Ну а остальные члены Политбюро, конечно, скажут, что кубинцы просто провели великолепную отвлекающую внимание операцию в виде этих деланно серьезных разговоров с молодым парнем из СССР. Для чего? А кто их знает? Может, от ЦРУ таким образом прячут свои настоящий источник этих неожиданных идей… У них там все очень сложно на острове… Американцы давят со всех сторон, поневоле начнешь засекречивать все, что только подвернется под руку…
Одно хорошо, выслушав его и не поверив в его версию, начнут трепать дальше уже Андропова вопросами. А что плохо — то, что могут начать относиться к нему, как к фантазеру или легковерному человеку…
* * *
Москва, МИД
Выходил я из здания МИД в приподнятом настроении.
Ну что же, надо признать, что это было легко — гораздо легче, чем я опасался. То ли у меня всё больше опыта появляется в такого рода беседах, где нельзя ничего лишнего ляпнуть, то ли по каким‑то причинам Громыко и не хотел меня сегодня серьёзно прижимать к ногтю — просто какое‑то своё личное любопытство по отношению ко мне удовлетворял.
Интересно, конечно, было бы узнать, что он по поводу меня себе придумал и в личной беседе со мной захотел это проверить. Но ясно, что никакого шанса на это у меня не было.
Жаль, что и не узнаешь пока, получат ли дальнейшее развитие мои эти предложения по Кубе. Очень вряд ли тот же Фидель Кастро будет мне перезванивать, чтобы сообщить об этом. Хотя… Вполне может быть, что что-то я узнаю со временем от посла Кубы в СССР. Наверняка у них будет какое-то новогоднее мероприятие, как у других посольств. Кстати говоря, что-то я немножко удивлён тем, что приглашения в посольства на приёмы перестали приходить. Я думал, что мы чуть ли не каждый вечер их посещать будем…
* * *
Москва, Бюро ЦК ВЛКСМ
Рабочее утро Артёма начиналось совершенно банально и обыденно. Вовремя приехал, поздоровался со всеми, кого встретил по дороге, прошёл в свой кабинет.
Тут же позвонил проректору по учебе Высшей комсомольской школы — узнать, нет ли там каких‑либо проблем, о которых он должен знать. Тот его проинформировал, что никаких проблем нет, так что Артем успокоился, и велел секретарше принести себе чайку. Она также принесла свежую прессу, с которой он сразу начал знакомиться.
В общем, утро как утро — ничего необычного.
Неожиданно его дёрнули на планёрку. Посмотрев на часы, он удивился: по четвергам, да ещё и в это время, никаких планёрок обычно не было. Значит, похоже, что‑то случилось нестандартное.
Ну что же, такое тоже бывает — это было привычной частью работы Бюро ЦК комсомола.
Все собрались в кабинете Тяжельникова, и Евгений Михайлович сказал:
— Срочно поступил от помощника Генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева запрос по поводу комсомольских отрядов, которые занимаются розыском погибших советских воинов для их последующего почётного захоронения. Главный вопрос: есть у нас такие вообще или нет? И, насколько мне намекнули, неплохо было бы, если бы они у нас уже были.
— Вот оно даже как… — сказал озадаченно Александр Брынькин, отвечавший за сектор агитационно-массовой работы. По кругу его обязанностей выходило так, что этот вопрос попадает в его сферу ответственности в Бюро…
— Да, вот даже так, — подтвердил Тяжельников. — Так что скажете, товарищ Брынькин?
— А ведь была у нас такая инициатива… Примерно около года назад, — припомнил тот. — Точно, точно. Поисковые отряды из комсомольцев, призванные помочь найти останки защитников Отечества.
— Ну а почему мы не пустили эту инициативу в дело? — уставился на него тяжёлым взглядом Тяжельников, полностью оправдывая свою фамилию.
— Ну так… — замялся Брынькин. — Опасное же это дело. Там же взрывчатки после войны осталось немерено: мины, снаряды, авиабомбы. Подорвётся кто‑нибудь насмерть, а потом резонный вопрос зададут в ЦК партии: «А кто вообще туда молодёжь погибать отправил?». Сами понимаете, что крайним быть никто не захотел.
Откровенность Брынькина первый секретарь ЦК ВЛКСМ не оценил, и всыпал ему по полной программе.
— Ну вот, а мне теперь докладывать помощнику Генерального секретаря, что такая инициатива у нас была, но мы её целый год в лице товарища Брынькина волокитили. — недовольным голосом сказал Тяжельников. — Потому что вариант вообще не докладывать — ещё хуже.
Чем он хуже, Тяжельников не сказал, но все и так прекрасно поняли: чревато обманывать генсека.
Даже если все, кто здесь присутствует, договорятся о том, чтобы сделать вид, что никогда подобной инициативы не было и они её не заволокитили, то какая гарантия, что один из них потом не сдаст всех остальных в расчёте на какую‑то награду за это?
А ведь есть и люди пониже, которые тоже об этой инициативе знают. Даже если случится чудо и ни один из них не решится это использовать против других, так один из нижестоящих может сообщить, куда следует, что помощника генсека Бюро целенаправленно ввело в заблуждение…
Артём же тем временем, пока шло показательное избиение Брынькина, тут же припомнил, почему эта тема кажется ему такой знакомой. Он же ее с Павлом Ивлевым обсуждал в октябре в ресторане. Тот весьма энергично как раз об этой инициативе говорил, очень желая воплотить ее в жизнь. И ещё — о «Бессмертном полку».
Ивлев явно ждал от него какой‑то помощи в продвижении, а он, конечно, этого делать не собирался. Ну их, эти новые спорные инициативы — никогда не знаешь, как оно все потом с ними повернётся. Шансы на успех есть, но не меньшие шансы на то, что эту инициативу потом кто‑нибудь против тебя же обернёт.
Залог успешного должностного долголетия в Бюро ЦК комсомола — это ежедневно тянуть свою лямку, не пытаясь выпендриваться с какими‑то рискованными инициативами.
Да и не любят всяких выпендрёжников, которые постоянно что‑то предлагают. Они же серьёзные неудобства всем остальным, чинно и спокойно работающим людям, создают. Это же всё, что они предлагают, надо рассмотреть, собрать различные мнения в нижестоящих организациях. Поэтому, как правило, отказываются все этим заниматься. Суета сплошная, которая сильно отвлекает от спокойного, тихого, привычного существования Бюро. И это естественно с его точки зрения, потому что любая нормальная организация выдавливает из себя источники беспокойства и смуты…
Артём, конечно, был сейчас потрясён новостью. Значит, тогда, в октябре, Павел Ивлев обсуждал с ним то, что ему показалось нерациональным для внедрения, а сейчас, в декабре, он в Бюро ЦК комсомола получает запрос по той же теме от помощника самого генсека. А тот всякой напраслиной заниматься не будет. Раз сделал такой запрос, то, значит, этот вопрос интересует самого Генерального секретаря. И что получается? Что он слова Павла Ивлева мимо ушей пропустил, а тот нашёл какой‑то способ лично на Брежнева с этой идеей выйти. Может, при этом даже и наябедничал каким‑то образом, что ЦК ВЛКСМ ничего не хочет делать. И вот сейчас этот запрос и сделан с самого верха как раз для того, чтобы убедиться в том, что всё так оно и есть. А потом подвергнуть ЦК ВЛКСМ показательной порке за то, что такое важное с идеологической точки зрения дело пустили под откос…
Но сам он ничего говорить по этому поводу не собирался. Если он всё это озвучит, то неизбежно гнев Тяжельникова на себя переведет. И тому совсем неважно будет, что он понятия не имел, что у Павла Ивлева есть выход на Брежнева. Кто‑то же должен быть виноват в том, что происходит? Брынькина вот уже песочат вовсю. Обычно так дела и делаются: сильно недовольное начальство находит козла отпущения и на нём вымещает свою злость. И никто не сказал, что козел должен быть в одиночестве, начальство вполне устроит и два козла отпущения вместо одного. Так что ему точно лезть в это по своей инициативе нет никакой нужды. Тем более он отвечает только за Высшую комсомольскую школу, и такого рода вопросы вне его сферы ответственности.
Вот пусть Брынькин, который за этот сектор отвечает, и разгребает этот вопрос.