– Вы чего заснули? Так я вас сейчас разбужу, бляха-муха. Старшина

– это второй человек в роте после ротного. Взводный только взводом командует, а старшина всей ротой. Вам понятно? Вы что думаете, что

Клопов пацан? Вы глубоко ошибаетесь. Он не пацан.

В слова ротного о серьезном возрасте старшины никто не верил. В соседней роте связи, которая располагалась за стенкой, служил рядовой Столов. Столов был призван в ряды красной армии после техникума электросвязи. В роте связи Столову приходилось туго. Ему, как молодому бойцу, приходилось все время таскать на себя тяжелую рацию, почти все дежурства в праздничные дни обязательно попадали на него, и солдат решил покончить с этой несправедливостью окончательно, став… прапорщиком. Дело в том, что солдат, имеющий специально-техническое образование и отслуживший год срочной службы, имел право сразу перейти на сверхсрочную, подписав контракт на пять лет. И Столов стал прапорщиком роты связи. Все бы ничего, но рядовой

"черпак" вдруг сразу перепрыгнул "дедушек". Поздравив нового прапорщика с назначением на должность и представив его и без того хорошо знакомому ему личному составу, Столов был назначен командиром батальона в наряд патруля, и к вечеру мы столкнулись с ним в офицерском городке.

– Товарищи сержанты, ко мне! – громко скомандовал молодой прапорщик с повязкой патруля на рукаве.

– Табуретка, ты что ли? – Боров явно радовался увиденному

"черпаку" со звездочками.

– Не "табуретка", а товарищ прапорщик. Вы, товарищ сержант, в званиях не разбираетесь?

– Разбираюсь, душара, еще как разбираюсь. Я тебя, чмошника, табуретку деревянную, сейчас тут раком поставлю и дырку тебе в жопе сверлить буду. А ну, иди сюда!

Столов отшатнулся и сделал два шага назад, чувствуя перед собой

"дедушку", но, вспомнив, что власть все-таки за ним, выпрямился и, набрав воздуха в легкие, заорал:

– Вы как разговариваете со старшим по званию? Вам на гауптвахту захотелось, товарищ сержант?

– Тамбовский волк тебе товарищ, душара чмошный. Чего ты тут орешь, как будто тебя уже трахают во все дыры? Гуляешь? Ну и гуляй отсюда. Пошли, мужики.

Прапорщик своей тощей фигурой постарался перекрыть нам дорогу.

Солдаты-первогодки в патруле прапорщика Столова благоразумно решили не связываться с четырьмя "дедами" и чуть отодвинулись.

– Я на вас напишу рапорт…

– Да хоть три рапорта, – лицом к лицу прижался Боров, от чего

Столов отшатнулся в сторону. – Пошел вон, щенок.

– Зря ты так с ним, – сказал я, когда мы отошли. Ведь действительно застучит.

– Застучит – в рог получит.

– Он по званию старше, плюс старший патруля. По уставу он прав…

– Да мне пофиг, что по уставу. Он душара. Его даже в черпаки перевести не успели.

Я не стал продолжать важный спор о армейско-солдатской и уставной субординации, тем более что мы уже дошли до магазина.

Вечером того же дня ротный объявил нам всем по выговору за неуважение к прапорщику, который был дежурным патруля. Мы клятвенно отрицали, что не видели какой бы то ни было патруль, но выговор был зафиксирован.

Внешними пропорциями прапорщик Клопов не сильно отличался от

Столова и даже был чуток ниже ростом.

– Сынок он. Сынок. Клоп, в общем, – повернулся я на левый бок, слушая разглагольствования ротного.

– Что?! Кто сказал? – командир третьей роты искал виновного среди своих.

– Это из второй роты.

– Ты встать хочешь? Хочешь встать? – навис надо мной капитан, включив свет.

– Если честно, товарищ капитан, я бы хотел поспать. Вы не могли бы выключить свет. Звуковое оформление мне почти не мешает.

– Придурок! – рявкнул мне в самое ухо офицер и выключил свет с нашей стороны. – Рота, слушай сюда. Прапорщик Клопов по окончании школы поступил в военное училище, где прекратил свое обучение через два года. Из училища Клопов пошел служить в погранвойска, где был ведущим кинологом. После окончания службы Клопов поступил на службу в милицию и через год поступил в школу милиции. Через год, не окончив школы, он снова вернулся в ряды милиционеров-кинологов, где прослужил еще около года. Тогда Клопов поступил в школу прапорщиков, которую окончил в прошлом году, и был направлен в нашу часть.

Я сразу сделал подсчет, и у меня получилось, что Клопову должно было быть не меньше двадцати шести лет, хотя он и выглядел на восемнадцать.

– Вы все запомнили, что я сказал? Какой вы делаете вывод?

– Прапорщик Клопов не может учиться нормально больше десяти месяцев, – довольно громко пробубнил я.

– Ханин, ты задолбал уже меня! – сорвал с меня одеяло капитан, когда смех третьей роты утих.

– Одеяло верните, товарищ капитан. Холодно. А Клопову двадцать шесть лет получается?

– Двадцать семь. Ему вчера стукнуло двадцать семь лет. А вы к нему как к мальчишке относитесь.

Рота зашумела, быстро обсуждая полученную новость, из которой следовало, что, во-первых, Клопов действительно не пацан, во-вторых, что именно он напоил ротного и по-пьяни поведал ему о проблемах в роте, которые капитан и пришел решать глубокой ночью. Дело ставилось на автоматический контроль и имело уже другой коленкор.

– В общем, рота. Узнаю еще об одном инциденте – всех закопаю.

Лично. Вы у меня на дембель тридцатого июня уйдете. Понятно? Вопросы есть? Вопросов нет. Отбой!!!

Молодых солдат в полку обеспечения было очень мало. Большинство специалистов часть получала из учебок. Единственный "дух" нашей роты был в третьем взводе и нисколько не обижался, когда сержант его взвода заставлял застилать свою постель. Бить его никто не бил, издеваться над ним никто не издевался, а другим в обиду не давали. В первой роте ситуация была немного сложнее. Из трех "духов" один оказался земляком замстаршины и плавно перешел в великое племя каптерщиков, второй обладал недюжинной силой, сопрягающейся с большой наглостью, и все тяготы и настоящие лишения для него закончились на курсе молодого бойца, а вот третий солдат был родом из Прибалтики. Эти нежные парни далеко не всегда могли за себя постоять. Хярма – белобрысый прибалт высокого роста хоть и был, как говорится, сажень в плечах, но сам был полным рохлей. Когда я заглянул в первую роту, то увидел рядового Хярму, которого низкорослый узбек с отвисшим животиком пытался вместо себя заставить убирать туалет.

– Ты цаво, не поняль, чурка? – говорил узбек эстонцу, смотря снизу вверх. – Бегом убраль, а то я тебе…

Услышав шум закрывающейся двери, узбек резко повернулся, от чего штык-нож дневального, висевший на приспущенном ремне, тут же ударил его бедру, и увидел меня.

– Тебе чего?

– Ротный ваш где?

– Вишель.

– Вишель-мишель… лишь бы был здоров.

Хярма, поймав момент, постарался тихо ретироваться.

– Куда? Стоять, чурька! – крикнул дневальный.

Схватив табуретку, он кинулся к Хярме. Быстро поставив табурет перед эстонцем, узбек вскочил на него и ткнул пятерней в лицо "духа".

– Ты чё, не понял, чё дедушка сказаль? Бегом туалет мыть!

– Урмас, – остановил я эстонца, подойдя к перепуганному азиату. -

Ты чего на него смотришь? У тебя силы в два раза больше, дай ему по пустой башке.

С этими словами я выбил табуретку из-под ног дневального, но тот удачно спрыгнул на пол, схватив меня за ремень.

– Ты зачем духа портишь?

– Ты сам дух.

– Кто? Я?!

Рядом с узбеком мгновенно возник рыжеволосый парень по фамилии

Дегеман. Мы с ним давно успели выяснить, что он – немец из Ферганы и терпеть не может евреев, но, практически не контактируя друг с другом, мы соблюдали изначально выбранную дистанцию, означавшую, что мы друг друга не знаем.

– Ты чего, в рыло захотел? – встал с другого бока немец. – Мы тебе быстро пропишем.

Устанавливать свои порядки в чужой роте было не то, что не принято, а просто опасно, и мне могло здорово достаться, но отступать не позволяли ни срок службы, ни звание, ни должность.

– Ты чего, чурка, на сержанта прешь? – выпятил я грудь вперед, так как срок службы с солдатами был равнозначный.