Так, может быть, Луиза тогда работает на Штази, не на КГБ же? Конечно! И вот тогда что‑то уже становится понятным.

Мартин же реально мой хороший друг с моей точки зрения. И я уверен, что он и сам так считает в отношении меня. За свою долгую жизнь я познакомился с кучей народу. Как‑то уже научился немножечко отличать тот типаж, который характерен для Мартина.

Молчаливый, серьезный, надежный… Хороший друг на всю жизнь — не коварный, не подлый, не очень сильно ориентированный на деньги или какие‑то карьерные преимущества. Такие люди, как он, просто предпочитают жить с достоинством и самоуважением.

Ну и дела… Короче, вполне возможно, что вот таким вот корявым способом Мартин пытался меня предупредить, чтобы я не связывался с Луизой вовсе не потому, что она в меня якобы влюблена, а потому что она на Штази работает… И не я ей нужен, а то, что я могу знать важное для этой разведки… Дружественной, конечно, для СССР, но все же разведки.

Фух, если все так и есть… И что мне тогда делать?

В принципе, наверное, я мог бы проверить, так ли всё это, просто обратившись к Румянцеву при очередной встрече. Вот только сам я инициировать эту встречу, конечно же, не хотел.

Я и так был безумно счастлив, что из КГБ ко мне пока не звонят и не обращаются с предложением прочитать очередную лекцию. Тем более что те очевидные темы, по которым я что‑то мог интересное сказать, с моей точки зрения, я уже в большей степени исчерпал. А они же от меня требуют, чтобы я им новые темы называл. Что им теперь такое прочитать хорошо известное мне, но новое для КГБ? По маркетингу и почему он нужен в советской плановой экономике? Нужен, конечно, но чёрта с два он приживётся у нас, учитывая особенности советской экономики. В самом названии этой дисциплины не случайно слово «рынок» как ключевое присутствует…

Нет, всё же твердо решил, что к Румянцеву соваться сразу вот так не стоит с таким вопросом. Подумал даже, что, может, ему и вовсе неинтересно это будет, учитывая, что Штази — глубоко дружественная для СССР спецслужба.

Потом, правда, хмыкнув, подумал, что всё же, наверное, будет интересно. Потому что всё же это территория Советского Союза, и даже глубоко дружественная спецслужба наверняка не должна здесь такими вещами заниматься.

Так‑так-так… И что же мне делать теперь?

Улыбнулся, вспомнив про Мещерякова, у которого куча молодёжи, которую обучать грамотно следить нужно. Может, пусть пошлет кого-нибудь за немкой этой последить?

Правда, тут же вспомнил, что Мещеряков теперь — второй номер, а с его новым начальником я вообще не знаком, чтобы с такими необычными просьбами к нему обращаться. Правда, думаю, если с Мещеряковым по этому поводу удастся договориться, он, скорее всего, и с ним это согласует.

Да, пожалуй, есть смысл мне обратиться к нему по этому поводу, а вовсе не к Румянцеву…

Москва, прием в индийском посольстве

Вначале японский посол в СССР думал, что британский посол подошёл к нему на этом приёме сугубо ради досужих разговоров. Почему бы двум послам не поболтать о том, о сём?

Обсудили проблемы западных экономик на фоне стремительного экономического роста Японии, с чем британский посол японского посла и поздравил. Слышать это было, конечно, приятно.

Поговорили потом об искусстве, в том числе о новых постановках в московских театрах. Послы постоянно посещают новые постановки. Помимо тяги к театральному искусству, которым славится Советский Союз, это ещё и прекрасная возможность завести новые связи среди театралов, часть из которых напрямую относится к элите Советского Союза.

Но затем, словно бы между прочим, британский посол задал один-единственный вопрос, после которого японский посол понял, что весь этот подход к нему был совершенно не случаен и просто к досужим разговорам не имеет никакого отношения. Британец пришёл к нему за информацией.

А спросил он его по поводу того, не знает ли он что‑нибудь о молодом советском журналисте Павле Ивлеве? Мол, ему сообщили, что его видели на недавнем приёме, организованном японским посольством. И видели, конечно же, долго разговаривающим именно с ним, прекрасно понял посол, поэтому соврать о том, что он не помнит о таком, никак не получится.

Мысли табуном лошадей понеслись в голове посла…

Если бы не тот неприлично длинный разговор, то соврать, что не помнит такого, можно было бы достаточно легко. И нужно было бы, потому что наводить британцев на след Павла Ивлева Тору откровенно не хотелось.

Да, он, как посол, конечно же, одобряет списки приглашённых на прием. Но все прекрасно понимают, что составляют их его сотрудники. Естественно, что большинство послов не в состоянии упомнить всех из сотен людей, которые приглашены на очередной приём.

Правда, есть и такие, с прекрасной памятью, что всех помнят. Но не обязательно, конечно, это афишируют.

Конечно, — подумал Тору, — если бы я знал тогда, насколько интересен этот молодой человек для нас самих, я бы его не подставил таким длинным разговором. Вот к чему мне, если британцы им заинтересуются? Если они поверят в его прогнозы, как поверил я, то гораздо более серьёзно отнесутся и к его прогнозу по поводу блестящих перспектив Японии.

А к чему британцам такой мощный конкурент на горизонте? Могут и гадить начать по этому поводу. Они сами производят множество машин и различной электроники, конкурируя с японскими производителями.

Так‑то сейчас особых проблем с британцами нету, как, впрочем, и с США, и с другими странами Западной Европы, помимо Британии. Но чисто по достаточно простой причине: все ждут, что стремительный японский рост как начался, так вскоре и закончится сам по себе. Более того, они уверены в этом.

Обычный расизм, кстати. Белые господа не верят, что узкоглазые япошки способны по‑настоящему с ними конкурировать. Ну и тем более — во Второй мировой войне они всё же одержали победу над Японией, что тоже, конечно, заставляет их недооценивать японские возможности.

Тут же посол с огорчением вспомнил о том, как сделал ещё и вторую промашку: долго беседовал с Ивлевым еще и на швейцарском приёме.

Ну да, ему нужно было убедиться в том, что этот парень сам прекрасно соображает. А вовсе не транслирует мысли какого‑то неведомого профессора, которого вдруг начали искать большие боссы из Токио.

Но тем не менее обе ошибки уже сделаны, и сейчас ему надо что‑то отвечать послу. Что бы такое придумать, что оправдало бы его интерес к этому молодому человеку?

И тут в голову ему пришла блестящая мысль. Ивлев же рассказал ему, что он ещё и драматургией балуется. И в театре «Ромэн» поставлена его пьеса. Он же ему еще обещал, что обязательно посмотрит ее и потом обсудит с ним.

Просияв от пришедшей в голову мысли, Тору, тут же блеснув зубами в улыбке, заговорил, тем более что пауза уже неприлично затянулась:

— Вспомнил! Павел Ивлев — это же молодой блестящий советский драматург! Вы сказали журналист, вот я сразу и не сообразил. Да, он действительно по моему персональному приглашению посещал прием в нашем посольстве. Вы уже ходили на его пьесу в театре «Ромэн»?

— О‑о, простите, — растерялся британский посол, — но я не знал, что он драматург. Значит, говорите, у него есть пьеса в театре «Ромэн»?

— Да, Джон, совершенно верно. Она очень даже неплоха для такого молодого автора. Именно посмотрев её, я и заинтересовался Павлом Ивлевым и велел своим сотрудникам пригласить его в посольство на приём, — начал сочинять посол на ходу. Искренне жалея при этом, что пока ещё не нашёл время, чтобы сходить на эту постановку. В этом случае врать британцу было бы сейчас гораздо легче. Но ладно, это же цыганский театр. Значит, кое‑что можно на ходу придумать.

— Если вы любите творчество «джипси», как вы в Британии называете цыган, то вы обязательно должны посмотреть. Там много танцев, много песен. Это яркое, красочное представление в лучших традициях этого театра. Правда, не все будут довольны тем, что медведя на сцене всё же не будет.