Она подводит меня к главному входу. Королевские гвардейцы молча распахивают перед ней дверь.

За дверью сидят лорды и леди, многие негромко переговариваются, советуются с адвокатами или друг другом, или вчитываются в бумаги, стараясь напоследок освежить в памяти важные детали своих дел, или же пытаются незаметно подслушать, что говорят на суде в соседнем зале. Я никого здесь не узнаю.

Плохо.

Камергерша спешно убегает за дверь, которая ведет в зал королевского суда; хочет посмотреть, что она пропустила, пока разговаривала со мной.

– О, вы все-таки добрались. Какая жалость, – обращается ко мне крупный дворянин приятной наружности, чернобородый с бледно-голубыми глазами. Его я тоже не знаю. Он сидит, закинув скрещенные ноги на низкий столик, в одной руке держит раскрытую книжицу. Молодой, знатный и ленивый – но его взгляд цепок. Он похож на халидорца, но разве в наши дни это о чем-то говорит? У меня у самого темные волосы и светло-голубые глаза.

– Мы встречались? – спрашиваю я. Кажется, что-то знакомое в нем все-таки есть.

– С другой стороны, вы опоздали и, подозреваю, сэкономили мне немного золота.

Его слова заставляют меня остановиться и еще раз внимательно на него посмотреть. Он крупный, но не молодой, как мне показалось на первый взгляд, а моложавый, какими обычно бывают барды и атлеты, неподвластные старости. Я точно его не знаю и сразу могу сказать, что он мне не нравится.

– Что-что вы сказали? – говорю я.

– Я о тех наемниках, которых нанял, чтобы вас задержать. Хотя, вообще-то, мы договорились, что они совсем не подпустят вас к замку. Очевидно, их постигла неудача, и я надеюсь, что им хватило учтивости героически погибнуть при исполнении заказа? Тогда мне не придется выплачивать им остаток гонорара.

Дверь в зал суда распахивается. Пухлый герольд зычным голосом объявляет:

– По делу герцогини Торне, обвиняемой в организации убийства, его королевское величество желает перед вынесением приговора лично выслушать сторону обвинения. Лорд Рефа'им, пройдите!

– Прошу меня извинить, – говорит дворянин и встает. Он гораздо выше, чем казался, пока сидел, развалясь в кресле. – Меня зовут. – Лишь тогда я запоздало узнаю его голос, который уже слышал в усадьбе. Он отбрасывает книгу в сторону. – Но нам стоит поскорее продолжить наш разговор.

Кажется, на суде мне впервые в жизни одновременно грозила смертельная опасность и было скучно.

Позднее я понял, что скукой был обязан только собственному невежеству.

Я бы хотел во всех подробностях рассказать вам о том, как Логан за пять минут спас мою жизнь, жизнь Мамочки К и все свое королевство, но не могу. Я обращал внимание на всякую ерунду, а на то, что нужно было заметить, даже не смотрел.

Наблюдая за схваткой мастеров боевых искусств, я могу за несколько секунд оценить уровень их подготовки, даже если незнаком с искусством, которому их обучали. Однако неискушенному зрителю нужен масштаб, он должен увидеть, как мастер стирает соперников в порошок, и лишь тогда сможет признать в нем мастера. Увы, даже в этом случае он может ошибиться: средний боец, стирающий в порошок нетренированных новичков, может выглядеть точно так же, как мастер, стирающий в порошок средних бойцов. А удачливый удар может сойти за умелый.

Когда три мастера начинают бой с маневров, прощупывают слабости друг друга, делают ложные выпады и, едва завидев хотя бы неудачный блок, сразу же отступают, неискушенному зрителю все это покажется топтанием на месте и проволочками. Шаг вперед, остановка, кружение, остановка – как будто это танец, лишенный красоты. Скука.

Когда вы наблюдаете за мастерами, достаточно просто моргнуть в неподходящую секунду, и бой закончится, а вы даже не поймете, что произошло и почему все аплодируют.

Честно говоря, у меня нет оправдания. В детстве Мамочка К понемногу учила меня придворным искусствам: как правильно полемизировать, как резать других словами, словно бритвой, и даже как вести прения в суде. И раз я так сильно заскучал, что потерял нить рассуждений, то, наверное, замкнулся в себе гораздо сильнее, чем думал.

~– Наверное?~

«Да заткнись ты».

Мамочка К… тьфу ты, герцогиня Торне – как же сложно называть кого-то новым именем, когда всю жизнь знаешь его под другим. Так вот, она – мастерица этих искусств, но из всей троицы ее положение было самым незавидным. Лорд Рефа'им вел себя исключительно напористо и разыгрывал карты так, словно расклад был в его пользу. Как оказалось, он зря так думал.

Рефа'им раздувал страшное оскорбление из того, что я проник в его усадьбу, и требовал возмездия за неудавшееся покушение на его жизнь. Логан играл слабо – от верховного короля я ждал большего. Казалось, что он не то рассеян, не то измотан, не то увяз, стараясь найти золотую середину в нескончаемой череде противоречивых прошений, и потому не может посвятить этому разбирательству все свое внимание. (Как выяснилось, здесь я не ошибся. Видимо, я все еще хорошо знаю моего друга.)

Я старался, чтобы он заметил меня за скрещенными алебардами гвардейцев, которые преграждали мне вход в Зал Ветров, но я стоял далеко, а Логан за все слушание ни разу не посмотрел в мою сторону.

Лишь под самый конец камергерша подошла ко мне со спины и негромко сказала:

– Его величество просит, чтобы, когда вас позовут, вы сделали что-нибудь едва заметное, но бесспорно магическое.

Я оглядываюсь на нее.

– Что, например? Вы поговорили с ним?

– Он передал мне послание.

– Прямо посреди слушаний? – Следя за ними, я ни разу не видел, чтобы Логан шепнул своему помощнику хоть полслова. – А еще он что-нибудь сказал?

Ви потерла глаза. Читать эти записи оказалось гораздо труднее, чем она думала поначалу. Она уже во второй или в третий раз находила место, где Кайлар явно что-то добавил или изменил в надиктованном. Однако в тексте не было ни помарок, ни исправлений, ни вложенных страниц с дополнениями. Поначалу Кайлар обращался к одному лишь графу Дрейку, а затем передумал и начал пересказывать случившееся самому себе (по крайней мере, так он написал), однако повествование явно было адресовано кому-то еще. Кому? Несколько раз он упоминал слушателей, а не читателей. Так сколько же в этом тексте осталось от подлинника? Не было ли в нем утрачено что-нибудь важное?

– Вызывается лорд Кайлар Стерн, – объявляет Логан. У него величественный голос, громкий и ясный. Он с легкостью разносится по залу. Для командира или короля такой голос очень ценен. Впрочем, Логан всегда был идеальным кандидатом на трон: высокий, красивый, умный, храбрый, сильный во всех смыслах. Если кто-то и сможет не дать новому королевству развалиться, так это он.

Гвардейцы раздвигают алебарды.

И что, черт возьми, я должен сейчас сделать? Учитель натаскивал меня быть незаметным… очень усердно натаскивал. Он даже успел поучить меня магии, которая до этого долго мне не давалась. Но чары всегда должны были помогать мне в скрытности, а не наоборот.

Впрочем, во мне еще не умер малолетний показушник с криминальными наклонностями, поэтому я понемногу учился и другим фокусам. Не смог удержаться.

Я иду вперед.

«Не хочешь помочь? Или мне все делать самому?» – спрашиваю я ка'кари.

~– С радостью помогу.~

Мой силуэт на секунду становится размытым, от него протягиваются крошечные язычки тьмы, похожие на колеблющееся синее пламя. Они вьются за мной шлейфом, вспыхивают и гаснут на каждом шагу, на каждом взмахе руки. Едва заметные, они похожи на сверкание синих блесток в ярком свете, но вокруг меня нет ни света, ни блесток, и ничего синего.

Огромная толпа, собравшаяся в зале, притихает. Люди гадают, не обманывают ли их глаза, но я смотрю только на короля.

Он кивает мне, будто говоря: «Да. Еще».

В очередной раз занеся ногу, я растворяюсь в пятне тьмы…