~– Если хочешь, я помогу тебе расширить словарный запас.~

«Еще не хватало, чтобы левое яичко мрака объясняло мне, что значат слова».

~– Какой ты сердитый.~

В общем, те, кто называют замок Джайр одним из чудес света, не лгут. Даже я, идя навстречу смерти – или, зная Логана, навстречу изгнанию, – неохотно поддаюсь благоговению.

Вокруг сплошь белый мрамор с красными прожилками, огромные окна с цветными витражами, яркая мозаика и гигантские гобелены. В одном только парадном зале сейчас свободно умещается где-то тысяча человек; половина из них снует туда-сюда – за несколько недолгих месяцев они уже привыкли к окружающему их великолепию. Остальные время от времени оглядываются по сторонам, словно не верят тому, что они в самом деле здесь или что такой замок взаправду существует.

Я помог ему возникнуть. Совсем немного, если честно. Чтобы сотворить все это, мой талант и таланты почти дюжины самых могущественных магов мира слились воедино и были усилены Кьюрохом и Иуресом – мечом Власти и жезлом Правосудия. И под «всем этим» я имею в виду не только замок, но и весь город. Управлял нашей магией Дориан. Из-за этого он и повредился умом.

Не знаю, намного ли больше повезло остальным. Дарзо, когда я видел его в последний раз, показался мне прежним. Ви вроде бы тоже в порядке. Но другие чародеи что-то утратили – либо часть магии, либо рассудка, либо и того и другого. Да и мой рассудок, кажется… ну да ладно, не будем сейчас об этом.

Дориан заявлял, что этот замок и бóльшая часть города, сотворенного поверх развалин Черного Кургана, возникли не только из его воображения. Он говорил, будто что-то почувствовал и просто восстановил то, что здесь уже когда-то было, словно в воздухе осталось эхо древних времен. А к невообразимо древнему отголоску магия приплела частички, которые получила от каждого из нас, знали мы о том или нет – что-то она взяла из воображения, что-то из надежд, а что-то из глубин наших душ.

Надеюсь, от меня она ничего не брала. Сам-то я уж точно не пытался прибавить ничего, кроме моей силы, и просто позволил тем, кто могущественнее и мудрее меня, ею воспользоваться. Боюсь представить, какие ужасы могли населить этот город, если бы магия подглядела что-нибудь в темных тупиках и закоулках моего сознания.

Как бы там ни было, новенький замок и новорожденный город дали нашему верховному королю возможность начать все сначала, вдали от мздоимства и неудач Сенарии, кровавого интриганства Халидора и Лодрикара и непрерывных межклановых распрей Кьюры.

Огромные двери, ведущие в зал для аудиенций, сегодня закрыты, а вычурно разодетые гвардейцы с алебардами не знают меня в лицо. Я и правда слишком давно не бывал в свете.

– Мне нужно пройти внутрь. Сейчас же, – говорю я. – Мамочка К уже там? Когда начнется слушание по ее делу?

Гвардейцы смотрят на меня со скучающим видом.

– А вы кто такой? – спрашивает один.

– Послушайте, – обращается ко мне другой, – следили бы вы за языком. Если не перестанете называть герцогиню неподобающими именами, то наживете неприятностей похлеще, чем нажила она. У нее прорва страшных друзей, которым не понравится, что ее клеймят старым прозвищем.

– Ой! Ну конечно. Я хотел сказать, герцогиня Торне. Я… хм, как бы это сказать… один из тех страшных друзей. Кайлар Стерн. Так я пройду?

Один гвардеец усмехается.

– Врете вы все, – говорит второй. – Я видел лорда Стерна своими глазами, стоял к нему так близко, что мог прикоснуться. Он выше даже верховного короля, и от него исходит такая силища, что вам и полвдоха сделать будет непросто, если окажетесь с ним в одной комнате. Такая в нем мощь, понимаете? Вам от нее грудь сдавит, даже если вы будете стоять в пятидесяти шагах от него.

Благодаря этим гвардейцам я вспоминаю, почему недолюбливаю людей.

– В самом деле? В его присутствии становится трудно дышать? – спрашиваю я. – Даже если он просто стоит в комнате? Что-то не очень он скрытен. Разве он не должен передвигаться незаметно?

Я вскидываю руки, чтобы отвлечь их глаза заметным жестом, а тем временем скрытно тянусь незримыми магическими руками к их диафрагмам. Затем начинаю давить, сначала легонько.

– Ну, наверное, он может… – Гвардеец, который заявил, будто видел меня, делает неглубокий вдох. – …приглушить свою способность, когда захочет. Ну, знаете, он же ночной ангел и все такое. Вот и… гм-м-м… – Он кривит лицо.

Другой гвардеец потирает живот.

Стоит им обоим сделать выдох, как они понимают, что вдохнуть больше не могут.

Когда их удивление сменяется страхом, я говорю:

– Просто приведите камергера, или кубикулария, или как там Логан решил назвать эту должность, ладно?

Один открывает рот, и его глаза расширяются – он все еще не дышит.

Я отпускаю гвардейцев до того, как их охватывает паника. И, наверное, до того, как они успевают поумнеть, потому что, жадно отдышавшись, они переглядываются.

Я стою, скрестив руки на груди, плечи опущены, ноги сдвинуты поближе – в общем, стараюсь принять безобидный вид.

– Вы… Так вы…

– Да. Это мы уже выяснили, – говорю я. – Теперь не приведете ли вы кого-нибудь, кто может приказать вам открыть эту дверь? Пожалуйста?

Они переглядываются, один бледнеет, другой зеленеет.

Через две минуты ко мне выходит округлая дамочка; ее седые волосы собраны в пучок, а на груди покоится огромный ключ, свисающий с золотой должностной цепи. Однако она не проводит меня через главную дверь, а приглашает в ближайшую комнату ожидания.

– Еще раз приношу вам глубочайшие извинения, лорд Стерн, – говорит она. – В замке так много новых слуг. Половина считает вас призраком. Вторая половина – гигантом. Этого больше не повторится.

– Уверен, что не повторится, – сухо отвечаю я, имея в виду, что через десять минут меня отправят в изгнание или куда похуже. – Слушание по делу герцогини Торне уже началось?

– Где вы пропадали? – удивленно спрашивает она. – Слушание началось вчера. Сегодня подводятся итоги и заслушивается апология.

– Апология? – спрашиваю я. Помимо множества других задач, Логану пришлось решить, какие правовые традиции позаимствует его новое государство. У него здесь все заимствованное – традиции, титулы, корни. Какой бы сильной ни была новая империя, как бы тщательно ни подбирались ее составляющие, разве может государство, сотворенное из воздуха, выжить, или оно обречено с рождения?

Дамочка говорит:

– После того как обвинение озвучит свою версию, защита получит последнюю возможность оспорить ее или, если положение окажется совсем скверным, молить о смягчении наказания.

Я пытаюсь представить себе, как Мамочка К будет молить. Как-то раз я ткнул ее иголкой со смертельным ядом, и она даже не попросила противоядие. Умолять она не будет. Никогда. Она даже не сказала мне, что суд уже начался. Неужели она прямо сейчас держит ответ перед ним?

– Вы можете сказать ей, что я пришел? – спрашиваю я.

– Нет. Верховный король повелел, чтобы все обошлось без сюрпризов. Он хочет, чтобы первый королевский суд подобного масштаба прошел планомерно и справедливо. Без позерства и лицемерных спектаклей – так он сказал.

– А королю вы можете передать, что я пришел?

– Конечно. После того, как завершится суд. Иначе бы я вас сюда не привела.

– Я имел в виду прямо сейчас.

Камергерша останавливается в проходе, поворачивается и окидывает меня пристальным, жестким взглядом, который так не идет ей, мягкой и округлой.

– Я пришел по его приказу, – говорю я.

Ее брови смыкаются и опускаются, губы поджимаются.

– Если это так, то вас позовут.

– Меня позовут, если вы скажете ему, что я пришел.

Я вижу в ее лице печаль, которая быстро превращается в камень.

– Вы ведь когда-то были друзьями, да?

– Мы и сейчас друзья. Лучшие.

Она медленно качает головой.

– Друг был бы рядом с ним в эти ужасные месяцы.

О чем она, черт возьми, говорит?