— А раньше тебя не обстреливали?

— Первый раз такое. Стал бы я в одиночку разъезжать?

— А ДШК?

— То для устрашения. Ни разу не приходилось пользоваться. Раньше, если видели советский флаг, оружие применяли редко.

— Ясно, — вздохнул я. — То есть, если останемся здесь, помощи вряд ли дождемся?

— Скорее всего, да. А то и замерзнем. Дорога не главная, эта, скорее, объездная. Разве что случайно кто-то будет ехать.

Я обратил внимание, что в кузове УАЗа лежали инструменты, детали, запасное колесо и ещё какой-то плотный свёрток, обтянутый тканью.

— Что за свёрток?

— Карты. Из Тияса. Я за ними как раз и заезжал, когда Пальмиру покинул.

Вероятно, обстановка здесь и впрямь быстро менялась и если ещё вчера, все было спокойно, то уже сегодня на безопасность можно и не рассчитывать.

— Придется импровизировать!

Покопавшись в кузове, я отыскал подходящие детали и из черенка от лопаты, гаечного ключа, куска алюминиевой проволоки и веревки соорудил примитивный костыль. Ещё нашел кусок брезента, но использовать его как волокушу не стал, слишком тяжелый и жёсткий.

— Толково… — отозвался Копченов, когда я протянул ему костыль. — А ну-ка!

Приподнявшись, он чуть опёрся на раненую ногу, затем сразу на костыль. Нормально, ходить можно.

Забрав второй автомат, решили что пойдем через поле с сухой травой. Солнце приближалось к заказу, температура быстро падала. И если днём в моей лёгкой куртке и утепленном натальном белье было нормально, то ночью картина резко изменится.

— Стой! — Толик остановился, как вкопанный. — Нужно карты забрать с собой! Они секретные, бросать нельзя и уничтожать тоже. Их ждут.

— Они же тяжёлые! — возразил я.

И верно, свёрток весил килограмм тридцать пять, не меньше. Это были наборные карты, полученные от сирийских вооруженных сил, с уже нанесенными на них какими-то важными данными. Потому-то капитан за них и трясся. Правда уровень подготовки и то, как все это перевозилось, вызвало у меня несколько вопросов. Времени обсуждать их нет.

— Ну, надо, так надо! — я быстро приладил верёвку к свертку с картами, фактически превратив его в рюкзак.

И мы двинулись в путь. Выведенную из строя машину бросили как есть, все равно толку от нее больше никакого и ремонту она точно не подлежит.

Шли медленно. Во-первых, передвижение с костылем само по себе не быстрое, а с учётом того, что мы шли через огромное поле, поросшее достаточно высокой сухой травой, скорость замедлилась ещё больше.

Во вторых, чем холоднее становилось, тем больше появлялось влаги. Было тяжело -я тащил на себе карты, два автомата и боезапас к ним. Ноги то и дело путались, к подошвам липла жирная грязь, которой постепенно становилось все больше и больше. К ней прилипала та самая трава, отчего складывалось впечатление, что к ногам подвесили гири. Счищать ее нечем, нож для этого дела подходил плохо. А ещё постепенно темнело.

— Твою мать, как неудобно-то! — в который раз выругался Копчёнов, путаясь в траве. — Я не первый раз ранение получаю, но бляха-муха, мне ещё не доводилось обузой быть. Лучше бы вдоль дороги пошли, так заняло бы больше времени, но и идти было бы легче.

— Нормально!

Из-за влаги и прохладного воздуха, что постепенно оседали на траве, наша одежда быстро вымокла, что не добавило комфорта. Наоборот, она прилипла к тему, стала тяжелее. Температура окружающей среды опустилась до нуля градусов, потянул не сильный ветер. Так и переохлаждение получить можно.

Южнее нас, примерно в ста километрах находились горы, там же, только чуть западнее размещались Голанские высоты, с 1967 года оккупированные Израилем. Оттуда постоянно дул сильный ветер. В самое холодное время, а сейчас как раз февраль, он буквально пронизывал до костей — сплошная равнина, никаких холмов, рельеф местности никак не защищал…

— Перекур! Не могу больше! — устало выдохнул Толик, чуть ли не падая в траву. — Нога болит, сил нет.

— И кровоточит! — отметил я, заметив, что поверх наложенной мной ранее бинтовой повязки отчётливо проступили крупные пятна крови. — Хорошо, пять минут. — Давай я тебе жгут на другое место перетяну!

— Действия обезболивающего надолго не хватит! — заметил Толик. — А больше промедола-то и нет!

Видно было, что ему стыдно за то, что меня не послушался когда было нужно. Мало того, что меня не послушал так ещё и получил сразу два ранения и теперь действительно представлял из себя обузу.

— Ты трехсотый. Это нормально. — у меня вдруг начали стучать зубы. — Холодно-то как.

— Во второй половине февраля будет теплее. Все из-за гор.

Чуть отдохнув, мы двинулись дальше. Ещё минут через двадцать окончательно стемнело и все видимые ориентиры, постепенно перестали быть видимыми.

— Макс, мы по-моему сбились с пути. Взяли левее. Вон то дерево видишь, справа?

— Ну?

— Оно слишком далеко, должно быть ближе. Мы отклонились.

Взяли правее.

Казалось, этому проклятому полю, не было конца. Трава продолжала путаться под ногами, налипать на подошву ботинок. Тащить на горбу тяжёлые карты тоже никакого удовольствия не доставляло. И честно говоря, я уже основательно замёрз. Сначала вспотел, а потом замёрз.

Копчёнов то и дело повторял:

— Ну все, половину пути прошли. Вот вот, вот теперь точно прошли половину! Осталось недолго. Терпи, придем, коньячку бахнем, для обогрева!

Он дышал всё тяжелее, ноги представлял всё медленнее, появилась одышка. Иногда скрипел зубами от боли. Под конец, когда по моим примерным подсчётам мы прошли две трети пути и впереди показались какие-то огни, Толик без сил рухнул в траву.

— Перекур!

Остановившись, я бросил свёрток с картами и тяжело опустился на него сверху. От холода и усилившихся порывов ледяного ветра, я чувствовал себя неважно. Какую-нибудь простуду я уже заработал.

В ботинках хлюпала вода, мокрые и грязные штаны превратились не поймёшь во что… Ощущения просто отвратительные! Такого в Афгане со мной не было, даже когда я мокрый, в КЗС тащил за собой раненого Шута.

Мысленно я уже всё проклял, однако стойкость характера и мое собственное упрямство, не давали мне остановиться или повернуть назад. Останавливаться тоже было нельзя — пока двигаешься, хоть как-то согреваешься. Сжечь бы эту траву к чертовой матери, да тут же такой пожар поднимется, что заинтересуются не только свои, ну и чужие.

После того, как окончательно стемнело, температура воздуха опустилась ещё ниже, став отрицательной. Шумел ветер, шуршала проклятая трава.

Копчёнов заметно ослабел, замёрз и еле передвигал ноги. Сказывалась боль и потеря крови — повязка уже пропиталась ей насквозь. Холод, налипшая на ноги трава с грязью — все не слава богу.

— Громов, оставь меня тут. Иди сам, приведи помощь! — едва слышно бормотал Толик, лёжа в мокрой траве.

— Да сейчас прям! — возмутился я, посмотрев на него со злостью. — Во-первых я не знаю куда идти, во-вторых меня там никто не знает. А ну такой грязный, мокрый черт вылезет! Пуля гарантирована! А в-третьих, как я потом в этой траве тебя найду? Она же высотой почти по пояс! Этой степи конца и края не видно! Нет! Тем более, к тому времени, когда хоть что-то можно будет организовать, ты уже замёрзнешь. Лучше закрой рот, поднимайся на ноги и пошли дальше. Как-нибудь доберёмся!

Удивительно, но это подействовало. Дважды мы поднимались и спотыкаясь, продолжали идти, правда недолго. Останавливались, снова шли. Упрямо, медленно, но шли.

Оба автомата я выбросил, от них не было никакого толку. Противника здесь точно нет, чего ему тут ловить?

Наконец, ещё примерно минут через сорок, мы добрались до какого-то небольшого посёлка. Вокруг был выстроен невысокий забор из досок, глины и камня. За оградой несколько двухэтажных зданий, в них горел тусклый свет. Тут и там колючая проволока. Имелся довольно высокий столб с установленными на нём тремя прожекторами, которые светили в разные стороны.

— Макс, там правее должен быть наблюдательный пост… — с трудом, тяжело дыша, пробормотал капитан. — Нужно подать сигнал! Нам помогут!