— Но и переживать тоже не стоит, правда, дочка? — весело спросила она Настю и подмигнула ей, как самой лучшей подружке. За что была награждена лучистой улыбкой.

Мастер клинков

Наконец-то Зибер разрешил мне покинуть комнату, где я провел пять дней и уже осатанел от одиночества и бесконечных разговоров с фантомом, пристроившимся в голове. Если кому-то кажется забавным сей факт, с радостью поменяюсь местами. Порой казалось, что у меня и в самом деле «поехала крыша», как забавно выразился Субботин. И искренне не понимал, почему вместо души Борислава Оленёва, фактически давшей мне новую жизнь, подселился какой-то майор из чуждой мне реальности. Такого быть не могло, но произошло. Поневоле прислушаешься к просьбе старшего тёзки держать язык за зубами. Упекут в скорбный дом, ей-богу, упекут. Или навечно спрячут в какой-нибудь лаборатории для экспериментов.

Флигель, в котором находился медицинский центр нашего Рода и жилой комплекс для слуг, соединялся крытым коридором с особняком. Пройдя по нему, я поднялся по внутренней мраморной лестнице на второй этаж, где находилось «детское» крыло. Встречающиеся по пути горничные и работники здоровались со мной, приветливо улыбаясь, но в глазах чуть ли не у каждого плескалось опасение: а вдруг я накинусь на них и стану рвать на части, упиваясь свежей кровью и мясом? Озарение пришло внезапно. Здесь все знали, каким образом меня вернули к жизни. Знали, но предпочитали молчать как рыбы, опасаясь даже не за свое место в доме Дружининых, а за личную безопасность. Если уж мать ради меня без сомнений принесла в жертву Оленёва, то представляете, что сделает с болтуном отец?

Оказавшись в своей комнате, огляделся по сторонам с новым чувством, как будто никогда здесь не был. Кровать, большой стол, на котором лежит стопка учебников, любимое мягкое кресло перед огромной плоской телевизионной панелью на изящной подставке, угловой шкаф-гардероб, в котором хранится вся моя одежда.

Я подошел к нему и вгляделся в отражение зеркала, висящего на боковой стене. Молодой парень с тёмной полоской усов, пробивающихся под носом, лёгкая щетина (бриться я начал с шестнадцати, поэтому ничего удивительного, что пушок сменила жёсткая поросль. Мать шутила, что я весь в прадеда Матвея. Согласен. На старых фотокарточках он в моих годах выглядит, как и я (предок тоже щеголял с щетиной): слегка вытянутые скулы, тёмно-серые глаза в опушке пушистых ресниц, на высокий лоб падает чёлка светло-русых волос.

— Так вот ты какой, цветочек аленький, — шутливо произнёс Субботин, как всегда внезапно проявившийся в моей голове.

— Ты видишь меня? — поразился я.

— Я — это ты, ты — это я, и никого не надо нам, — снова пропел майор что-то незнакомое для меня. Хорошее у него настроение, чувствуется. — Конечно, вижу. Можно сказать, мы теперь одно целое. Надо ещё проверить, могу ли я перехватывать управление телом в случае опасности для тебя.

— Удружил Марк Ефимович, ничего не скажешь, — пробормотал я, больше всего переживая за личную жизнь. — Мне это совсем не нравится.

— Не дрейфь, тёзка. Я не смогу ничего без твоего разрешения. Да и с разрешением, подозреваю, не все так просто. Здесь нужна синхронизация в определенных моментах. Говорю же, в моем лице ты получил охренительный приз. Теперь можешь рассказывать анекдоты из моего мира, щеголять умными словами при случае, песни петь… в общем, оперировать моей памятью так же, как и я твоей. Ну, мне-то твоя даром не нужна, разве что для понимания ситуации. А вот ты в большом выигрыше.

— Рано радоваться, — осадил я воодушевленного майора, отойдя от зеркала и скидывая с себя одежду. Решил сходить в душ. — Ещё неизвестно, как отреагирует тело на слияние.

— О, ты на семиструнке играешь? — воскликнул Субботин, словно не слыша моих опасений. — Да ещё и фехтуешь?

На противоположной от кровати стене у меня висит отличный бухарский ковер, а на нём — две ритуальные сабли, похожие на казацкие шашки. Без гарды и поперечной перекладины они получились легкими и маневренными, приспособленными для мощных рубящих ударов, чтобы сносить стихийный доспех противника. Сабли делались под мою руку истинным знатоком кузнечного дела. Не в каждом Роде есть человек, умеющий вдохнуть магию в клинок. Он должен обязательно быть одарённым, и поэтому все родовые кузнецы, выходцы из простолюдинов, получали магический дар с помощью Ока Ра во время ритуала. С помощью артефакта у избранного зажигали искру. Она называлась незамысловато: Подарок. С этим Подарком кузнец мог изготавливать для каждого представителя Рода индивидуальное оружие, исключительно под свою разновидность Дара.

Учиться владеть саблей одарённые дети начинали с малых лет. И свой первый боевой клинок получали в шестнадцать лет.

Всё это промелькнуло у меня в голове; информации для майора оказалось достаточно, и он только хмыкнул, когда получил к ней доступ.

— Как необычно, — задумчиво произнес он, разглядывая с моей помощью клинки. — Хочется ещё увидеть, как это работает.

— Поверь, у тебя будет много впечатлений.

— А ты мне так и не ответил: на гитаре играешь?

— Да слабенько, на лавры гитариста-виртуоза господина Юрьева[1] не претендую, — усмехнулся я.

— Ну, господина Юрьева я не знаю, но как-нибудь попробуем и без него, — оживлённо произнёс майор-тёзка. — Тоже в свое время увлекался, даже в музыкальную школу ходил, как раз на гитару. Знаменитым не стал, но несколько раз призовые места занимал.

— А вот интересно, — я замер, поворачиваясь к зеркалу, разглядывая себя, высокого и худощавого, стоящего в трусах. — Если вдруг я с девушкой захочу уединиться… ну, ты понял? Ты что же, будешь присутствовать при этом?

— Не переживай, со свечкой стоять не буду. В таких делах третий не нужен, — хохотнул майор. — Я умею «гасить» себя, закрываюсь в некую капсулу непроницаемости в случае необходимости. Ты что же, тёзка, думаешь, я вуайерист какой? Смотри, обижусь.

— Прости, Михаил, — слегка смутился я. — Нам нужно выработать некие правила, по которым будем жить. Мне нелегко привыкнуть к голосу в голове. До сих пор кажется, что у меня шизофрения развивается.

— Всё нормально, братишка. А вот тельце твое мне не нравится. Запястья, плечи — вижу, неплохо прокачаны, а всё остальное как-то… не впечатляет. Развивать его надо. Гибкость улучшать, сухожилия, связки. Девушкам нравятся парни с красивым развитым телом. Не обязательно кубики на прессе качать, но пропорциональности тебе не хватает. Ладно, топай в душ, стоишь тут, сверкаешь телесами.

Я долго стоял под тугими струями воды, закрыв глаза. Нужно просто забыть обо всём, что произошло и жить дальше. Через неделю мне предстоит ехать в Уральск на вступительные экзамены; там придётся выложиться на всю катушку, иначе отец устроит весёлую жизнь, если приеду домой не солоно хлебавши. Да и самому хотелось уехать отсюда. Свобода действий и поступков, как магнит, притягивали и будоражили молодую кровь. Пять лет без надзора (я не страдал наивностью, и знал, что за мной всё равно будут присматривать специально приставленные люди отца, которых, возможно, до конца учебы так и не увижу) — что может быть слаще?

Обтершись банным полотенцем, я накинул на себя халат и вышел из ванной комнаты, причесываясь на ходу. И хмыкнул, увидев сидящего в кресле мужчину в шортах и рубашке-поло. Покачивая ногой, он рассматривал свой бежевый мокасин, как будто пытался найти на безупречной кожаной поверхности пыль или дефект.

Такой он всегда, Варяг, в миру Леонид Антипов — наш родовой мастер клинкового боя. Педант, строгий учитель, если и не открывающий пинком двери личных покоев отпрысков господина Дружинина, то имеющий право драть розгами (и это не фигура речи, сам пару раз был выдран за непослушание!), если ученик недостаточно хорошо обучался искусству боя.

Раньше, до сороковых годов двадцатого столетия эту должность занимали фехтовальщики, зачастую выписываемые из Франции или Италии, реже из Британии, так как островитяне своим снобизмом бесили многих аристократов. Но дело было вовсе не из-за джентльменов с их высокомерным характером. Политика! Это она, родимая, влияла на все сферы жизни. Главы влиятельных Родов осознали, что рано или поздно начнутся проблемы с обучением, поэтому принялись выращивать своих мастеров. Но сначала шли активные поиски тех, кто искусно владел холодным оружием. Искали среди казаков, горцев, даже среди выпускников отечественных фехтовальных школ! Как только Род заполучал такого виртуоза, в дело вступал Подарок. Постепенно заграничные специалисты сошли со сцены. А русская школа фехтования снискала уважение в Европе, пусть и не стала лучшей.