Я была свидетелем жизни моего отца в течение двух ее периодов: перед его религиозным кризисом и после него. Добавлю, что я была свидетелем, поставленным в особо благоприятные условия. Я была более, чем кто-либо другой, посвящена в его интимную жизнь. В течение тридцати пяти лет, до своего замужества, я постоянно жила дома. Мой отец был со мной очень откровенен, в особенности в том, что касалось моей матери. Он знал, что я люблю их обоих и всегда готова сделать все от меня зависящее, чтобы водворить между ними мир.

Моя мать, в свою очередь, делилась со мной своими тайными горестями и радостями.

Я была ее старшей дочерью и только на двадцать лет моложе ее. С годами разница в возрасте между нами до такой степени сгладилась, что вскоре она стала относиться ко мне как к равной, как к подруге.

Чтобы понять весь трагизм положения, незаметно нараставший в течение почти полувека и приведший к уходу моего отца из дома и к его смерти в маленьком домике начальника станции2, следует вдуматься в то, каким был Толстой, начиная с сознательного возраста и какой была та, та молоденькая Соня Берс, которая стала его женой.

У меня перед глазами интимные дневники моего отца, начиная с 1847 года3. Ему было тогда девятнадцать лет, и он был студентом Казанского университета. Есть у меня и дневники матери, начиная с 1862 года4. Ей было восемнадцать лет, и она только что вышла замуж. Каждый внимательный человек найдет и в этих документах зародыши характеров, развившихся и окрепших в зрелом возрасте.

Вот каким был он: постоянно в борьбе со своими страстями, погруженный в самоанализ, судящий себя с беспощадной строгостью, требовательный и к себе и к другим. В то же время неисправимый оптимист, никогда не жалующийся, находящий выход из всякого трудного положения, ищущий решения для каждой проблемы, утешения для всякого несчастья или неприятности. Даже для зубной боли он находил оправдание. Он пишет в своем дневнике: "…зубная боль доставляет больше цены здоровью". И в другом месте: "Все болезни мои приносили мне явную моральную пользу; поэтому и за это благодарю его"5.

Лейтмотив всей его жизни – "самосовершенствование". 24 марта 1847 года он пишет:

"Я много переменился; но все еще не достиг той степени совершенства (в занятиях), которого бы мне хотелось достигнуть"6. И тут же в дневнике он набрасывает некоторые правила поведения. Он дает себе слишком много заданий и, не будучи в состоянии их выполнить, недоволен собой. 7 апреля он пишет: "Через неделю ровно я еду в деревню. Что же делать эту неделю?

Заниматься английским и латинским языком, римским правом и правилами"7. По прошествии этой недели он отмечает: "Какая будет цель моей жизни в деревне в продолжение 2 лет? 1) Изучить весь курс юридических наук, нужных для окончательного экзамена в Университете. 2) Изучить практическую медицину и часть теоретической. 3) Изучить языки: французский, русский, немецкий, английский, итальянский и латинский. 4) Изучить сельское хозяйство как теоретическое, так и практическое. 5) Изучить историю, географию и статистику. 6) Изучить математику, гимназический курс. 7) Написать диссертацию. 8) Достигнуть средней степени совершенства в музыке и живописи. 9) Написать правила. 10) Получить некоторые познания в естественных науках. 11) Составить сочинения из всех предметов, которые буду изучать"8.

На следующий день он понял, что переоценил свои возможности, и 18 апреля пишет:

"Я написал вдруг много правил и хотел им всем следовать, но силы мои были слишком слабы для этого"9.

После двухмесячных стараний он отмечает: "Ах, трудно человеку развить из самого себя хорошее под влиянием одного только дурного"10. "Дойду ли я когда-нибудь до того, чтобы не зависеть ни от каких посторонних обстоятельств? По моему мнению, это есть огромное совершенство"11.

Позднее он убедился, что совершенство и совершенствование – вещи разные, и 3 июля 1854 года записал: "…главная моя ошибка… та, что я усовершенствование смешивал с совершенством. Надо прежде всего понять хорошенько себя и свои недостатки и стараться исправлять их, а не давать себе задачей – совершенство, которого не только невозможно достигнуть с той низкой точки, на которой я стою, но при понимании которого пропадает надежда на возможность достижения"12.

Он не прекращает своих усилий. Он не теряет надежды. От времени до времени он отмечает достигнутые успехи на пути совершенствования. "Исправление мое, – утверждает он, – идет прекрасно"13. И позднее: "Упиваюсь быстротой морального движения вперед"14. Однажды он поставил перед собой такую задачу: "…для себя по доброму делу в день" и добавляет: "и довольно"15. "Я твердо решился посвятить свою жизнь пользе ближнего. В последний раз говорю себе: "Ежели пройдет три дня, во время которых я ничего не сделаю для пользы людей, я убью себя"16. И через месяц: "Ежели завтра я ничего не сделаю, я застрелюсь"17.

Много лет спустя мой отец, вспоминая эти годы борьбы, писал: "…единственная истинная вера моя в то время была вера в совершенствование. Но в чем было совершенствование и какая была цель его, я бы не мог сказать… Я всею душой желал быть хорошим; но я был молод, у меня были страсти, а я был один, совершенно один, когда искал хорошего. Всякий раз, когда я пытался выказывать то, что составляло самые задушевные мои желания: то, что я хочу быть нравственно хорошим, я встречал презрение и насмешки; а как только я предавался гадким страстям, меня хвалили и поощряли"18.

Затем – женитьба. 12 сентября 1862 года он пишет: "Я влюблен, как не верил, чтобы можно было любить. Я сумасшедший, я застрелюсь, ежели это так продолжится"19. 16 сентября он передает юной Соне Берс письмо, в котором делает ей предложение20, и заносит в свой дневник: "Сказал. Она – да. Она как птица подстреленная.

Нечего писать. Это все не забудется и не напишется"21. Через неделю – 23 сентября – свадьба. Через два дня он пишет: "Неимоверное счастье… Не может быть, чтобы это все кончилось только жизнью"22.

Чем была женитьба для Толстого? Страницей любви, средством положить конец соблазнам, которые его мучили, этапом его жизни, которому он не мог посвятить все свои умственные и душевные силы. И не прошло и года, как он приходит к заключению, что девять месяцев супружеской жизни были для него периодом отупения.