Мы втиснулись внутрь. Пещера оказалась небольшой, но достаточно глубокой. В воздухе пахло пылью и старой овечьей шерстью.

В дальнем углу, под оторванным куском брезента, стояло то, что я сразу узнал — старый, видавший виды УАЗ-452. Камуфляжная краска была облуплена, одно стекло разбито, шины приспущены, а под брезентом угадывались контуры пары запасных канистр.

— О! Это чей? — удивился Шут, обходя машину. — Твой?

— Ничей, — ответила Лейла. — Его бросили год назад отступающие правительственные войска. У машины была проблема с двигателем. Знакомый смог его довести до ума. Раньше-то здесь обстановка проще была. И с иранцами отношения другие были. Мы машину держали про запас, думали, после войны пригодится.

— Бензин есть?

— Есть!

— Я смотрю, ты здесь давно?

— Почти год. Много чего довелось повидать. Когда советская армия заходила в Афганистан, не все прошло гладко.

Я открыл дверь. Салон был засыпан песком, но ключ торчал в замке зажигания. Это был чуть ли не подарок судьбы. Кто бы мог подумать, что прямо под носом окажется такой подарок судьбы.

— Самарин, Герц — быстро осмотреть машину, заправить если надо! Шут, Док — на вход, прикрывать! — распорядился я. — Лейла, ты уверена, что он заведется?

— Не знаю. Я здесь с конца января не была.

Пока ребята возились вокруг УАЗа, я вышел к выходу из пещеры. Было тихо. Погони, похоже, удалось избежать. Американцы, так же как и мы, оставшись без связи и ориентира в незнакомой местности, вероятно, вернулись к лагерю. Долго они там точно не пробудут — для них промедление ничего хорошего не даст.

Наша задача была все еще не выполнена, но теперь у нас появился шанс стать мобильными.

Через несколько минут раздался хриплый, кашляющий звук мотора. УАЗ вздрогнул, чихнул пару раз, и двигатель заработал с ровным, хоть и шумным урчанием.

— Есть контакт! — доложил Смирнов, высунувшись из-за руля. Этот что угодно может отремонтировать.

— Группа, грузимся! Быстро!

Мы втиснулись в салон. Машина не была рассчитана на перевозку пассажиров, скорее больше на транспортировку грузов. Это вроде штабной машины, но мест для сидения тут не было. Разместились прямо на полу машины — с нашим снаряжением было тесновато.

Лейла села рядом со Смирновым, указывая направление.

— Езжай по руслу. Километра через три будет выезд на старую караванную тропу. Она выведет нас в сторону границы. Дальше… — она замолчала.

— Дальше видно будет, — закончил я за нее, смотря на едва светлеющее небо на востоке. До рассвета ещё конечно же далеко, но время летит быстро.

Можно сказать, что мы проиграли первый раунд, но остались живы и мобильны. Ящик с пленкой был у американцев, но они еще не улетели. Схватка за него только-только начиналась.

Наш УАЗ, дребезжа и подпрыгивая на камнях, вскоре выбрался из сухого русла и покатил по пыльной тропе. Из освещения работала только одна фара, да и та, тускло. Главное — кое-как видна дорога, а остальное неважно. Свет фар — это ещё и демаскирующий фактор, а он учитывая сложную обстановку, был нам совсем не нужен. Должно было выглядеть так, будто русские остались позади.

Когда мы отъехали на пару километров, Лейла, молчавшая все это время, обернулась ко мне. В свете приборной панели ее лицо было серьезным.

— Громов, я не все сказала. Американцы привезли сюда не только своих солдат. Они взяли с собой одного из тех, кто вскрывал корпус спутника. Того человека в защитном костюме, что с дозиметром был. — Она посмотрела прямо мне в глаза. — Он не афганец. И не американец. Когда он снял противогаз, я увидела его лицо. Я видела этого человека раньше. В Кабуле. Он работал с советскими специалистами.

— Он работал с нашими? — я почувствовал, как у меня похолодело внутри. — Ты уверена?

Лейла кивнула, ее лицо со шрамом даже в тусклом свете свете выглядело напряжённым.

— Абсолютно. Его звали Виктор. Инженер. Он приезжал в Кабул в восемьдесят четвертом, помогал настраивать оборудование на аэродроме. Я тогда переводила для группы советников. Он… был другим. Я запомнила его.

В салоне воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая лишь рокотом двигателя и скрипом рессор.

— Значит, не просто компромат на пленке, — мрачно проговорил Шут. — Значит, они захватили и нашего специалиста. Того, кто возможно знает, что именно там за оборудование и как с этим работать.

Мысли лихорадочно скакали с пятого на десятое. Авария спутника, его падение именно здесь… Обломки ракеты… Тут слишком много вопросов. Если по первоначальной версии спутник упал, даже не попав на орбиту, то какая тогда к черту камера? Он ничего толком даже не заснял! С другой стороны, если все же наша задача верна и мы будем возвращать топливную сборку…

Все это могло не случайность. Это могла быть хорошо спланированная операция «сверху» по извлечению и человека, и материалов. А нас послали как пушечное мясо, чтобы отвлечь внимание или чтобы мы погибли, устранив свидетелей.

Теперь история с погибшей при перелёте группой Филатова, о которой ранее сообщил Игнатьев, обретала новый, жуткий смысл. Что это? Внутренняя грызня в самых верхах, где мы были разменными пешками? Или же наше командование само было не в курсе, что происходит?

— Лейла, — я повернулся к ней. — Этот перевал, через который идёт дорога… Ты говорила, что там есть аэродром? А вертолет там сможет сесть?

— Сможет. Без проблем, его иранцы расчистили несколько лет назад, но так и не задействовали. Но американцы не поедут прямо туда. Сначала они заедут в кишлак, расположенный у самого подножия горы. Там у генерала Хасана есть полевой лагерь и небольшой гарнизон. Они передадут ящик своим, а те уже отвезут их на вертолет. Виктор наверняка полетит с ними, как специалист. Это единственный маршрут, что приходит мне в голову.

— Какова его протяженность?

— Около двадцати пяти километров.

— Значит, у нас есть шанс перехватить их по дороге, — сказал Смирнов, не отрывая глаз от дороги. — Если, конечно, успеем.

— Успеем, — уверенно сказала Лейла. — По старой дороге, где даже такая машина проедет с трудом. Но потом нам все равно придется оставить УАЗ и идти пешком. Километра три-четыре по горам.

Я посмотрел на своих ребят. Усталые, измотанные, но злые и решительные. В их глазах читалась готовность идти до конца.

Вообще, творилась какая-то ерунда. Все смешалось в одну сплошную кучу дерьма — непонятно, где правда, а где нет. Где свои, а где чужие! Эта история со спутником, пожалуй, самая мутная из всего, что выпадало на нашу шкуру… Представляю, каково сейчас майору Игнатьеву! В Герате сейчас черт знает что творится!

— Выдвигаемся по старой дороге. Цель — устроить засаду, перехватить колонну до въезда в кишлак. Задача — ящик и тот специалист, что с дозиметром, их нужно попробовать вытащить. Если ящик не удается забрать — уничтожим и хрен с ним! Виктора по возможности взять живым. Если нет… — я не договорил, но все и так поняли. Лучше мертвый предатель, чем живой ум, работающий на коварного врага. Вопросы?

Вопросов не было. Вернее, из было много. Только толку их задавать, если ответов не знал никто?

Через полчаса мы добрались до самой крайней точки, куда вообще могла заехать наша машина. Мы быстро загнали УАЗ под нависающую скалу, замаскировали его насколько это было возможно и двинулись в путь уже пешком.

Близился рассвет.

Лейла шла впереди, ее темный женский силуэт скользил между камнями и скалами. Иногда она останавливалась, определяя дальнейший маршрут. Раз — даже едва не заблудилась, ошибочно взяв в сторону крутого ущелья, где пройти было чистым самоубийством — сорваться вниз, раз плюнуть.

Мы молча шли за ней, зная, что впереди — не просто бой. Это не просто засада на афганский караван, это другое. Сложнее. Опаснее.

Связи по-прежнему не было. В эфире сплошной шум.

Мы уже практически вышли к месту предполагаемой засады, когда Лейла внезапно остановилась как вкопанная. Указала рукой направо. Мы рассредоточились. Прислушались.