Сжимаю костяную рукоять и пытаюсь настроиться на оружие. Да, это не мои клинки, но даже незнакомый «холодняк» может отозваться на мой Дар. Слава богу, есть ответ! Рука теплеет, передавая энергию Ока в железо. Нож вспыхивает распустившимися лепестками роз, свивается в алые огоньки и, что самое интересное, визуально вытягивает клинок. С удивлением смотрю на самый настоящий турецкий ятаган и машинально отмахиваюсь от двух серпов, летящих в меня. Ледяные конструкты с шипением разлетаются мелкими осколками, растаяв в воздухе. Я с воодушевлением прыгаю навстречу Василию Петровичу, неосмотрительно близко подобравшемуся ко мне, и наношу удар сверху вниз, да ещё с оттягом. Броня лопается наискось от правого плеча до нижних рёбер, и сползает с графа, обнажая незащищённое тело. Перехват, ещё один взмах — своеобразное «крещение» полностью дезориентирует Татищева, привыкшего совсем к другому ведению боя. Объятый алыми языками магического пламени клинок вспарывает грудь противника, оставляя на теле пылающий разрез и красную линию ожога под сосками. Хозяин особняка покачнулся, и я-Субботин не преминул воспользоваться этим моментом. От всей души врезал ему нижней частью кулака, в котором была сжата рукоять «ятагана», в челюсть графа, отправляя его в тяжёлый нокаут.
Жадно хватая ртом нагретый и пахнущий почему-то железом и чем-то ещё острым воздух, я подошёл к копошащемуся Горыне и без всяких рефлексий отсёк ему голову. Потом схватил за волосы, и не обращая внимания на льющуюся кровь, водрузил её на постамент. Алтарь заворочался, как живой, и впитал в себя долгожданную пищу. Ему плевать, чью кровь пить.
Оглядевшись по сторонам, я остановил взгляд на Казиме; ближник графа с трясущейся рукой направлял в меня пистолет, стоя в самом дальнем углу.
— Мышь трусливая, — мои губы раздвинулись в ухмылке. Голос Субботина вырывается из моего рта хрипло и угрожающе. — Так ты своего хозяина защищаешь?
— Не подходит ко мне, тварь! — Казим вцепился в рукоять и второй рукой.
— Нельзя стрелять у Алтаря, дурашка, — я ловко провернул ятаган в воздухе, сбрасывая капли крови и огненные лепестки роз на пол. Очень красиво получилось. — Иди сюда, докажи, что ты боец, а не дешёвка.
— Сдохни! — рявкнул телохранитель и всё-таки выстрелил.
Я не знаю, откуда пошёл запрет стрелять вблизи ложа Ока Ра. Но мне с самого детства вдалбливали в голову эту странную аксиому. Проверить, что же случится с человеком, вздумавшим палить из огнестрельного оружия возле Алтаря, до сих пор не представлялось возможным. Господин Кузнич объяснял это так: якобы, Око — это древнейший артефакт, созданный природой ли, Господом нашим ли, а то и какими-то внеземными цивилизациями, настроен только на чистое железо и кровь. Магия не любит пороха, поэтому любой выстрел рядом с ложем грозит отступнику жуткой смертью.
Грохнувший выстрел мгновенно взбаламутил воздух в подвале и сгустил его до состояния полупрозрачного киселя, сплющив пулю в комок и уронив её на пол. Субстанция льдисто-синего цвета взметнулась из чаши Алтаря вверх, как разъярённая кобра, на которую неосторожно наступили в момент весеннего пробуждения, и заметалась между нами, выбирая цель. И нашла, что подтверждало старую истину: Око Ра всегда знает, кого наказать или отблагодарить.
Казиму в грудь ударили ледяные крылья, рассекая его на несколько частей, одновременно с этим впитывая в себя брызнувшую во все стороны кровь, и даже ту, которая растеклась на полу. Сегодня у Алтаря пиршество, не иначе. Я благоразумно застыл на месте, понимая тщетность своих потуг спастись бегством. Во-первых, крылья смерти быстрее. Во-вторых, пока буду крутить колесо кремальеры, меня постигнет участь Казима. Так и так — хана. И хорошо бы вместе с графом, который тяжело зашевелился, пытаясь подняться с пола. Этого гада нельзя оставлять в живых, если мне суждено здесь сдохнуть.
Но… пронесло. Крылья, наверное, удовлетворились той кровью, что так щедро поделился с ними Казим, затрепетали под потолком и нырнули в чашу Алтаря. В подвале словно очищающая гроза пронеслась. Остро запахло озоном, кровь в жилах заиграла от притока энергии. Субботин, до сих пор руководивший моими поступками, и не думал отдавать управление. И правильно. Ведь ещё предстояло пробиться наверх, где два десятка людей графа ждут окончания ритуала.
Шагнув к чаше, я без зазрения совести цапнул теперь уже ненужный Горыне кристалл и затолкал его под рубашку. Потом отыскал взглядом Татищева, подошёл к нему, схватил за волосы и потянул на себя.
— Не надо! — прохрипел граф, видимо, испугавшись, что я ему так же отрежу голову, как и чародею.
Такое основание у него было; ведь у меня в руке до сих пор полыхал распустившимся алыми бутонами ятаган. Представил себя со стороны и ужаснулся. Что осталось от скромного и симпатичного парня по имени Михаил? Потрёпанный, залитый кровью, с бешено вращающимися глазами и жутким мечом у горла Татищева сумасшедший мальчишка.
— Встал! — я с силой дёрнул волосы графа. — Отвечай, кому служишь? Кто хочет мою голову?
— Никто, Миша, никто! Я сам хотел провести ритуал призыва, чтобы взять власть на всём Урале! — застонал Татищев. — Каюсь, глупая затея!
Даже если и врёт граф, то я не могу проверить. Нужно торопиться. Непонятно, сколько ещё времени мне позволено демонстрировать подобную силу.
— Сейчас ты мне поможешь выйти отсюда и навсегда забудешь о моём существовании. И моей семье не причинишь вреда!
— Да, да! — торопливо проговорил мужчина, направляясь к двери. — Пожалуйста, не убивай!
— Не вздумай магию применить, — на всякий случай предупредил я. — Мой клинок быстрее будет.
Оставшийся в живых охранник продолжал изображать из себя покойника, но я ощущал его желание выхватить из кобуры пистолет и всадить в меня весь магазин, когда повернусь к нему спиной. Вот болван! Только что Алтарь продемонстрировал, какая кара ждёт нарушителя! Когда рука потянулась к поясу, я махнул ятаганом. Один из бутонов сорвался с клинка и понёсся к стене, раскрываясь на лету в большой огненный лепесток с острыми краями. Если бы он попал в охранника, я бы нисколько не пожалел о содеянном. Но конструкт ушёл чуть выше и рассыпался над головой телохранителя алыми брызгами. Раздался испуганный визг.
— Дёрнешься ещё раз — убью твоего хозяина! — рыкнул я и подтолкнул деморализованного увиденным Татищева к двери. — Крути колесо, да живее!
А сам встал за спиной хозяина особняка, зная, что на входе нас будут ждать его люди. Граф оставался единственной защитой и гарантией моего благополучного исхода из усадьбы. Василий Петрович надсадно крякнул, прокрутил штурвал и навалился плечом на тяжёлую дверь. Без единого скрипа она отошла от металлического косяка, открывая путь к спасению.
На лестнице, ведущей наверх, стояли двое вооружённых людей в камуфлированной униформе, направляя короткоствольные автоматы в дверной проём. Возможно, до них донеслись звуки происходящего в подвале, вот они и подстраховались на всякий случай. Хотя такой вариант был маловероятен. Здесь настолько толстые стены и великолепная изоляция, что пали из пушки — никто не услышит.
— Хозяин… — лицо у одного из бойцов вытянулось, — что с вами…
— Дайте пройти! — рявкаю из-за спины графа и демонстрирую полыхающий ятаган. — Оружие положить на пол и отойти на десять шагов! Живо, твари!
— Выполняйте приказание, — сипло произнёс Татищев.
— Ваше сиятельство, усадьба блокирована какими-то людьми, — аккуратно кладя автомат на ступеньку лестницы, сказал второй боец. — Грозятся открыть огонь, если их не пропустят внутрь.
— Кто такие?
— Не назывались…
А мне стало интересно, кто же решил графу хвост прищемить в самый неудачный для него момент? Неужели отец пренебрёг всеми сословными пактами и решил спасти своего сына? Если так — то я все слова о нём беру обратно.
— Пошевеливайтесь и зубы не заговаривайте!
Охранники выполнили мой приказ и медленно попятились, давая нам возможность выйти в пустой коридор. По пути я подобрал один из автоматов, повесил его на плечо. Второй, грохоча по ступенькам, улетел вниз после сильного пинка.
