Слова Ирины доносятся до меня, словно сквозь ватное одеяло, под которым я сидел, не видя очевидного. Я ухаживал за Олей год, усердно добивался её, знать не зная, что она любовница гендиректора. В офисе я редко бывал, сплетни не слушал. Мне казалось, что моя будущая жена порядочная девушка.

А ведь Борису Семёнычу на тот момент уже за пятьдесят было! А Оле всего двадцать с небольшим, и она с ним…

Поверить в это не могу, но зачем Ирине врать, она же даже не знает, что Никанорова стала Мироновой восемь лет назад. Восемь лет… а ведь получается, Семёныч её бортанул, и она тогда переметнулась, великодушно отдалась мне.

Помню тот день, когда в очередной раз пришёл к ней с коробочкой её любимых кокосовых конфет. Оля тогда была злая, словно фурия, растрепанная, взвинченная. Тогда я и внимания не обратил, любовался ей, как и всегда, а она внезапно прильнула ко мне и начала жарко целовать. Да так, что я не выдержал, и несмотря на то, что мы были на работе, а кабинет на ключ не закрывался, взял её прямо на рабочем столе. Это был наш первый раз, а у неё с Семёнычем, судя по всему, тогда был последним. После того случая Оля действительно уволилась из конторы и согласилась быть со мной.

— А ты, Серёж, как? — интересуется Ирина.

— Да как все: работа, жена, ребёнок, — пытаюсь улыбнуться.

Ира открывает рот, чтобы спросить что-то ещё, но в её кармане начинает вибрировать телефон.

— Ой, я и забыла, что отпросилась всего на час! Рада была встрече, Серёж. Надеюсь, на хороший ремонт и то, что мы ещё встретимся, — Ирина прощается со мной и спешно покидает мой кабинет.

А я снова опускаюсь в кресло. Смотрю на остывший кофе и эклеры, от одного вида которых теперь воротит.

Как много я, оказывается, не знаю про свою жену! Я не знаю её прошлого, хотя думал, что Оля всегда была со мной откровенна. Да, может она права, и мне совсем не надо было знать, сколько мужчин было у неё до меня… но наш начальник! Оля спала с ним ради денег. А что, если со мной она тоже…?!

Смотрю на своё отражение в мониторе — вроде я не старый, обрюзгший папик, с которым можно только ради бабок. Да и на момент предложения Оле, я был совсем не богатым, обычным работягой. А может она просто назло закрутила со мной? Но зачем? Оля уволилась быстро, я тоже ушёл следом, сколотил свою бригаду и оформил компанию.

Поднимаюсь и выскакиваю из кабинета, чуть не сбив с ног Полину. Она ойкает, прикрываясь папкой с документами, которую, судя по всему, несла мне на подпись.

— Я уехал, — бросаю девушке, забыв даже извиниться.

— А вы вернётесь? — кричит мне вдогонку, но я уже выбегаю из офиса и несусь к машине.

Внутри всё трясётся, в ушах стучит пульс, что не сразу слышу зов Кирилла.

— Да стой же ты! Миронов, блин! — друг подбегает ко мне, хватая за плечо. Быстро оглядывает меня. — Что случилось?

— Не знаю… — выдыхаю, закрывая глаза. Голова начинает ломить, а душу словно сжимают тиски.

— Садись! — Кирилл отбирает у меня из рук ключи, снимает машину с сигнализации и открывает заднюю дверь. — Сиди, и никуда не рыпайся, я мигом.

Послушно залезаю назад и ложусь на сидение. Постепенно прихожу в себя: сознание медленно, но верно возвращается, сердце перестает так сильно колошматить о ребра, а головная боль отступает.

Вернувшийся Кирилл садится рядом и протягивает мне стаканчик. Принимаю сидячее положение и доверчиво отпиваю.

— Чай?!

— Ну не кофе же тебе сейчас пить?! Ты бледный как Марфа Ивановна, когда вернулась раньше срока.

Невольно смеюсь. Да уж, бедная старушка, устроили ей внучки сюрприз, а мы стали его исполнителем. Только бабушка внезапно приехала с дачи, и вместо шикарного ремонта увидела голые стены. Мы тогда так испугались, думали, что Марфа Ивановна раньше времени тот свет увидит. Но слава всем святым, она оказалась крепкой старушкой!

И если уж я был похож сегодня на Марфу Ивановну, тогда не удивительно, что Кирилл переполошился.

— Что у тебя стряслось? С мамой, с Матвеем всё в порядке? — интересуется Кирилл.

И снова Кир игнорирует Олю…

— Скажи, почему тебе не нравится моя жена?

Кирилл поджимает губы и отворачивается.

— Да… с чего ты взял, что не нравится?! Нормально всё… главное, чтобы тебе было хорошо.

— А мне, прикинь, не хорошо, — выдыхаю, отпиваю крепкий, сладкий чай.

Кир снова поворачивается ко мне лицом.

— Что случилось? Вы поругались?

— Нет, мы не ругались. Напротив, в последние недели мы совсем не ссоримся. Но я не знаю… я окончательно запутался в своей жизни, и уже совсем ничего не понимаю.

Кирилл молчит. Я вижу, что он что-то хочет сказать, что лишь поджимает губы и ничего не говорит. Молча мы допиваем чай, а потом у Кира звонит телефон и он вылезает из машины, отходя в сторону.

А я перебираюсь на водительское сидение и поворачиваю ключ зажигания. Кирилл машет рукой, прося остановиться, но я трогаюсь с места. Еду не знаю куда, просто бесцельно двигаюсь по улицам, пытаясь сосредоточиться только на дороге. На настойчиво вибрирующий телефон просто не обращаю внимания. Но в конце концов нервы не выдерживают, и я хватаю трубку.

— Да! — рявкаю, даже не посмотрев, кто мне звонит.

— Папа! — кричит в трубку радостным голосом Матвей. — Привет!

— Привет, сынок, — выдыхаю с улыбкой и явным облегчением.

— А мы с бабушкой варим малиновое варенье! Набрали ягод целый таз! А ещё будем замораживать, чтобы зимой компот варить. Бабушка говорит, что ты любишь малинку.

— Люблю! И варенье, и компот люблю. Варите побольше!

— Угу. Пап, а ты когда приедешь к нам?

— Домой захотел?

Матвей затихает.

— Пап, а можно я пока у бабушки ещё чуть-чуть поживу? — осторожно просит сын. — Тут хорошо, весело.

— Конечно, сын, — какое-то неприятное чувство царапает душу. Конечно, у бабушки в деревне хорошо, но мне кажется, дети в его возрасте торопятся домой.

— И ты приезжай к нам в гости, бабушка блинцов напечёт. Будем есть с малиновым вареньем и сметаной.

Обещаю Матвею вырваться как можно скорее, передаю через сына привет маме и отключаюсь.

После разговора с ребёнком легче мне не становится, в душе ещё сильнее сгущаются тучи сомнений и тревог.

Мне не хочется ехать на работу, потому что работник из меня сегодня хреновый.

Мне не хочется ехать домой, потому что там Оля. Я не знаю, о чём с ней говорить! Ругаться? Выяснять, почему она мне врала? Копаться в прошлом и обсуждать, с кем она там спала до меня, и почему вообще согласилась стать моей женой?

Или снова проглотить и смолчать, как я последнее время привык делать ради спокойствия в семье?

Сам не замечаю, как выезжаю за пределы города. Съезжаю на проселочную дорогу и торможу около посадок.

А природе всё равно на мои терзания: ярко светит июньское солнышко, дует легкий, едва заметный ветерок, который приносит с собой запах полевых цветов и спелой земляники, в ветвях весело щебечут птицы. Наплевав на костюм, сажусь прямо на траву, прислоняюсь спиной к боку машины и выдыхаю.

У меня просто нет больше сил! Я устал!

Устал от работы, которая хоть и приносит хорошие деньги, но отнимает все силы и время.

Устал пытаться быть хорошим мужем и налаживать отношения с женой.

Устал куда-то бежать, торопиться…

Я притворяться устал!

Приносят ли все мои усилия радость и удовлетворение?

Нет!

Счастлив ли я?!

Нет!

Люблю ли я свою жену?

Нет!

Ответ приходит неожиданно сразу. Все мои внушения рушатся за одну секунду, словно шалаш во время грозы, который мы в детстве строили из веток и лопухов. Вот и сейчас мой мир в один миг превращается просто в кучу мусора.

Я не люблю Олю. Мы с ней совершенно разные люди, с разными амбициями, целями и желаниями. Как бы я ни пытался уверить себя в обратном — я не счастлив с ней.

И не могу так больше жить! Да, я совершил большую ошибку в молодости и уже столько лет за неё расплачиваюсь.

И я понимаю, что мне на самом деле всё равно, с кем там Оля спала до меня, всё равно, что она врёт, всё равно, что она остыла ко мне. Я понимаю, что не хочу выяснять отношения, не хочу ругаться, но и больше ничего выстраивать не хочу.