первой полке лежала черноволосая девушка, раскинув волосы по подушке, а на ней методично двигался курсант.
– Ой, – вскрикнула она, заметив мою сонную физиономию.
– Тебе чего? – повернул голову замерший курсант.
– Времени сколько?
– Скоро два, – ответил он, остановившись и взглянув на часы.
– Ааа…- протянул я, падая головой на сложенную под голову шинель.
Снова я проснулся уже оттого, что кто-то толкал меня в бок.
– Солдатик, солдатик, вставай, – говорил тихий женский голос.
Я поднялся на локтях, чуть не стукнувшись головой о низкий потолок. Стоя на нижней полке туфлями на невысоком каблуке и рискуя свалиться на лежащего человека, меня дергала за рукав проводница.
Курсант помещался рядом с черноволосой, закинув руку ей за голову, и чего-то увлеченно рассказывал. На девушке был надет неплотно запахнутый халат, из которого была видна девичья грудь. Заметив мой взгляд, она сразу запахнула халат и повернулась к курсанту:
– Ну-ну… что ты рассказывал?
– Солдатик, иди ко мне в купе, – позвала проводница, стараясь не поворачиваться лицом к молодой паре.
– Зачем?
– Не бойся, иди…
Я спрыгнул вниз. Глянул на лежащую парочку, на полностью спящий вагон, которому не было дела до происходящего в купе, сунул ноги в армейские ботинки и, не завязывая шнурки, пошел за проводницей.