Скоро дойдет очередь до кофеина. Пульс, давление, аритмия… Это плохо. Перевозбуждение вредит нациям. Мешает вовремя засыпать, вовремя просыпаться, чтобы с усердием выполнять назначенную работу. Мешает росту экономики и национальному процветанию.

Когда они запретят все, что хоть как-то возбуждает людей, что всерьез волнует их, выводит из равновесия, заводит, вставляет, вштыривает, накрывает, тогда из всех стимуляторов на планете останемся только мы. Мы переживем всех. Отвечаю.

Я на секунду оборачиваюсь и вижу мою девочку, сияющую, как отчищенное от пятен солнце, и аплодирующую в проеме выхода на сцену.

– Иди ко мне, – я машу ей рукой, – иди, не бойся!

Она все еще жмется в проходе, и тогда я громко в микрофон лишаю ее выбора:

– У меня сюрприз для всех!

– Уа-а-а-а! У-у-у-у-у!

– My special guest… Точнее, гостья-а-а-а… – Я оборачиваюсь и указываю на нее рукой. Прожекторы мгновенно выхватывают тоненькую девичью фигурку, которая закрывает лицо ладошками и осторожно, будто пробуя ногами ледяную воду, движется ко мне. Ее походка, ее мимика, неуклюжие взмахи руками, все выражает шок и недоумение золушки, которую вдруг вытащили за руку из кухни, чтобы немедленно объявить королевой бала.

Я кричу в толпу:

– Падайте ниц и приветствуйте свою госпожу! На сцене… Ее угловатое совершенство… Ее зубастое высочество…

– Воу-у-у-у-у!

Я шепчу ей на ухо:

– Как тебя представить?

Она в нервном тике дергает плечом. Подозреваю, что старый прохиндей Гвидо еще не удосужился придумать ей сценическое имя.

– Перед вами новая певица! Новая звезда! Которую зовут… – И я приближаю микрофон к ее лицу. Подстава? Есть немного. Но она уже собралась и ни секунды не колеблется:

– Меня зовут Бе-е-елка!

– Анархисты и пофигисты! Рождение новой артистки только что произошло на ваших глазах! Бе-е-елка-а-а-а!

– О-о-о-о-о! У-о-о-о-о-о-о!!!

Я даю знак «Аллигархам». Мы не нарушаем оговоренный трек-лист, и Сеня начинает выстукивать гипнотический ритм «Абиссинии». Его сухие брейки по малым барабанам вонзаются под кожу так, будто он выстукивает их на твоем сердце, а еще вернее – на печени. Будто тысячи орехов разом падают с тысячи ореховых деревьев. Земля содрогается. У меня нет сомнения, что она знает слова всех моих песен. Тем более «Абиссинии». Я усмехаюсь про себя странной символичности происходящего. Когда-то я сочинил эту песню для странной девушки, к которой испытывал, как мне тогда казалось, настоящее чувство. Конечно, я в это верил. Прошло время, и от наших нежных игр осталась лишь песня. С тех пор я несколько лет ни к кому не испытывал «настоящее чувство». До прошедшей ночи. И вот мое новое «настоящее чувство» поет со мной эту песню. Героиня моей ночи. Она ее поет. А когда я замолкаю, и ее голос остается один, подвешенный в коконе глубоких басовых линий и рассыпчатых гитарных дилэев, я слышу – она ее проживает. Fuck! What’s up?! Где я? Что со мной? Кто из нас проводник в этом безумном трипе?

Мы допеваем, упиваясь друг другом, и я провожаю ее под гул стадиона. Я люблю выступать на стадионах. Мик Джаггер, Боно, Шинейд О’Коннор – все они лукавят и кокетничают, когда признаются в любви к маленьким зальчикам. Стадион – достойная бутылка для моего джинна. Стадион всегда – огненная чаша. И, если ты не можешь разобрать лиц людей внизу, то нипочем не поймешь, отчего они горят – от радости, от экстаза или от презрения. Мы допеваем, и я кричу ей на ухо, перекрывая рев мониторов:

– Третий дебют за сутки?

Она отвечает мне мерцающим взглядом сфинкса, она кланяется, она вприпрыжку убегает за сцену, а я кричу в публику:

– Вы чертовы акушеры! Вы только что приняли роды новой звезды! Бе-е-е-елка-а-а-а!

Они беснуются, как и положено чертовым акушерам.

– А теперь у меня еще один сюрприз для вас! А? Когда я жадничал?

И не объясняя больше ничего, я запеваю наш прощальный боевик:

«Аллигархи» подхватывают тягучую тему «Все кончено», песни, которой мы любим заканчивать наше шоу. Из-за нее нас несколько раз пытались обвинить в пропаганде суицида. Нас пытались растоптать фактами: подросток в Самаре вскрыл себе вены в ванной. Когда его обнаружили, в плеере, включенная на бесконечный рипит, звучала эта песня. Молодая пара в Саратове отравилась газом. На стене в кухне, где их нашли, как улика, красовалась надпись губной помадой «Все кончено». И все-таки Гвидо не зря обчищает наши карманы и счета. Если бы он не брал на себя все эти удары, я возможно, до сих пор доказывал бы стране, что люди кончают с собой не потому, что им понравилась песня, а потому, что им не понравилась жизнь. В этом случае мне просто некогда было бы сочинять новые песни.

\\это так просто не проходит

\\это везде тебя находит

Я пою, прикрыв глаза, чуть раскачиваясь, растворившись в мелодии, и в этот момент под маршевый ритм на сцену выходят один за другим мои друзья, хорошие люди. Пират Джек Воробей, худющая администраторша Аня, поросенок в косухе с бэйджем «организатор», паренек в котелке и модель-блондинка – репортеры, допрашивавшие Белку, и, наконец, вразвалку, шаркая кроссовками, заявляется король московских гетто – чернокожий ворюга Мик.

– Мои литерные братья, встречайте! – успеваю я вставить между строчками песни. Потому что «Все кончено» – песня, в которой мы никогда не играем проигрышей. В это время компания странных личностей на сцене начинает торопливо раздеваться, причем девушки активно помогают парням. Оставшись в одном нижнем белье, топлесс, они принимаются целовать друг друга, будто участвуют в соревновании «кто-поцелует-больше-людей-за-минуту».

– Спасибо, вы были с группой «Аллигархи»! Мы встретимся! Будьте героями! Жы-Шы! Фак зе руллс! – я, как всегда, стремительно покидаю сцену. «Аллигархи» после моего ухода еще две минуты играют мрачное аутро, чтобы усугубить ощущения. На этой коде компания целующихся людей бросается к микрофонам:

– Мы посвящаем этот концерт всем сторонникам группового секса в Российской Федерации!

– Эй вы, инфантильные центры мироздания!

– Откройте глаза, моногамные мудилы!

– Один партнер – это ограниченность!

– Только вместе мы возродим Россию!

– Групповая любовь – да!!!

– Выведем страну из демографического кризиса!

– Партия секса! Да!

– Давайте! Давайте! Сделайте это!

– Здесь! Сейчас!

– Даешь секс-туризм в Сибирь!

Я слышу, как сходит с ума стадион. Я вижу расширившиеся зрачки администраторов бэкстейджа. Я прижимаю к себе мою девочку, которую колотит от возбуждения.

– Сваливаем! Быстро! – я ладонью по спинам провожаю всех музыкантов моей группы, которые сбегают со сцены, и всех моих литерных друзей, которые бегут, даже не захватив свою одежду. Извилистой змейкой мы быстро перетекаем к нашему автобусу, оставив техникам и концертному директору Вано привилегию разбираться с инструментами и администрацией мероприятия. Нам вслед летят проклятия их менеджеров, они искренне желают нам провалиться в центр земного шара и гореть там до скончания… Но, скажите, каким образом центр Вселенной может провалиться в центр Земли? Нонсенс, с точки зрения элементарной физики. Спустя пять минут после того, как затих последний изданный нами на сцене звук, мы уже мчимся в отель.

– Прости, так было нужно, – если бы кто-то однажды взялся подсчитать сколько раз эта идиотская фраза озвучивала убийство отношений! – Я же еще сутки назад совсем тебя не знал. И вдруг проходит несколько часов, и ты становишься для меня очень важным человеком. Я растерялся, признаю…

– Но зачем все эти глупые розыгрыши? «Поедем кататься на корабле!», «Давай, детка, подпоем Cardigans!», «Скажите, а какие у вас отношения с этой рок-звездой?», «Давай украдем кактусы!», – она по очереди передразнивает всех, разметавшихся на ковре в гостиной моего номера «люкс» в отеле «Европа». Она зло гримасничает. Что ж… Она имеет на это право.