Теперь она могла говорить с ним свободно. Без переводчика.

Но чем ближе ей казалось, что она становится к нему, тем острее чувствовалась пропасть.

Кариан оставался загадкой.

Днём его рядом не было. Куда он уходил — она не знала. Вероятно, делами правления занимался. Всё-таки он Марак — правитель крупнейшего домена Люксара, существо, которого почитали как божество. Йераки никогда ничего не объясняли. Отвечали ровно настолько, насколько требовал этикет — вежливо, сдержанно… и чуть испуганно.

Она была его собственностью. И это ощущение не оставляло их обоих.

Вечером Кариан приходил за ней. И её тело реагировало на него мгновенно — тянулось, вспыхивало, узнавая. Его голос, его запах, его прикосновения были как наркотик. Он умел делать так, что она чувствовала себя желанной, любимой, обожествляемой. Никто — ни человек, ни кто-то иной — не умел касаться её так.

Но сегодня, когда дверь открылась и она услышала его голос, что-то внутри неё сжалось.

— Иди, — сказал он, высокий, величественный, в черно-серебристых одеждах, изящно струящихся при каждом его шаге.

Она поднялась… но не двинулась к нему.

Её взгляд упал на звёзды за окном, на серебристые луны.

В груди болезненно дрогнуло воспоминание о Земле — о горьком кофе и горячем круассане, о воскресных утрах, когда Альфи спал у её ног. О мокрой траве под босыми ступнями. О ветре, который трепал листья в парке рядом с домом.

Кариан молчал, но она чувствовала, как он смотрит на неё.

— Тебя что-то тревожит, — сказал он.

Сначала она не ответила. Потом медленно повернулась к нему.

— Я скучаю по своему миру, — произнесла она по-маджарински, уже легко, мягко. — По мелочам. По запаху дождя. По своей собаке. По настоящему хлебу.

Его лицо не изменилось… и всё же в едва заметном наклоне головы было что-то иное.

— Здесь тебе хорошо, — сказал он тихо.

— Я знаю. — Она сглотнула горечь. — Здесь всё идеально. Настолько идеально, что… не по-настоящему. Я хочу… — она вздохнула. — Не знаю. Наверное, просто снова почувствовать себя человеком. А не… — губы дрогнули. — Не вещью.

Он шагнул ближе. Его присутствие заполнило всю комнату. Но она не отступила.

— Я не держу тебя в цепях.

— Я знаю, — сказала она горько. — Только в шелке, удовольствии и дворце на небесах. Прости, но это… тоже клетка.

Его глаза чуть сузились — не в гневе. Скорее — в понимании. Или в боли, которую он не умел выражать иначе.

— Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя пленницей.

Она опустила взгляд. Ей вдруг стало очень, очень уставшей.

— Я сама не знаю… злюсь ли я на тебя. Или на всё вокруг. — Её голос стал тише. — Я не выбирала этого. Но я стараюсь… как-то жить с этим.

Повисла долгая тишина.

Потом он протянул ей руку. Не требуя — предлагая.

— Пойдёшь со мной сегодня? — спросил он мягко. — Ты не обязана. Если не хочешь.

Это по-настоящему удивило ее.

Её взгляд скользнул с его руки на лицо. И впервые она увидела в его глазах уязвимость. Едва заметную. Но реальную.

— Я не знаю, — честно сказала она. — Не сегодня. Мне… нужно побыть одной.

Он смотрел на неё долго.

Потом кивнул — медленно, принимая.

— Как скажешь, Леони.

Он произнёс её имя так, будто касался губами её сердца. Потом развернулся и вышел, дверь мягко закрылась за ним.

Леони тяжело выдохнула. Села на край кровати, переплетя пальцы. Она сама не знала, чего хочет.

Но впервые ей показалось… что он действительно услышал её.

И это меняло всё.

Она сидела в центре своих покоев, окружённая шелками, переливавшимися, будто жидкое стекло, и смотрела в пустоту.

Комната была прекрасна. Здесь всё было прекрасным. Мебель — из странных металлов, мерцающих мягким внутренним светом. Стены — живые, дышащие тихими всполохами цвета. За широкими кристаллическими окнами угасало небо Люксара — фиолетовое, индиговое, как расплавленные драгоценные камни. Две луны зависли над горизонтом, проливая на её покои бледное, неземное сияние.

Но внутри у неё было пусто.

Величие давило, будто вес потолка обрушивался прямо на грудь. Красота вместо утешения становилась ловушкой. Леони лежала неподвижно, позволяя раздражению скапливаться в животе, густому и тяжёлому, как скисшее вино. Она хотела хотеть всего этого. Хотела хотеть его. Но сегодня внутри что-то треснуло.

И всё же она пошла к нему.

Потому что он дал ей выбор.

И если она не скажет ничего, не воспользуется моментом — значит, сама выбирает тишину.

А она отказывалась от этого выбора.

Леони поднялась и вышла из своих покоев.

Коридоры сияли мягким светом, полированные, будто залитые жидким серебром. Сквозь высокие окна открывался вид на бескрайние города Люксара — города, по которым она ни разу не прошлась, населённые существами, которых она никогда не встречала. Йерак двигались по залам бесшумно, не поднимая взгляд. Они всегда кланялись. Всегда держались на расстоянии.

Она была… кем для Кариана? Наложницей? Игрушкой? Собственностью?

И всё это время она не ступала дальше порога парящего дворца, мерцающего над миром, как мираж.

Он говорил, что так безопаснее. Что другие Мараки имеют врагов, что её могут использовать против него. Она верила ему. Но это не делало её менее пленённой.

Перед входом во Внутреннее Святилище она остановилась, делая глубокий вдох. Сердце билось чаще, чем она ожидала.

Внутри Кариан стоял в приёмной залы — неподвижный, без маски, впечатляющий. Он был подобен ожившей статуе: совершенный, непостижимый. И, боги, он был до боли прекрасен.

Он слегка склонил голову — едва заметно — но взгляд его не оторвался от неё.

— Ты пришла.

— Да, — ответила она.

Между ними натянулась пауза — тонкая, как раскалённая проволока.

— Тогда, — сказал он, — когда я впервые привёл тебя сюда, я спросил, что тебе нужно, чтобы быть счастливой. Ты так и не ответила.

— Я не знала, что сказать, — тихо сказала Леони. — И до сих пор не знаю.

Он ждал.

— Но я знаю одну вещь.

Его челюсть напряглась.

— Скажи. Я сделаю всё.

Она сделала шаг вперёд. Спина прямая. Голос ровный.

— Когда меня похитили с Земли… зелёные… — слова давались трудно. — Те существа...

— Дуккар, — прорезал он резко, его глаза сузились.

— Да. Они забрали меня без спроса. Причинили боль. Заперли в клетку. Я даже попрощаться ни с кем не смогла. Я оставила там всё — дом, жизнь… — её голос дрогнул. — И моего пса. Его зовут Альфи.

Выражение Кариана изменилось.

Лёгкий раскол на идеальном облике — и она увидела это. Не ярость даже — что-то древнее, опасное. Боль.

— Я не знал, — сказал он. Голос низкий, глухой.

— Я и не думала, что ты знаешь.

Стенки Святилища отбрасывали синеватые тени на его лицо. Узоры на коже — обычно спокойные — мерцали слабым волнением.

— Где он сейчас? — спросил он тихо.

— Я не знаю, — прошептала она. — Но если есть хоть малейший шанс… хоть какой-то способ… Я хочу вернуть его.

Глаза Кариана вспыхнули. Словно звезда родилась внутри зрачков.

— Дуккар заплатят за то, что сделали с тобой. Я даю слово.

— Мне не нужна месть, — сказала Леони. — Мне нужен Альфи.

Он подошёл ближе — огромный, властный. Но когда достиг её…

Он опустился на одно колено.

Наклонил голову.

Она ахнула тихо — не от страха. От изумления.

— Я найду его, — сказал Кариан. — Твоего Альфи. Клянусь кровью моего рода.

Леони сжала губы. Горло болело от того, что подступало. Не от страха.

От надежды.

В покоях царила тишина — только далёкое, равномерное журчание воды пробивалось сквозь живые стены, как дыхание дворца.

Кариан стоял у края Святилища, неподвижный, почти статуарный. Слова, произнесённые ею, всё ещё звенели в его сознании.