– Я никаких сплетен не слышал. – У меня внутри все сжимается.

Логан застывает, стянув жакет со своего рельефного торса только наполовину, затем снимает его полностью и кидает на спинку кресла.

– Про Дженин? – слегка недоверчиво спрашивает он.

Затем замечает выражение моего лица и явно верит мне.

– Меня должно бы радовать, что ты не знаешь всех сокровенных подробностей моей жизни, особенно если учесть, что она и так почти вся выставлена напоказ, но…

Перед тем как стать королем, Логан никогда не делал длинных пауз. Теперь он привык взвешивать слова. Даже когда говорит со мной.

«Друг был бы рядом с ним», – сказала мне камергерша.

Что же за беда стряслась?

– Что случилось с Дженин? – спрашиваю я.

Логан потирает большой ручищей лоб, на котором еще нет ни единой морщинки. Переодевается в чистые темные штаны и белую льняную блузу. Большинству портных приходится одевать клиентов так, чтобы приуменьшить недостатки или подчеркнуть достоинства. Но у Логана достоинств столько, что его портные избаловались, выбирая, какие из них выделит очередной наряд для очередного события. Подтянутый, мускулистый, высокий, длинноногий и широкоплечий, – кажется, даже изголодавшийся, замызганный и одетый в тюремные лохмотья Логан выглядел красивее меня, разодетого в лучшие ладешские шелка.

Когда камердинер застегивает последние пуговицы, Логан подает ему знак, и тот понимает, что может идти.

– Прислать парикмахера через пять минут, государь?

– Десять.

Камердинер задерживается у большой двери с блестящими бронзовыми петлями, которая изготовлена из какой-то экзотической полосатой древесины, не то из бокоте, не то из астрониума. Убранство ошеломляет роскошью; и камердинер в белых перчатках, и Логан смотрятся здесь к месту. В отличие от меня.

– Ваше величество, вы просили меня напомнить, что не желаете сегодня опоздать и в третий раз за неделю оскорбить шеф-повара Вайдена.

Логан что-то вяло бурчит себе под нос.

Камердинер говорит:

– Десять минут, но я впущу всех дам сразу, хорошо?

Логан утвердительно мычит в ответ.

– Благодарю, Арикс.

– Кроме того, госпожа Бризе напоминает вам, что перламутр очень хрупок, и просит не пытаться повторить аллореанскую шнуровку самому.

– Хорошо, хорошо! Иди уже! – говорит Логан.

Камердинер уходит быстро, но без страха. Тяжелая дверь закрывается, петли не издают ни звука.

Тогда Логан произносит:

– Я сам прошу их напомнить мне что-нибудь, а потом кричу, когда они выполняют просьбу. Уже начинаю думать, что хуже работы короля может быть только работа на короля.

Я улыбаюсь.

– Наверное, мне сейчас нужно заверить тебя, что служить тебе не так уж и плохо, после чего ты плавно подведешь разговор к тому, что я тоже мог бы тебе послужить и взвалить на себя какое-нибудь тягостное дельце? – спрашиваю я. – И мне будет совестно тебе отказать, поскольку я только что говорил, будто служить тебе не так уж плохо?

– А ты еще утверждаешь, что не разбираешься в подобных играх. – Логан тяжело садится. – Ты все правильно сказал, да. Ныне я, сам того не желая, манипулирую даже собственными друзьями, Кайлар.

– Я ждал, что ты сегодня отправишь меня в изгнание, или вообще казнишь, – говорю я. – Так что можешь просто попросить.

Он пытливо смотрит на меня, на мою одежду, затем заглядывает в глаза.

– Да уж, пришлось попотеть, чтобы тебя спасти. – Его красивое лицо светлеет, и я чувствую, что он гордится тем, как ловко разобрался с ситуацией.

Но времени у нас почти не осталось. Я говорю:

– Что-то ты долго подводишь к делу. На тебя это непохоже.

Его улыбка меркнет. Он снова потирает лоб.

– Ты когда-нибудь боишься того, что если скажешь о чем-то вслух, то тебе придется что-то с этим делать? Как будто никакой проблемы нет, пока ты ее не озвучил, но стоит о ней сказать, и пути назад уже не будет?

– Что творится с Дженин?

Он целую минуту избегает моего взгляда и не отвечает. Я молчу.

– Беременность тяжело сказалась на ней. И, хм, не только на теле. Когда битва закончилась и мы одержали победу, вокруг было столько магии, и Дженин находилась так близко к тому, что сделали вы, двенадцать магов… Из-за этого она убеждена, что чары как-то повлияли на близнецов.

– Как-то повлияли? – повторяю я.

Логан яростно трет лицо руками.

– Она бредит, Кайлар. – Он вздрагивает, наверное, оттого что сказал «бредит».

Желая разговорить его, я отвечаю:

– Мы выплеснули столько магии, что смогли уничтожить целую армию и возвести город. Вообще неясно, как у нас это получилось. Я не удивлюсь, если наше колдовство сотворило что-нибудь еще. Что-нибудь странное.

– Дженин утверждает, что в тот момент все изменилось. Что мальчики оживились, когда нахлынула магия. Она… она боится, что Дориан что-то с ними сделал.

– Насколько помню, Дориан был вроде как занят, – говорю я. До конца битвы Дориан оставался в здравом уме. Он пожертвовал рассудком, чтобы помочь нам одержать победу и перечеркнуть все то зло, которое сам отчасти и совершил, умышленно и нет. – В ясном уме или без него, Дориан не такое чудовище, чтобы причинить вред ребенку.

– Я и не говорю, что верю ей! – огрызается Логан. Его лицо вытягивается. – То есть я пытался ей поверить. Я советовался с повитухами, и с мудрыми старицами, и с хирургами, и с цирюльниками, и с полудюжиной шарлатанов. Все, кто не пытался мне что-нибудь продать, говорили, что иногда тяжелые роды временно накладывают на разум матери отпечаток, но скоро она должна пойти на поправку. Еще я приглашал к ней лучших целительниц Часовни, чтобы те ее осмотрели. Они согласились. Но Дженин… Кайлар, ты знаешь, что я люблю ее, но мне кажется, что ей становится хуже. Она рассказывает мне про свои сны, и я знаю, что часто – даже очень часто – людям снится всякая чушь. Правильно ведь? Но то, что снится ей… Это не нормально. Я даже не знаю, когда она успевает видеть сны, ведь она так мало спит.

– Когда родились мальчишки? Два месяца назад? Разве еще не слишком рано об этом судить? Может, со временем…

– Ей становится хуже, а не лучше. Я боюсь, что она… нет, она, она не осмелится…

Боль, которую я вижу в лице Логана, пронзает и меня. Он не хочет договаривать или не может, поэтому договариваю я. Иногда другу не хватает мужества на самого себя, и приходится делиться с ним своим.

– Ты боишься, что она причинит мальчикам вред?

– Нет! Да. Или самой себе. Это пустой страх. Невозможно, чтобы она… почти невозможно, понимаешь? Но, думаю, даже это – веская причина, чтобы я заранее пресек такую возможность. – Он не может посмотреть мне в глаза. Логан крупный, он могуч телом и обладает огромной властью, но сейчас передо мной стоит маленький, съежившийся человек.

– Мне так жаль, Логан.

Кажется, он меня не слышит.

– А то, что она видит во снах, Кайлар. Гибель всего. Бредни параноика. Стоило целительницам осмотреть ее, как они сразу же отправили гонца в Часовню, чтобы запросить подмогу. Это ведь ничего хорошего значить не может, да? А когда они наконец поговорили со мной, то отнюдь не утешили. Сказали, что магией часто можно исцелить тело, но душу – почти никогда.

Я-то думал, что только у меня после нашего великого триумфа остались душевные раны. Пока вокруг праздновали, я верил, что горюю один.

– Чем я могу помочь?

Я спрашиваю, не подумав, но стоит мне произнести слова, как в голове рождается мысль: может быть, так я и спасусь. Может быть, я смогу заглушить свое отчаяние, избавив от него кого-то другого.

Логан хватается за мое предложение. Я вижу, что у него уже готов план.

– Моя новая империя пугает людей по всему миру. Все думают, что я, столь быстро подмявший под себя три королевства, наверняка агрессивен и жажду расширить свои территории. Что бы ни заявляли дипломаты, которые к нам приезжают, у половины на уме только одна цель: понять, куда я двину свои войска дальше. Не «собираюсь ли я их двигать». А «куда». В данный момент только алитэрцы могут серьезно этому помешать.