Косыгин ушел, а Брежнев сделал себе пометку в памяти — надо же еще и по этим якобы существующим комсомольским отрядам велеть справки навести. Впрочем, это он распорядится сделать уже завтра…

Москва, Министерство обороны

На встречу с адъютантом я приехал минут за десять, чтобы не опоздать, если все эти процедуры с проходом через охрану внизу затянутся. Но нет, не затянулись.

Меня уже ждал внизу капитан, который, изучив моё журналистское удостоверение, тут же сделал знак меня пропустить и сопроводил до кабинета адъютанта.

Когда я зашёл к нему в кабинет, тот, встав из‑за стола, сделал несколько шагов мне навстречу. Так что поздоровались мы примерно на середине.

Руку он мне жал очень крепко. Я, улыбнувшись, без проблем усилил рукопожатие. Я же, когда работаю у себя в кабинете, не сижу по пять часов подряд, встаю время от времени, гантельками балуюсь.

Так что адъютант одобрительно оценил силу моего рукопожатия. Даже сказал пару слов о том, что я правильно делаю, что спорт уважаю.

Затем он, конечно, попросил текст моей статьи для того, чтобы его изучить. Я, предвидя это желание, привёз его с собой, конечно.

Более того, когда он его изучил, я тут же попросил листки обратно. И жёлтым карандашом пометил места, где будет уместно увидеть цитату от министра обороны. И даже примерный текст предложил — на случай, если у них она ещё не готова.

Одобрительно кивнув мне, адъютант, подумав, сказал, что мой вариант звучит интереснее, чем то, что у них придумали. Записал тщательно цитату, посмотрел на неё ещё с минуту. Кивнул потом утвердительно и пригласил меня с собой в приёмную министра обороны.

Впрочем, дальше приёмной я не прошёл. Посидел в ней минут пять, пока он с текстом статьи и с цитатой зашёл внутрь и, видимо, с министром там всё это обсуждал.

Ну, в принципе, я и так сомневался, что меня по такому незначительному поводу заведут прямо к министру обороны. Более того, я прекрасно понимал, почему он не оставил меня у себя в кабинете. А вдруг я американский шпион и буду там все ящики и шкафы тщательно обыскивать, пока он у министра будет?

Так что да, лучше оставить меня в приёмной министра под бдительным присмотром двух секретарш в военной форме.

Выйдя из кабинета министра обороны, адъютант кивнул мне, мол, порядок, и мы вернулись в его кабинет.

— Вот тут ещё министр пару слов дописал, — протянул мне цитату, — а статью одобрил. Сказал, что она хорошо написана. Велел даже найти кого‑то, кто похожий материал к нам в «Красную звезду» разместит.

Я тут же сообразил, что есть неплохой шанс Эмме Либкинд услугу оказать.

— Так а зачем кого‑то искать? — сказал я. — У вас есть молодой талантливый корреспондент в «Красной звезде» — Эмма Либкинд. Она уже приличное количество статей опубликовала и самые хорошие отзывы у них. Если нужно, могу оставить её рабочий телефон. Можете на меня сослаться.

— Девушка и хорошую статью на такую тему сможет написать? — удивился полковник.

— Ну так конечно, — сказал я, — иначе бы её к вам в «Красную звезду» и не взяли. Её, кстати, лично генерал Ветров из политуправления в редакцию брал.

Услышав это, адъютант успокоился и тут же записал предоставленные мной данные Эммы.

Ну а из министерства обороны уже и в МИД поехал. Не спеша, потому что времени было с запасом. И даже так пришлось еще прилично времени в машине посидеть у МИД, не идти же к Громыко раньше назначенного времени?

Нервничал ли я? Было такое, конечно. Хоть и знаю о Громыко из будущего только хорошее, если не считать того, конечно, что Горбачева он продвигал, но все же кто его знает, как наш разговор может повернуться?

Что хорошо — так это когда ты приходишь на прием к действительно большому человеку, все работают чрезвычайно энергично. Стоило мне только предъявить на посту паспорт, как милиционер тут же кивнул стоящему неподалёку от него одетому в чёрный костюм с красным галстуком молодому человеку лет тридцати. И тот тут же подскочил ко мне:

— Павел Тарасович, пройдёмте. Министр вас ждёт.

Я почувствовал со стороны этого дипломата, конечно же, определённое удивление. Видимо, очень нечасто люди моего возраста вызываются к Громыко для личной беседы.

Он, конечно, это любопытство тщательно скрывал, но некоторые вещи скрыть полностью невозможно.

Я даже примерно предполагал, о чём он думает. Пытается понять, чей же этот молодой пацан родственник, если его лично Громыко хочет у себя принять. Наверное, воображает, что я племянник или сын какого‑нибудь очень значимого человека во власти, и тот договорился с Громыко, что он устроит мне смотр с последующим трудоустройством на какое-нибудь теплое место… А сам он явно не из таких, учитывая, чем он тут занимается…

Да, он вполне может подумать, что мне не восемнадцать, а немного за двадцать. Так что, наверное, думает, что я закончил этим летом какое‑нибудь высшее заведение и готов трудиться где‑нибудь в недрах аппарата Министерства иностранных дел с последующим скорым выездом на какую‑нибудь лакомую зарубежную позицию…

Иллюзий я, впрочем, не имел: в любом государстве точно так же всё работает. Всегда есть блатные. И нет таких министров, которые могут полностью отказаться от назначения блатных на какие‑то должности в своём министерстве.

Чтобы стать министром, всегда приходится задолжать кому‑то. А чтобы остаться министром, надо впадать в дополнительные долги. И назначая потом всяких сыновей и племянников на разные позиции, ты эти долги частично и выплачиваешь.

Ну и строишь коалиции на будущее, которые позволят тебе наращивать своё политическое влияние, оставаясь на высокой позиции, а то и давая возможность и на большее замахнуться. Можно же и самому инициативу проявить — предложить чьего‑нибудь родственника пристроить в своём поистине огромном министерстве, для того чтобы укрепить связи с тем или иным чиновником.

Учитывая невероятный престиж работы в МИД в Советском Союзе — когда для многих эта должность была единственной возможностью выезжать за рубежи Советского Союза, — многие желают пристроить в МИД на различные позиции своих родственников.

Такова жизнь. Так всё обстоит в СССР, так всё обстоит в США и в какой‑нибудь Франции — всё то же самое. А про какие‑нибудь африканские государства я вообще помалкиваю. Там, скорее всего, другого способа устроиться в серьёзное министерство и не существует: без блата ты вообще никуда не пройдёшь на серьёзную позицию…

Молодой человек привёл меня к приёмной министра и представил тому самому помощнику Громыко, который мне звонил на дом.

Невысокий такой, щуплый человек с простоватым лицом. Тоже чёрный костюм, галстук, правда, уже лазурного цвета.

Но я, конечно, понимал, что это простое лицо ни в коем случае не должно меня обманывать. Помощником такого человека, как Громыко, по определению не может быть кто‑то слишком простой.

По идее, это должен быть какой‑то монстр.

Москва, МИД

Мидовцы, кстати, тоже очень похожи внешне на офицеров спецслужб. И тех, и других приучают очень хорошо подумать, прежде чем сделать хоть что‑то. Поэтому у них всего две реакции, когда они на публике: либо они ничего не делают, потому что ещё не пришли к мысли, что именно делать будет выгодно и необходимо, либо начинают энергично действовать, придя к какой‑то мысли.

Но что отличает сотрудников МИД от офицеров КГБ, так это то, что они вовсе не пытаются быть незаметными. Та же самая сдержанность — да, это так. Но вот общаться они любят и умеют со значительно большим энтузиазмом, чем сотрудники спецслужб.

Сопоткин завёл меня в огромный кабинет министра и указал на стул перед ним.

Громыко, когда я подошёл поближе, приподнялся, протянул мне руку, которую я пожал.

«Приятно видеть демократично настроенного члена Политбюро», — подумал я.

— Павел Тарасович, — сказал он, — наслышан, наслышан о вас. Приятно теперь лично познакомиться.