Потом — милосердно — это прекратилось.

Она лежала, хватая ртом воздух, дрожа, чувствуя, как каждая клетка в теле ноет. Слёзы жгли глаза. Ошейник глухо пульсировал, будто был живым, готовым снова ударить.

Послышались шаги.

Сзади вошли двое — высокие, значительно выше людей. Литые, угловатые тела были обтянуты тёмными, плотными костюмами. Лица — гладкие овальные пластины, абсолютно без черт. Ни глаз, ни рта. Просто блестящие маски из чёрного камня.

Они двигались бесшумно. Как машины.

Леони попыталась подняться, но ноги не слушались. Она смогла лишь упасть на колени, прежде чем холодные, точные руки схватили её за плечи, рывком поднимая. Паника хлынула сразу.

— Не надо! — сорвалось. — Не трогайте меня!..

Низкорослое существо сдвинулось. Толстый палец скользнул к устройству на поясе.

— Нет! — взвизгнула она. — Пожалуйста… пожалуйста, не надо…!

Ошейник вибрировал снова. Пока без боли. Но предупреждение было ясным.

Она застыла.

Высокие существа начали раздевать её.

Грубые руки расстёгивали ту простую одежду, что ей дали после пробуждения. Леони кричала, вырывалась — пока ошейник вновь не подал импульс. Этот мягкий толчок сломал сопротивление без слов.

Они не реагировали ни на её слёзы.

Ни на мольбы.

Её всю трясло — от ярости, от стыда, от ужаса. Холодные чужие руки ощущались на коже, будто она была вещью. Пустым предметом. Её тело обнажили, и дрожь пробежала по позвоночнику, когда её повели в соседнее помещение.

Воздух изменился.

Из форсунок зашипел густой стерилизующий пар — синеватая дымка с резким запахом металла и антисептика. Струи били со всех сторон, обдавая теплом, которое не грело. Оно было бездушным. Техническим. Не как очищение — как обработка собственности.

Когда они закончили, ей протянули одежду.

Если это можно было назвать одеждой.

Тонкие полосы шелковистой ткани — странные, чужие на ощупь. Верх плавно облепил грудь, оставляя живот голым. Нижняя часть — всего лишь узкая полоса, едва прикрывающая бёдра. Это не было защитой. Не было комфортом.

Все было выставление напоказ.

Её упаковывали.

Они сопроводили её назад в клетку и толкнули внутрь. Низкий инопланетянин вошёл следом, остановился у порога. Издал резкий, короткий приказ — слова, похожие на треск камня.

Потом указал на ошейник.

Значение было ясно.

Повинуйся. Или страдай.

Она не сказала ни слова. Не смогла. Горло болело от криков. Но глаза полыхали яростью.

Похоже, это его удовлетворило. Он хрюкнул, довольный, и ушёл.

Как только он исчез, часть стены открылась с тихим свистом, и наружу выехал поднос. Механический дёрг, и он застыл.

На нём стояла миска густой серой массы — цвета мокрого цемента. Рядом дрожал стакан воды.

Леони посмотрела на еду. Она не шевелилась. Не пахла. Может, это вообще не было едой. Но голод болезненно сжался в животе.

И всё равно — она не притронулась. Пока нет.

Она забилась в дальний угол клетки, обняв себя руками. Свет везде погас и превратился в тусклое освещение. Стены снова зажужжали — низко, ровно, почти живо.

Она не плакала.

Пока что.

Но всё её тело тряслось — от ярости, от обиды, от того, что она изо всех сил держалась, чтобы не сломаться. Чтобы остаться собой.

Она не знала, чего от неё хотят.

Не знала, что её ждёт.

Она знала только два факта.

Она здесь не в небезопасности.

И Алфи всё ещё где-то там.

Где-то один.

Леони проснулась от движения.

Стены её клетки едва заметно вибрировали, будто под ней билось огромное сердце или где-то внизу монотонно работал гигантский двигатель. Внутрь пробивался новый свет — бледный, стерильный, намного ярче тусклого свечения её прежнего заточения. Она поднялась, и сердце ударило болезненно.

Она была уже не в той клетке.

Теперь она находилась в прозрачной капсуле — стекло или что-то похожее, с вертикальными прутьями вдоль стенок. Вокруг нее кипела толпа: тени чужих существ мелькали в размытом поле зрения. Платформа. Помост. Сцена.

Её тюрьма превратилась в витрину.

В товарный выставочный кейс.

В рынок.

Леони прижала ладони к прозрачной стенке, дыхание затуманило поверхность. За пределами слышалось гудение голосов — щелчки, рычания, электронные вибрации — смесь языков, для неё бессмысленная и пугающая. Она чувствовала себя в центре какофонии, которую невозможно даже попытаться понять.

Первой вперёд шагнула стройная фигура.

Первый «покупатель» — догадалась она с ужасом.

Существо было высоким и серым, узким, с чрезмерно длинными конечностями. Кожа — гладкая, резиновая. Три тонких пальца двигались с пугающей аккуратностью. Большие чёрные глаза мигнули — слишком медленно.

Его рот открылся, издав серию высоких, почти музыкальных писков — детская мелодия, но чуждая до озноба.

Оно склонило голову, разглядывая её, как человек разглядывает фрукт на прилавке. Затем коснулось планшета за стеклом. И ушло.

Следующий заставил её кровь остыть.

Кожа — насыщенно-красная. Плечи — слишком широкие. Гуманоидная форма — но не человек. Кожа блестела, как лакированный камень. На нём — тяжёлая броня из тёмного металла с сияющими полосами и мягким гулом сервоприводов. За спиной — оружие: древко с лезвием и что-то похожее на пушку.

Он смотрел прямо на неё, не моргая.

Дышащие отверстия у челюстей раздувались. Затем он заговорил — на языке грубом, скрежещущем, словно камни скребли по металлу.

Звук один лишь заставил её отшатнуться.

Он оскалился — это была улыбка? Или угроза?

Леони попятилась от стекла.

И тут — тишина.

Следующий шагнувший вперёд был таким, что толпа будто расступилась и замерла.

Он был высоким. Намного выше всех остальных.

За ним тянулся длинный чёрный плащ — словно живая тень. На нём были наслоенные тёмные одежды, украшенные мерцающими символами — их значения она даже представить не могла. Лицо скрывалось за гладкой маской из тёмного металла, с выгравированными завитками.

Без глаз.

Без рта.

Только маска.

Он двигался как жидкость — плавно, бесшумно. Даже воздух вокруг него, казалось, вибрировал иначе.

Леони задержала дыхание.

Он подошёл к ней.

Долго стоял.

Не говоря ни слова.

Затем медленно вытянул руку в перчатке и провёл пальцами по её волосам. По коже пробежал холодный, первобытный зуд. Не страх. Что-то глубже. Старше.

Он заговорил.

Слова звучали, будто музыка из неземного языка — глубокие, ритмичные, многослойные, от которых вибрировала грудь, а не уши.

Что бы он ни сказал, толпа позади расступилась.

Некоторые даже поклонились.

А затем начались торги.

По всей комнате вспыхнули огни — красные и зелёные. Цифры и символы побежали по парящим цифровым панелям. Голоса выкрикивали ставки на десятках языков — цену, номер, право обладания.

Леони зажала уши. Клетка вибрировала от шума. Паника поднималась в горле.

А он — тот, в плаще и маске — стоял неподвижно.

Ждал.

Торги начались как слабый пульс. Теперь это была буря.

Над ней вспыхивали ослепительные лампы, горячие, режущие глаза. Они заливали помост, на котором Леони стояла в своей парящей клетке. Пространство вокруг было хаосом движения и звука — огромный зал из стекла и металла, кишащий существами, природу которых она даже представить не могла. Десятки участников заполняли круговые ярусы — тела двигались, дрожали, вытягивали конечности; устройства в их руках вспыхивали разными цветами, показывая ставки.

В воздухе взрывались колонны сияющих символов — голографические глифы, бегущие в бесконечном потоке. Каждая линия означала ставку, цену, претензию. Она не узнала ни одного знака.