– А кто из дембелей рискнет опозориться?

– Разрешите мне, товарищ старший лейтенант? – я поднялся из-за стола.

– Давай, давай. Тебе, как гвардейцу, сам Бог велел.

Я встал за соседний от Джураева стол и поправил автомат, ставший уже родным за последние два года.

– Готовы? – ротный держал в руках часы с секундной стрелкой. – Арш!

Я выбил магазин, передернул затвор, холостой выстрел, удар ребром ладони по шомполу, он выскочил из крепежа и со вторым движением лег плавно на стол. Голова не думала о том, что надо делать, руки выполняли сборку-разборку автомата по схеме, выученной еще в старших классах школы, когда я получил первое место по городу в этом виде соревнований.

– Гвардии старший сержант Ханин разборку-сборку автомата

Калашникова закончил, – положил я оружие на стол и повернул голову в сторону Джураева. Солдат еще возился крышкой ствольной коробки, которая никак не хотела войти в паз.

– У меня крышка не входит, зурна, – ругался азербайджанец.

– Ты не торопись. Закончи. Потом махнемся, поглядим, в чем проблема.

Джураев собрал автомат и положил его на стол.

– Меняемся местами? Только я думаю, что все должно быть по-честному, все-таки у меня опыт больше. Будет правильно, если мне завяжут глаза.

Ротного такое предложение страшно развеселило.

– Во! Вот это правильно. Вот это верно. И автоматами поменяйтесь.

Дайте, чем завязать. Ты хорошо вяжи, хорошо. Проверь, что он ничего не видит. Точно, ничего не видишь? Что я делаю? Ага, не видит.

Готовы? Внимание. Старт!!!

На сборке автомата я действительно почувствовал, что крышка не хочет вставать на свое место. Я чуть прижал ее рукой и мягко, без удара, вставил на место. Холостой спуск, шомпол, магазин и автомат лег на стол.

– Закончил, – снял я повязку с глаз.

Джураев вставлял шомпол в автомат. Магазин еще лежал на столе.

– Ты не переживай, Вагид, мы может еще раз автоматы поменять.

– Ну, ты крут, замок. Я даже не думал, что так можно.

– Тридцать две секунды, – победно сказал ротный. – Тридцать две с завязанными глазами.

– Старею.

– Чего?

– До призыва моя норма составляла двадцать пять секунд, а личный рекорд – семнадцать секунд.

– Сборка или разборка?

– Разборка и сборка одновременно.

– Надо тебя тут оставить, пока ты свой опыт молодым не передашь,

– засмеялся ротный.

– Ну, уж нет, товарищ старший лейтенант. Так я никогда не уволюсь. Уж лучше я через лопату.

– Ну, как знаешь. Дембеля завтра выходят на свои аккорды.

Поздравления поздравлениями, а документы еще надо заработать, если не кровью, то потом. Все свободны.

На выходе из ленинской комнаты ко мне подошел Абдусаматов.

– Зёма, ты мне можешь помочь?

– Тебе, Хаким, уже ничем не поможешь.

– Я в институт после армии хочу поступать. Напиши мне характеристику. Ротный обещал подписать.

– Я вам чего – составляльщик характеристик?

– Ты же Кучкарову написал. Я "чепок" ставлю.

– Ага. Как же. Кучкаров тоже "ставил". Я его "чепок" только на дембеле у себя дома увижу или у вас в Ташкенте.

– Мамой клянусь, напиши. Я ставлю. Я хоть раз обманул? Слово даю.

– Черт с тобой.

К вечеру, когда Абдусаматов получил от меня характеристику, напечатанную на машинке так, что его могли принять в ВУЗ без экзаменов, как национального героя, ко мне пришел договариваться еще один узбек – Сандыбеков. Уговоры были те же, и обещания такие же.

Понимая, что азиаты, скорее всего, надуют, но все еще надеясь на три посещения солдатской чайной до увольнения в запас, я составил и третьему потенциальному студенту характеристику, как на образцового солдата.

Утром я вместе с неизменными Абдусаматовым и Кучкаровым направился к будущему месту, которое должно было привести нас домой.

Найдя офицера, ответственного за работы, мы получили задание построить новые каптерки для танкового батальона – небольшие комнаты в виде длинного барака, разделенные между собой перегородками. Нам было выделено уже размеченное место и, взяв лопаты, мы принялись за ратный труд, выкапывая траншею для ленточного фундамента. Нам была предоставлена возможность питаться прямо тут, не отходя от места работы, в открытой летней столовой танкового полка и спать в отведенной полевой казарме. От последнего я отказался, предпочитая каждый день возвращаться в роту. Это было не сложно, так как командир части жил в офицерском городке танкового полка, и я, видя, что машина кэпа проследовала мимо места, где мы трудились, выходил на дорогу и ловил УАЗик, возвращающийся в часть. Утром тем же способом я добирался вместе с водилой до места работы и, сбросив гимнастерку и ремень, принимался вместе с солдатами за доблестный труд, который должен был стать венцом моей армейской славы. Так как лопата – основное оружие военнослужащего советской армии, то продвигались мы довольно быстро. Ко дню первой отправки мы уже закончили копать траншею и вернулись в часть помыться в бане. Как десять человек в парадной форме, опустившись на одно колено, целуют знамя, мы пропустили, так как приехали только после обеда. Нам рассказали, что старший сержант Аврумян за две недели до дембеля получил звание старшины, а неделей позже его приняли в кандидаты в члены КПСС.

– Ты бы Гере мозги не трахал, и тебе бы дали старшину, – резонно заметил Прохоров.

– Во-первых, мне старшинская полоска и так не светила, во-вторых, старшину на сборы призывают чаще, чем сержанта, в-третьих, Гера из меня ефрейтора хотел сделать, а ты про старшину. Да и не в лычках счастье.

– А в чем?

– В скором дембеле.

– Ротный сказал, что я с завтрашнего дня с вами на аккорде.

– Жаль, тебя раньше с нами не было. При современном темпе работ даже с максимальным использованием армейского технического прогресса под названием "дембеля", мы только к декабрю закончим.

Утром следующего дня мы начали узнавать, где нам взять бетон, чтобы вылить "ленточку", как назывался ленточный фундамент.

Выяснилось, что в стоящем неподалеку огромном амбаре есть цемент, а с другой стороны площадки – песок, и, если натаскать в ведрах воды, то в старой ванной, лежавшей около траншеи, можно замешать бетон теми же лопатами. Цемент оказался не в мешках, а высыпанный из грузовика за деревянную оградку. Набирая штыковыми лопатами в носилки цемент, с которых он постоянно ссыпался, и ветер носил эту серую пыль по всей территории амбара, забиваясь в нос и глаза, мы с

Прохоровым относили его к ванной, а пока отдыхали, Кучкаров с

Абдусаматовым несли песок. Какие пропорции надо делать, мы не знали, спрашивать было не у кого и, решив, что три к одному будет самое то, начали замешивать. Как говорит армейская пословица: "Лучше больше, чем меньше". Бетон месился с трудом, еле передвигаемый лопатами. Я предложил добавлять чуть больше воды, и дело пошло лучше, но

"ленточка" лилась с трудом. Дня через три нам стало уже плевать на то, когда нас уволят в запас, и мы подолгу "зависали" в разговорах с друзьями около открытой столовой. Разговаривая, я услышал, как сзади приблизился УАЗик. Солдаты мгновенно ретировались, и я остался практически один на один с вылезающим из машины офицером. Широкие красные лампасы на галифе, первыми появившиеся из машины, недвусмысленно давали понять, что передо мной генерал. За галифе появился большой круглый живот. Подождав несколько секунд, как будто бы собираясь с силами, из машины полностью вылез обладатель большого пуза. Величала этот чудо-мяч в армейской униформе такая же круглая голова с погонами на уровне ушей. Я, с любопытством наблюдавший за этими телодвижениями, наконец окончательно убедился, что передо мной генерал-лейтенант. На груди у генерала отражала солнце золотая звезда Героя.

"Круто, – подумал я. – Герой Советского Союза всегда заслуживает уважение. Наверное, летчик".

– Кто у вас тут старший, сынки? – спросил генерал.

– Старший команды аккордных работ гвардии старший сержант Ханин,