Из окна Драко видел, как чёрные башни замка вырастают над озером, отражаясь в его неподвижной, зеркальной глади. Сотни светящихся окон зажигались в темноте, будто в самом сердце гор стояла живая крепость света.

Хогвартс был величественным и грозным, древним и прекрасным.

Он словно дышал собственной магией — глубокой, неподвластной времени, той, что не могла передать ни одна картина и, тем более, ни один из тех «фильмов», которые Драко когда-то видел в другом мире.

Когда поезд наконец затормозил и с шипением остановился, студентов словно выплеснуло наружу — платформа мгновенно наполнилась шумом, голосами и суетой.

На улице лил дождь. Драко, нахмурившись, спустился по мокрым ступенькам и быстрым шагом направился к ряду чёрных карет, выстроившихся у платформы. На первый взгляд, они стояли пустыми: ни одной лошади впереди. Но, приглядевшись внимательнее, он увидел их.

Фестралы. Высокие, костлявые существа с блестящей, словно выжженной кожей, натянутой на рёбра, и кожистыми крыльями, похожими на крылья летучих мышей. Они казались одновременно пугающими и завораживающими.

Когда один из них повернул голову, черепастая морда и бездонные глаза встретились со взглядом Драко. Он невольно задержал дыхание.

В прошлой жизни он читал о них, видел в фильмах… но видеть своими глазами — это было совсем иное. Фестралов могли различать лишь те, кто собственными глазами видел смерть.

И у Драко не было ни малейших сомнений, почему они были ему видимы.

Неподалёку над шумом дождя раздавался знакомый, громогласный голос Хагрида, перекрывая гул и грохот грома:

— Все сюда! Первоклашки, за мной! — великан, держа в руке фонарь, подгонял первокурсников к лодкам у озера.

Драко поморщился. Отправлять детей через озеро в такую бурю казалось, мягко говоря, не самой блестящей идеей, но традиции в Хогвартсе, как он уже понял, редко поддавались здравому смыслу.

Он обернулся — и тут его взгляд наткнулся на близнецов Уизли.

Фред и Джордж стояли у кромки воды с нарочито серьёзными лицами и что-то с важным видом объясняли толпе перепуганных первокурсников. Те жались друг к другу, испуганно косясь на озеро, пока близнецы с наслаждением расписывали ужасы: будто бы в глубине живёт чудовище, утаскивающее под воду каждого, кто коснётся воды даже пальцем.

Когда они, довольные произведённым эффектом, двинулись к каретам, на их лицах сияли одинаковые самодовольные ухмылки.

Драко лишь покачал головой и шагнул в ближайшую карету, захлопнул за собой дверцу и откинулся на спинку сиденья, стараясь не обращать внимания на гул голосов и шум дождя за окном.

Кареты плавно остановились у главного входа, и студенты один за другим бросились к дверям, спасаясь от проливного дождя.

За массивными дубовыми створками их встретил просторный вестибюль — прохладный, величественный, с каменными стенами и сводами, терявшимися где-то в полумраке. Факелы в кованых держателях отбрасывали мягкий, золотистый свет, который плясал на влажном полу, где уже собирались лужицы от мокрых сапог и мантий. Когда двери Большого зала распахнулись, студенты словно шагнули в другое пространство. Перед глазами открылась картина, от которой невольно замирало дыхание.

Под зачарованным потолком парили сотни свечей, и в нём отражалась бушующая снаружи гроза. Но внутри зала было сухо, тепло и уютно. Воздух наполняли ароматы жаркого, пирогов и тёплого хлеба.

Длинные факультетские столы блестели от золотой посуды и ломились от угощений. Ученики толпились, рассаживались по своих местах, смеялись — звуки голосов, шагов и гомона перекатывались по залу, как тёплые волны.

Никакие декорации прошлого мира, ни талантливые художники, ни режиссёры не смогли бы передать подлинное волшебство этого места.

Драко вошёл вместе с остальными, стараясь сохранять привычную невозмутимость, но взгляд то и дело цеплялся за детали, от которых невозможно было оторваться.

Под самым потолком скользили полупрозрачные фигуры призраков — кто-то приветливо махал рукой, а кто-то, наоборот, с весёлым визгом нырял вниз, пугая первокурсников до икоты.

Сдерживать удивление удавалось с трудом даже ему, что уж говорить о детях — они стояли с вытянутыми шеями и широко раскрытыми глазами, будто не верили, что всё это настоящее.

Драко услышал за спиной разговор двух студентов:

— Как думаешь, кто будет вести Защиту от тёмных искусств в этом году? Люпина-то точно больше нет… — шепнул один.

Драко машинально перевёл взгляд на преподавательский стол.

Там уже сидели профессор Макгонагалл в своей неизменно прямой шляпе, мрачный и неподвижный профессор Снейп, крошечный профессор Флитвик, мадам Спраут с неизменным пятном земли на мантии и Хагрид, заметно возвышающийся над всеми остальными.

А вот место преподавателя Защиты от тёмных искусств оставалось пустым.

— Да какая разница, — пробормотал один из студентов, пожимая плечами. — Хуже, чем Локхарт, всё равно уже не будет.

Его сосед тихо хмыкнул, и Драко непроизвольно усмехнулся краем губ — с этим, пожалуй, трудно было спорить.

Через несколько мгновений профессор Макгонагалл поднялась из-за преподавательского стола, взяла с табурета старую распределяющую шляпу и начала вызывать по именам первокурсников.

Один за другим новички подходили к табурету. Шляпа соскальзывала им на лоб, морщилась, издавала протяжное «хмм…» и громко объявляла очередной факультет.

В этом году Слизерин пополнился семью новыми учениками — трое мальчиков и четверо девочек. За каждым из них у стола раздавались аплодисменты — короткие, но гордые.

Когда распределение закончилось и шляпа была убрана, встал директор. Его голос, как всегда, звучал мягко и уверенно, мгновенно заполняя зал.

— Прежде чем мы начнём ужин, я хочу сделать несколько объявлений…

Первое из них вызвало настоящий взрыв негодования: в этом году не будет игр по квиддичу.

По залу пронёсся возмущённый гул — особенно бурно, разумеется, протестовали гриффиндорцы. Фред и Джордж Уизли даже вскочили со своих мест, но профессор Макгонагалл метнула на них такой взгляд, что они тут же синхронно осели обратно.

Но когда Дамблдор сообщил, что Хогвартс станет площадкой для проведения Турнира трёх волшебников, зал буквально взорвался.

Шум, поднявшийся после этих слов, оказался куда громче прежнего. Даже обычно сдержанные слизеринцы заговорили взволнованно и быстро, а старшекурсники переглядывались, делясь догадками и воспоминаниями о легендарных состязаниях.

Фред и Джордж Уизли, разумеется снова были слышны громче всех. Их возбуждённые возгласы перекрывали гул зала, но вскоре резко стихли, когда директор уточнил: участвовать смогут лишь те, кому уже исполнилось семнадцать.

По выражению их лиц сразу стало ясно — они уже вовсю придумывали способ обойти это ограничение.

Внезапно двери Большого зала с гулким хлопком распахнулись настежь, и в зал вошёл человек.

Он шёл неторопливо, но в его походке чувствовалась уверенность и сила, не требующая доказательств.

Высокий, худощавый, с выправкой человека, привыкшего к дисциплине. На вид ему было лет тридцать с небольшим, но в осанке и взгляде ощущалось куда больше прожитых лет, чем подсказывал возраст.

Волосы почти полностью поседели, лишь на концах виднелись тёмные пряди — как след от давно прошедшей молодости.

Лицо суровое, резкое, со шрамом, тянущимся от виска к уголку губы и задевающим край глаза. Из-за него выражение становилось особенно хмурым и настороженным.

А взгляд… пронзительный, внимательный, цепкий. Казалось, он видит каждого насквозь — и никому не хотелось лишний раз встречаться с ним глазами.

Он подошёл к преподавательскому столу, коротко кивнул Дамблдору, но не произнёс ни слова.

Директор поднялся из-за стула, его голос, как всегда, был спокоен, но звучал так, что перекрывал весь гул Большого зала:

— Дорогие студенты, — произнёс Дамблдор, и в зале сразу стало тише. — Позвольте представить вам нашего нового преподавателя Защиты от тёмных искусств — профессора Ориона Корвина.