И смотрит на меня так радушно, как будто и в самом деле ему приятно. Хотелось бы верить, но что‑то не получается.

— Присаживайтесь, Павел Тарасович. Расскажите что‑нибудь о себе. Вы же в маленьком городке родились, верно? Я, кстати, вообще из деревни…

«Толковый приём, — оценил я. — Пытается усыпить мою бдительность. Когда человек о себе что‑то рассказывает, включается элемент исповеди — если ты не собираешься, конечно, врать о ключевых моментах своей жизни, а смысл врать, если они в твоей автобиографии полностью отражены»?

И я не ошибся. Громыко прервал мой рассказ на моменте, когда я начал рассказывать о комсомольских инициативах в Святославле, в которых участвовал, в частности, о бессмертном полке. Прервал вопросом:

— Вам тогда уже захотелось какую-то пользу советским союзникам, наподобие Кубы, приносить?

Нимало не смутившись, я ответил:

— Мне с момента, как я вошел в сознательный возраст, всегда хотелось приносить пользу союзникам СССР! Но что касается Кубы, то я и вовсе об этом не задумывался, просто ехал туда отдыхать с семьей. И был бы вполне счастлив, если бы никто меня ни о чем не просил. Но сразу по прибытии меня нашла Вильма…

И по накатанной изложил то, что рассказывал уже не один раз. И второму советнику посольства СССР, когда он ко мне приезжал, и послу СССР на Кубе, и Макарову… Но в точной версии рассказа именно Макарову… А чтобы не ошибиться, держал перед глазами момент нашего недавнего общения на его даче…

Устав слушать то, что и так уже знал, Громыко задал следующий вопрос:

— Но вы же знаете, наверное, что Куба поставляет нам свой сахар-сырец в обмен на поставки нефти? И что два крупных завода по производству конфет существенно уменьшат поставки нам этого товара?

Надо же, проверяет меня на знание элементарных основ экономики…

— Я думаю, вы согласитесь, Андрей Андреевич, что продукция двух современных конфетных заводов будет стоить намного дороже, чем исходное сырье из сахара-сырца. Думаю, примерно раз так в десять. Кто мешает нам забирать у кубинцев конфеты и продавать их в десятках тысяч магазинов по всему СССР в обмен на нашу нефть? Это уменьшит наши нынешние убытки по поставкам нефти, потому что, ясное дело, наша нефть стоит дороже, чем поставки сахара-сырца, что мы за нее получаем. Я же знаю о проблеме с танкерами, и том, какой ценой мы ее разрешили… И то ли еще будет в связи с резким ростом цен на нефть на мировых рынках, который, я уверен, продлится еще долго.

И вот в таком же духе мы беседовали еще минут пятнадцать, пока меня не отпустили…

Ивлев ушёл.

— Ну что скажешь, Павел Васильевич? — спросил Громыко своего помощника.

— Ну а что сказать, Андрей Андреевич? В гостях у вас сейчас был чрезвычайно интересный молодой человек, надо это признать. Чего стоит хотя бы то, что он с вами разговаривал, как любящий сын с отцом. А ведь знает же прекрасно, что вы и член Политбюро, и очень влиятельный министр иностранных дел. И нисколько его это не смущает.

— Да, так себя способен вести либо очень наивный человек, либо очень хорошо подготовленный, — кивнул Громыко. — О наивности, как мы оба прекрасно понимаем, и речи быть не может, — усмехнулся Громыко. — Правда, одна беда: мы так и не приблизились ближе к решению проблемы, кто именно стоит за ним?

— Я так скажу, Андрей Андреевич, по сравнению с этим пацаном Ландер ещё очень даже наивный человек. В ловушку вашу по поводу интервью главный редактор, и правда, не попал. Из неё он действительно достойно выкрутился. Но дальше, по тем вопросам, что нам надо, мы с вами его читали как открытую книгу. А что мы знаем после того, как потратили сорок минут на беседу с этим парнем? Да ничего, собственно говоря, кроме того, что есть в его характеристике и анкетных данных. Он же, широко и открыто нам улыбаясь, ни слова не сказал, кроме того, о чём нам уже благополучно посольство на Кубе успело доложить. Ну разве что подвел экономическую базу под те свои предложения, что были сделаны им кубинцам. Но этого точно мы не знаем, поскольку он мог нам просто пересказывать то обоснование по этим планам, которое кто-то, кто его использует, ему в голову заложил…

— И всё же совсем впустую это время мы тоже не потратили, — задумчиво сказал Громыко. — Может, парень и рос в своей провинции, но кто‑то с ним очень долго, серьёзно, и целенаправленно работал. Я такую молодёжь только среди британцев встречал — после частных школ для очень богатых людей, за которые родителям приходится отдавать сумасшедшие деньги. Зато там с самого детства жёстко гоняют детишек и обучают их тому, чтобы быть будущей элитой мира — теми, кто принимает важнейшие решения в Великобритании. Этим палец в рот не клади — как и этому нашему сегодняшнему посетителю.

Хотя ясно, конечно, что ни в какой британской частной школе он явно не обучался… И знаешь что, Павел Васильевич, — задумчиво сказал Громыко, — что‑то я начинаю всё больше и больше верить в ту теорию, что все эти свои предложения, что он по Кубе изложил, он сам и придумал. Вот это нам и нужно было проверить…

Так что плохо мы с тобой нашу беседу с ним продумали. Надо было нам с ним не про все эти кубинские вещи говорить, где заведомо у него подготовка хорошая должна была быть, если его кто-то по ним натаскивал, а совсем о других вещах. Кругозор его как следует прощупать по другим темам, вопросы умные задать и посмотреть, какой ответ он сможет выдать. Потому как, ознакомившись с его статьями в «Труде», создаётся впечатление, что ответы мы могли бы услышать чрезвычайно любопытные. Способные нас не меньше шокировать, чем эти абсолютно серьезные предложения, сделанные на профессиональном уровне по Кубе. Так бы точно и убедились, что он сам их автор… Но не звать же его опять к нам на беседу…

— Так за чем же дело стало? Андрей Андреевич, снова его на беседу приглашать, конечно, не надо. Согласен, что это перебор будет. Но кто нам мешает, к примеру, какое‑нибудь научное мероприятие организовать? И переговорить с ректоратом МГУ, чтобы Ивлева туда обязательно прислали выступить. Пришлём на него нескольких наших специалистов, чтобы они всякие каверзные вопросы ему задавали. А потом внимательно ознакомимся со стенограммой с его ответами…

Пискнул селектор.

— Андрей Андреевич, — услышал Громыко голос своей секретарши, — там с вами товарищ Косыгин хочет переговорить. Сказал, что у него какое‑то поручение по Кубе от Леонида Ильича имеется, где с вами ему нужно посоветоваться.

Министр и помощник переглянулись, и Громыко покачал головой, прежде чем снять трубку.

Разговор Громыко с Косыгиным оказался долгим, и по его итогам Андрей Андреевич понял, что Косыгина из числа потенциальных заговорщиков, способных придумать такой план для Кубы, однозначно можно исключать. Уж очень искренне председатель Совета министров был удивлён разноплановостью предложений Фиделя по тому профилю, что его раньше совсем не интересовал… Впрочем, он и с самого начала на эту роль серьёзно и не рассматривался. Да и вообще, он все больше начинал верить, что и нет вовсе никаких заговорщиков. А только один очень наглый и умный пацан…

Ну и в принципе ожидаемо, что Косыгин не поверил ему, когда он сказал, что все эти свежие кубинские инициативы являются результатом разговора Фиделя и Рауля Кастро с молодым советским журналистом… Ну а кто поверит из серьезных людей? А самого Фиделя о таком спрашивать неудобно… Ну вот стоит только представить себе этот возможный вопрос… Товарищ Кастро, это правда, что предложения, с которыми вы приехали к генеральному секретарю КПСС, сформулировал для вас на коленке обычный советский турист? Такой вопрос такому серьезному человеку задать — это оскорбить его, по сути. Даже если вдруг это правдой окажется…

Да никто не поверит, он совершенно ясно это сейчас понял по крайне скептической реакции Косыгина… Он и сам с трудом начинает верить… Но лишь потому, что других вариантов не видит, и собрал большое количество информации из разных источников…