И договорились также, что я созвонюсь со старичком, а потом сообщу ему, когда мы с ним можем вместе втроём встретиться — чтобы режиссёр тоже посмотрел на его коллекцию и выбрал то, что, с его точки зрения, наиболее выгодно впишется в наш фильм.

Япония, Токио

Министр внешней торговли и промышленности Кэйсукэ Хаяси созвал совещание, по итогам которого он должен будет потом сделать доклад наверх — в канцелярию премьер‑министра. Вся собранная на конференции информация уже поступила к аналитикам министерства, и он ожидал, что они готовы уже будут сделать какие‑то выводы.

Когда все собрались, он щелкнул пальцами, и самый старший из аналитиков начал доклад:

— Уважаемый министр, уважаемые коллеги! К сожалению, со всей очевидностью мы не достигли цели этого мероприятия. Не получилось у нас найти ни одного серьёзного учёного в Советском Союзе, из числа тех, что участвовали в этой конференции, которые высказывали бы хоть что‑то отдалённо близкое к тем идеям, что мы получили от Павла Ивлева.

Сложилось впечатление, что либо искомый специалист там отсутствовал по какой‑то причине, что было бы удивительно, поскольку эта конференция очень даже для него профильная, либо это вообще тупиковый путь, и такого человека просто не существует.

— Но а по какой уважительной причине мог отсутствовать такого рода специалист? — сразу же спросил министр.

Он привык, что в Японии для специалиста такого рода престижное мероприятие имело бы только одну уважительную причину для отсутствия — это смерть.

— Для СССР причин может быть много, — сказал второй аналитик, который немножко разбирался в обстановке в Советском Союзе. — Одна из возможных причин: он задействуется в каких‑то серьёзных государственных проектах с грифом «секретно». Его КГБ не подпускает к подобного рода мероприятиям с международными участниками, опасаясь, что тот может случайно в кулуарах разгласить что‑то секретное.

Вторая возможная причина: в отношении него есть подозрения в диссидентских настроениях. В этом случае его тоже могли не допустить к конференции с иностранными участниками.

Но это, если не считать более банальных причин. Он мог, к примеру, сломать ногу или с инсультом попасть в больницу.

— Но вы же просмотрели автобиографии тех специалистов, что работают в Московском государственном университете? — спросил министр.

На этот вопрос тут же отозвался третий аналитик, который, видимо, сугубо по нему и работал:

— Господин министр, к сожалению, нам не удалось найти в штате Московского государственного университета никого, кто высказывал соображения, схожие с теми идеями, что мы видели в той статье в газете «Труд». Такое впечатление, что, если этот специалист существует, то Павел Ивлев познакомился с ним за пределами Московского государственного университета.

— То есть хотите сказать, что в МГУ, таком крупном университете, вообще никто не занимается Японией? — недоумённо спросил министр.

— Почему же, господин министр, занимаются, но это не имеет никакого отношения к футурологии. Есть и специалисты по истории нашей страны, и экономике, и нашу древнюю культуру изучают. И язык японский изучают на филологическом факультете…

— А что по этому поводу говорит наш посол в Москве?

— Ничего не говорит. Он нам молча вот эту фотографию вручил. Сказал, что лично ее сделал, сфотографировал президиум конференции. Вот, пожалуйста, держите фотографию, господин министр! — помощник с поклоном передал фотографию министру.

Кэйсукэ с интересом посмотрел на нее. Большая сцена, на ней много людей сидит рядом с кафедрой для выступлений. Все возрастные, некоторые даже и с седой бородой, и на их фоне резко выделяется один молодой человек. Он, кстати, на фотографии был красным фломастером обведен.

— Это и есть тот Павел Ивлев? — спросил министр.

— Все верно, господин министр! — снова поклонился помощник.

Кэйсукэ принялся вспоминать, что именно про Ивлева говорил и писал посол. А ведь Тору не поддержал их идею о том, что мысли, высказанные Ивлевым, принадлежат не ему, а какому-то профессору МГУ. Не возражал, но и не поддержал… И что он хочет сказать этой фотографией? Ясно что — что сам этот парень для русских настолько важен, что они посадили его в президиум международной конференции…

Получается, что посол очень вежливо, чтобы не оскорбить высокое начальство в Токио, но тем не менее намекает, что Ивлев сам и придумал все то, что говорил на радио и опубликовал в том номере советской газеты про Японию. Но как такое возможно? Где он взял ту же информацию по расходам на зарубежные патенты? А с другой стороны, профессора они не нашли… Может, Тору и прав?

— Напишите запрос послу в СССР Тору Фудзите с просьбой изложить, как он сам видит эту ситуацию, — велел он. — Особо укажите, что нам нужно полное его видение, потому что свои варианты мы уже исчерпали…

Москва, Лубянка

Наконец, председатель КГБ всё же решил, что именно он напишет в ответ помощнику генсека. Да, вариантов у него не особо много — придётся всё же соврать… Но сделать это надо, как он и планировал в таком случае, очень искусно: смешивая правду с полуправдой, что позволит и защитить Ивлева от пристального внимания со стороны Политбюро, и избежать недовольства членов Политбюро, которые могут решить, что он их разыгрывает с этим юным вундеркиндом. Ну и, что очень важно, получится не дать переманить Ивлева никому из конкурентов. А то и без таких вопросов вон, Ивлева уже к Громыко вызывали. А ну как парень тому глянется, когда поймут уровень его профессионализма?

Решил он, и о чём ему нужно написать…

Вызвав секретаршу, он начал ей диктовать:

— Товарищ Куницын, на ваш запрос от 14 декабря сообщаю: Ивлев Павел Тарасович является уроженцем Святославля — города в Брянской области, в котором проживает 19 200 человек. Аттестат о среднем образовании включает помимо отличных и хорошие, а также удовлетворительные оценки. Закончив в шестнадцать лет школу, Ивлев прибыл в Москву и поступил на экономический факультет МГУ. Имеет широкий круг общения, хорошо разбирается в международных отношениях. В связи с этим периодически привлекается к лекциям для личного состава КГБ. Кандидат в члены партии. По месту учёбы характеризуется крайне положительно.

Отвечая по сути вашего вопроса, считаю, что можно высказать предположение, что кубинским спецслужбам удалось выявить то, что Павел Ивлев читает лекции для КГБ по внешней политике, и поэтому они решили использовать его фигуру для того, чтобы ввести в заблуждение западные спецслужбы в надежде, что, выйдя на Ивлева, они выйдут потом и на КГБ, и это защитит автора, являющегося кубинцем по национальности…

Вскоре письмо было готово. Это главное. А отправит он его уже завтра.

Андропов очень довольно улыбнулся. Ловко он придумал вставить про то, что Ивлев читает лекции для офицеров КГБ. Какому бы члену Политбюро, помимо Брежнева, ни попала в руки эта записка, он не испытает ни малейшего желания вводить Ивлева в свое окружение, вообразив, что тот агент КГБ… Ну а как еще его могут позвать работать с офицерами такой секретной организации?

Москва, ВЦСПС

Председатель советских профсоюзов был весьма озадачен, когда ему поручили встретиться с Фиделем Кастро по поводу организации массового отдыха трудящихся на Кубе. Он прекрасно помнил тот свой разговор в ноябре с главным редактором газеты «Труд» Ландером, в котором тот что‑то как раз и пытался по поводу Фиделя Кастро ему навязать. И то, как он завернул тогда Ландера, задав ему совершенно резонный, с его точки зрения, вопрос о том, какое отношение он, как председатель ВЦСПС, имеет вообще к Фиделю Кастро.

А тут… Вон оно как всё повернулось. Выяснилось, что почему‑то имеет.

И с чего вдруг Фидель Кастро решил, что именно члены советских профсоюзов должны обязательно массово поехать на Кубу отдыхать? Это же инвалюта понадобится. Да, не так и много. Куба — не очень богатая страна, мягко говоря. Но всё же… Не так и много у ВЦСПС инвалюты, чтобы массово людей за рубеж отдыхать отправлять…