Лиза задрожала, когда увидела изысканные башенки дачного особняка, арочные окна, бело-розовые стены, густой сосняк, окружающий строения и кованые ворота с искусным гербом посредине. Её привезли в загородное имение графа, который не отличался особым гостеприимством. Рассказывали, по молодости он был куда общительнее, не пропускал ни одного светского мероприятия в Оренбурге, появлялся чуть ли не на всех балах, что устраивали богатые горожане, пока не женился… на столичной девице из старинного рода Веригиных, относящегося к младшей ветви князей Волконских. Худенькая, невысокого росточка девушка с бледным лицом и невероятно огромными глазами, в которых плескалось васильковое море, совсем не подходила по характеру к деятельному, мелькающему то на телевизионных экранах, то на страницах гламурных журналов Татищеву — так считали почтенные горожане и тайком жалели Веру Анатольевну, что ей не повезло с мужем. Любовью здесь и не пахло, это было видно с первого взгляда. Холодность графа во время официальных приёмов и скучных балов, на которых он был вынужден присутствовать вместе с супругой, менялась на темпераментность и огненную феерию во время фуршетов, куда он мог приходить один. Несчастная Верочка была вынуждена терпеть выходки Василия Петровича, но к её чести, не скандалила, осознавая, что её истерики и скандалы не выправят ситуацию. Увы, мужа она не могла переделать.

Татищев остепенился (или изменился?) после рождения наследника, когда у него уже было две дочери, и даже нашёл свой интерес в их воспитании. Но, видать, настолько перестарался, что все дети, как только достигли совершеннолетия, постарались быстрее уехать в столицу, куда потом перебралась и Вера Анатольевна. Граф остался в Оренбурге и жил теперь в гордом одиночестве, окружив себя очень сомнительными личностями. Но ещё хуже, поползли слухи, что граф балуется чёрными ритуалами в своём загородном особняке. Именно это обстоятельство, а не измены супруга, вынудило милейшую графиню Татищеву покинуть своего мужа, но, опять же, по мнению всезнаек.

Все эти мысли промелькнули в голове Лизы за несколько секунд, пока машина заезжала на территорию дачи и ещё две-три минуты куда-то ехала вдоль живописного берега Сакмары, сейчас безлюдного. Остановилась она возле одноэтажного строения из дикого камня, выглядевшего как альпийское шале, наскоро слепленное пастухами перед наступлением осенних дождей. Тем не менее, в нарочитой грубости присутствовала монументальность и добротность. Единственное, что напрягало — всего лишь пара узеньких окон, через которое мог пролезть только ребёнок, но никак не взрослый. Разве что его голова…

— Выходи, — сказал смуглый, выпрыгивая из машины. — Чего застыла? Всё, приехали, конечная остановка. Вещи оставь на сиденье. И телефончик туда же. Вот, молодец.

Лиза выполнила приказ и напряглась. Жуткие истории про магические способности графа Татищева наложились на слухи о ритуалах, и её пробил страх, да такой, что ноги отказали. Парень ухмыльнулся, поняв состояние девушки, и вскочив на ступеньку, обхватил тонкую талию пассажирки.

— Не бойся, дурочка, — чуть ли не ласково произнёс он и выволок Лизу наружу, поставил на ноги, встряхнул так, что её голова мотнулась из стороны в сторону. — Пошли-пошли, я тебя в дом отведу, будешь там жить, пока…

Он внезапно замолчал, как будто едва случайно не выболтал что-то важное. Но Лиза зацепилась за эту оговорку и стала лихорадочно думать. Что «пока»? Пока граф не потащит её на корм Алтарю? Или на неё какие-то иные планы?

Девушка вместе со своим похитителем оказалась в полутёмном помещении.

— Прямо по коридору, — приказал тот.

Пока шли, Лиза успела заметить несколько плотно закрытых дверей и лестницу, ведущую вниз, в подвал. Она упиралась в мощную сейфовую дверь, что означало только одно: за ней прячется нечто важное или страшное, возможно, и сам Алтарь.

Смуглый парень, имени которого Лиза так и не узнала, провёл её по коридору до самого конца. Он открыл одну из дверей, быстро и бесцеремонно охлопал её от подмышек до карманов плаща, после чего затолкал девушку в комнату.

— Стучаться, шуметь, кричать о помощи бессмысленно, — сказал сопровождающий, не заходя внутрь. — Будешь вести себя хорошо, скоро вернёшься домой.

— А если плохо? — дерзко спросила Лиза.

— Останешься здесь навечно, но ненадолго, — без эмоций ответил парень, пожимая плечами, и захлопнул дверь. Дважды провернулся ключ в замке.

Лиза услышала, как он неторопливо идёт по коридору, а потом шаги затихли, и девушка осталась в одиночестве. Только теперь ей удалось как следует разглядеть, в какое узилище её затолкали. Комната просторная, но с минимумом мебели. Узкая кровать, тщательно застеленная тёмно-синим покрывалом с поперечными полосами и подушка со свежей наволочкой; маленький стол, табурет, даже гардеробный шкаф есть, что удивительно для подобного места, которое Лиза посчитала за тюрьму. Окна нет, освещение только от одного светильника с жёлто-матовым плафоном, отчего всё здесь кажется неуютным. А вот ещё одну дверь, сливавшуюся с белёными стенами, она заметила только сейчас. Влекомая любопытством, девушка подошла к ней и дёрнула за ручку. Оказывается, за ней был крохотный санузел, но душевая кабинка, кран с умывальной чашей и унитаз здесь присутствовали. Даже чистый халат и банное полотенце висели на крючках.

Лиза закрыла дверь, села на кровать и положила руки на колени. В глубокой задумчивости стала анализировать ситуацию. То, что её похитили, никакого сомнения не оставалось. Вот только с какой целью? Жертва для ритуала или как свидетельница позавчерашней бойни в отеле? Если Миша убил людей Татищева — то всё сходилось. Она находится здесь для того, чтобы Дружинин приехал сюда ради обмена и попал в лапы графа. Что будет с ним дальше — даже дураку понятно. В голове мелькнула совершенно дикая мысль, а вдруг Мише удастся и здесь сотворить что-то подобное? Лизе не хотелось быть жертвой на Алтаре, но и своего любимого (пусть теперь бывшего) подставлять не хотелось. Но что она могла сделать в ситуации, когда вокруг четыре стены и плотно закрытая дверь? Увы-увы, оставалось надеяться, что у графа Татищева совсем другие виды на узницу.

Девушка тяжело вздохнула и прилегла на кровать, даже не скинув туфли. Свернувшись клубочком, Лиза сама не заметила, как уснула.

Жирная наживка для ценной рыбы

Я ничего не знал о судьбе Лизы, полагая, что она сейчас спокойно учится и не звонит только из-за боязни хоть как-то навредить мне. Считаю, это правильно. Кто знает, вдруг телефонные разговоры прослушиваются полицией? Так что страдать по таким пустякам, как отсутствие звонков, я не собирался. У меня хватало своих забот. На следующий день после визита следователя Мирского посыльный вручил мне повестку в департамент, подписанную лично Игорем Евсеевичем. Он предупреждал, что придётся давать показания под запись. Отец со мной не поехал, но тем не менее, без защиты я не остался. Помимо парней Ильхана меня сопровождал адвокат — сухонький старичок в огромных роговых очках, в старомодном костюме-тройке и с большим чёрным портфелем. Судя по характерным вьющимся седым вискам и выговору, адвокат был выходцем из славного племени потомков Авраама. Но самое забавное, имя и фамилию он носил такую, что создавалось впечатление: Иван Иванович Кутицкий — или сам тонкий юморист, или судьба-злодейка решила посмеяться, отметив его такой фамилией в придачу к вытянутому горбинкой носу и глубокой печали в серых глазах.

Но своё дело Иван Иванович знал отменно. Уже через полчаса следователь — не Мирской, конечно — который вёл беседу, осатанел от постоянных претензий и умелых защитных конструкций, после чего постарался побыстрее завершить встречу. Он подсунул мне протокол и буркнул:

— Прочитайте, и, если нет претензий, подпишите «с моих слов написано верно, мною прочитано».

Я посмотрел на Кутицкого, и адвокат, слегка грассируя, произнёс:

— Михаил Александрович, когда прочитаете протокол, подпишитесь сразу под последней строчкой, а оставшееся место перечеркните зигзагообразно. Так же сделайте и на втором листе. Читайте внимательно, чтобы вам потом не вменили за дачу ложных показаний. Читайте, мы никуда не торопимся.