– Нет фельдшера. И сумку с собой забрал.

– Вали чистить картошку и не убей ее ножом.

– Товарищ сержант.

– Вали, куда подальше, пока я тебе обрезание по самые уши не сделал… урод, блин.

В комнате операторов сидел гражданский плотный мужик, который занимал должность вольнонаемного водителя УАЗика. Мужик непонятно для чего торчал весь день с нами на месте дисклокации, уезжая только на ночь.

– Олег Николаич, выручай.

Водила был старше нас, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло.

– В машину.

УАЗик он вел уверенно, но очень быстро, не снижая скорости, объезжая кочки, ухабы и заледеневшие лужи.

– Мастер, – искренне восхитился я.

– Я серебряный призер страны по автогонкам, – похвастался

Николаич. – Не боись, пацаны, сейчас долетим.

– А сигаретки не найдется? – спросил Вееров.

– Нельзя тебе сейчас, родной. Потерпи.

– Очень курить хочется.

– Знаю. У тебя пока шок и, наверное, болит не сильно?

– Не сильно.

– А как покуришь, так сразу шок пройдет, и начнет болеть так, что будешь по машине бегать. А у меня тут места не много, не футбольное поле. Сиди и терпи.

Минут через сорок мы влетели в ворота третьего КПП, и, подкатив к санчасти, я вышел, выведя "за руку" Веерова. Всю дорогу я держал его кисть на запястье, пережимая рукой артерию, лишая кровь возможности вытекать наружу.

– Я домой заскочу и через полчаса тебя тут подберу, – кинул мне

Олег Николаич и укатил.

Я сдал Веерова медсестрам, набрал таблеток, забрал письма из роты для солдат и через полтора часа уже был у полевой кухни, пообещав водиле пару банок тушенки. Повара готовили обед, а Хрюпов, как положено, куда-то запропастился. Нашел я его спящем на ящиках с грязной картошкой в продуктовой палатке. Запахнувшись в грязный, как и он сам, бушлат, солдат посапывал, размазывая во сне сопли под носом. Слюни текли по небритому подбородку, и вид помощника по кухне был крайне непрезентабелен.

– Ты совсем окабанел, душара? – стукнул я солдата сапогом по валенку. – Вскочил.

– Я не дух, а череп.

– "Череп" ты по жизни. Солдата мне чуть не убил.

– Я же нечаянно.

– А за нечаянно бьют отчаянно, – вспомнил я детскую присказку. -

Что с водой?

– Не знаю.

– А кто знает? Бабушка твоя? Пошли, горе луковое.

Бочка с водой оказалась практически пустой.

– Я должен заливать воду в бочку или кто?

– Я?

– Ну, так чего стоишь? Зови водилу, заводи ЗИЛок.

Сто тридцатый старый ЗИЛ имел три ведущих моста, из которых рабочим был только один, но для наших нужд и этого было достаточно.

ЗИЛ, чуть поворчав и покряхтев, завелся, и мы покатили по кругу за водой к точке, которая не замерзала. Бочка быстро заполнялась.

– Хватит, – крикнул водила из кабины. – А то не дотянем.

– Пятьсот литров не дотянешь? Я тебе врага народа – Хрюпова – дам. Он ее толкать будет.

Водила ничего не ответил и полез в кабину. Машина рявкнула и заглохла. Минут двадцать водила мучался с зажиганием и подсосом, пока машина не завелась вновь. Выплеснувшаяся вода уже успела замерзнуть, и, когда водитель нажал педаль газа, машина пробуксовала. Никакие попытки по выворачиванию руля или толканию машины ни к чему не привели. Обед уже был в полном разгаре, и я принял вынужденное решение.

– Стойте тут, я сейчас вернусь.

Хабибулаева долго уговаривать не пришлось, тем более что официально я все еще числился в штатном расписании как заместитель командира взвода, где солдат был механиком-водителем. Хабибулаев подогнал боевую машину к месту, где мы застряли. Зацепив тросом ЗИЛ, ефрейтор закрепил его на БМП и резко повел свою машину в сторону.

ЗИЛ пошел боком. Вернее не пошел, а прорывая глубокие траншеи был протащен по снегу вместе с бочкой, в которой плескалась холодная вода.

– Если ты мне сорвешь последний мост, то будешь сам воду возить,

– пригрозил водила.

– Ты уже вылез на дорогу. Дальше сам, – и Хабибулаев полез отцеплять трос.

ЗИЛ дернулся и покатился в сторону палаточного городка.

– Спасибо, Хаким, – крикнул я и пошел за уходящей машиной.

– Спасибо в стакане не булькает, – отреагировал ефрейтор и залез на место водителя. БМП дернулась и осталась стоять. Водитель добавил газа, и снег полетел из-под гусениц многотонной техники. БМП уже в который раз за последний месяц стояла на кочке.

– И что я теперь буду делать? – раздраженно спросил узбек.

– Ничего. Сиди. Жди. Пойду с танкистом говорить, – понимая, что день совсем не ладится, я побрел к домику операторов.

Прапорщик-танкист сидел в теплых шерстяных домашних носках и пил горячий крепкий чай.

– Товарищ прапорщик, помощь нужна.

– Помощь, Санек, она всем нужна.

– У меня БМП на кочку села.

– Ну, села, пусть сидит. Никто не украдет зато.

– Комбат приедет, звиздюдей по самое не хочу выдаст.

– А я тут причем?

– Выручай, Николай Степаныч. Банка тушенки с меня.

– Три.

– Блин, как еврей? Две.

– А ты знаешь, как евреи себя ведут? Три.

– Немного знаю. Две, больше не могу. Могу банку сгущенки.

– По рукам. Вот только чай допью.

Танк ревел мощнее БМП. Рокот машины отдавался эхом от дальних гор. Тяжелая машина взревела, дернулась, перекатилась чуть в сторону и, рванув БМП, пошла вперед.

– Подожди, я еще чуть подвинусь, и полезешь отцеплять, – крикнул

Степаныч Хабибулаеву.

Танк дернулся еще немного и начал вдруг куда-то проваливаться.

– Твою мать, – громко непонятно кому крикнул прапорщик, – тут же болото. Сержант, дуй бегом в будку, пусть по рации вызывают

"таблетки" с соседней директрисы. Если аккумулятор зальет – мы танк не вытащим.

Как ненормальный я понесся вызывать по рации соседнюю директрису.

– Ты так до вечера провозишься, – уже выручивший меня Олег

Николаич, наблюдая, как я кричу позывные в микрофон, пытаясь дождаться ответа, напяливал свои северные унты. – Я быстрее слетаю.

"Таблетками" в армии окрестили небольшие машинки, которые во время боевых действий должны были перевозить раненных. Такая малышка могла вместить в себя до четырех лежачих или до дюжины сидячих раненых, при этом водить ее можно было и сидя, и лежа, и даже стоя.

Но самое главное, что машинка, оснащенная непонятным двигателем с запорожского завода, имела лебедку, и две такие "таблетки" могли вытащить сорокашеститонный танк. Танк вытащили. Солдат накормили, но на этом день не закончился. На календаре стояло тридцатое декабря.

Приближался Новый Год. Водки в это время в стране было не достать.

Офицеры пили чай в домике, когда рация вдруг ожила. Грубый голос, идущий из шипящего динамика, позвал комбата и оповестил, что недалеко от места нашей дислокации находится небольшая деревенька с местным магазинчиков. Кто-то из бравых военных в нужное время оказался там и смог дозвониться до курсов, сообщив радостную информацию о завезенном в магазинчик продукте так жизненно необходимом в канун Нового Года. Дальше голос добавил, что комбат должен понять всю ответственность и проявить солдатскую смекалку.

После того, как голос в динамике умолк, офицеры сразу разложили на столе карты с грифом "Совершенно секретно. Экземпляр единств." и начали изучать пути проведения операции "Водка", как ее окрестил комбат.

– Через просеку и вперед.

– Там же "ленинградка".

– И что? Во-первых, водка важнее. Во-вторых, там все равно уже никого нет.

Комбат потер свой и без того раздутый нос и вызвал Гераничева:

– Лейтенант. Для тебя есть правительственное задание. В село N завезли водку. Вот деньги на два ящика. Ты должен поддержать честь офицера и спасти Родину и ее защитников.

Гераничев, выпрямившись как струна, отдал честь, выскочил из домика и вернулся быстрее, чем через минуту:

– УАЗика нету, Николаич домой уже укатил, а ЗИЛ уехал чиниться.

Майор внимательно посмотрел на меня и, не отводя взгляда, дал взводному вводную: