Первая встреча с благородным семейством закончилась, я бы сказал, полной неудачей. Ничего нового не узнал, только время зря потратил. А еще убедился в том, что Аника не зря из рода сбежала и совершенно правильно делала, что полвека держалась от него как можно дальше. Вроде бы и вежливые люди, воспитанные, а ощущение от общения с ними было такое, будто я уселся на берегу моря и наблюдал за плавниками плавающих неподалеку акул. Не опасно, но тревожно.

С подозреваемыми вроде определились, но поверхностно. На эту роль и Лев и Арсений подходили, но после услышанного в гостиной и в них стали появляться сомнения. А уж когда все Воронцовы начнут прибывать, что-то еще обязательно выползет.

Эх, мне бы прессануть одного и другого старыми добрыми ментовскими методами, а не разводить все эти куртуазные расшаркивания в присутствие старых графинь. Но — особенности частного расследования, как они есть. Хочешь — не хочешь, а я здесь не представитель могущественной системы, а частное лицо, помогающее своей подруге. Которая, ко всему, еще и родственными связями повязана.

Так что злоупотреблять графским гостеприимством я не стал, и сразу после первой беседы, покинул родовое гнездо. Договорились, что Воронина будет держать меня в курсе по факту приезда многочисленной родни, и пошли гулять. Оставаться в поместье Воронцовых не хотелось и ей, а поговорить без свидетелей было очень даже нужно.

Водитель из «Волны» доставил нас к набережной, поставил машину на парковке, а сам, не выходя из-за руля, уткнулся глазами в книгу — такой профессиональный режим ожидания. Мы же решили сперва пройтись, а потом зайти в какое-нибудь случайное местечко и там поужинать.

Но планам нашим не суждено было исполниться.

Минут через двадцать прогулки, когда мы как раз спорили о том, Лев украл бумаги или все же Арсений, я вдруг заметил того, кого очень бы не хотел видеть в радиусе тысячи километров от себя, — Роберта Леопольдовича Клейна. Знакомый мне по столице благообразный старикан интеллигентного вида сидел на лавочке, щурил глаза на заходящее солнце и периодически прикладывался к небольшой фляжке. С алкоголем, надо полагать, иначе чего бы он после каждого глотка так улыбался?

Меня, к счастью, посредник организации не заметил. Просто сидел и с видом довольного туриста созерцал море. А меня таким холодом пробрало — не описать. Я же прекрасно помнил, что этот «божий одуванчик» имеет ранг Мастера. И способен размотать меня на цветные ленты одним щелчком пальцев. Даже с частично восстановленными энергетическими каналами.

«Какого хрена он тут делает? — мелькнуло в голове тревожное. — Организация устала ждать и решила надавить? Они вообще, что ли, бессмертные? Старшего Шувалова совсем не опасаются?»

Вслух же сказал только:

— А вот здесь мы свернем! — и потащил Воронину в перпендикулярную набережной аллею, засаженную еще не облетевшими платанами. За одним из роскошных белых стволов, обнять который можно было только парочке человек, мы и остановились.

— В чем дело, Шувалов? — недоуменно произнесла Аника, когда я буквально прижал ее к гладкому сероватому стволу.

— Нам надо поизображать влюбленных, — ответил я тихо. — Ты же не против? А то я тут одного знакомого встретил, с которым очень не хочу пересекаться.

— Ну и пойдем тогда отсюда!

— Пересекаться не хочу, но понаблюдать за тем, что он тут делает, не отказался бы.

— Да? Ну ладно, — к моему удивлению, она очень легко согласилась, даже возмущаться не стала. — Только не напирай так, хорошо!

— Прости, я хотел, чтобы все выглядело естественно.

— Переигрываешь, — Воронина усмехнулась, а потом очень серьезно спросила. — Во что ты опять вляпался, Михаил?

— Да тут такое дело… — полностью историю флешки я рассказывать не стал, ограничился усеченной версией. — Попала мне в руки одна штукенция, очень горячая. И одни нехорошие ребята узнал, что она у меня. Это они напали на Сашу Турова — предмет хранился у него. А потом вон тот милый дедушка пришел с предложением от некой организации, мол, купим предмет за любые деньги.

— А теперь решили поторопить? — сразу уловила суть Аника.

— Вроде того.

— И что за предмет?

— Слушай, не хотелось бы тебя еще в это впутывать!

— А тебе не кажется, Шувалов, что ты уже это сделал? — сверкнула глазами начальница.

Ну так-то да. Хочу — не хочу, а она тоже под ударом.

— Флешка. На ней чертежи нового мобильного доспеха, похищенного из секретного государственного КБ.

— Твою мать…

— Да, мои первые слова, фактически, — усмехнулся я.

— И просто отдать их ты не можешь, потому что?..

— Это станет госизменой и ударит не только по мне, но и по всему роду.

Аника тихо выругалась и на некоторое время замолчала. А потом вдруг ткнула меня в грудь пальцем:

— Флешка. Чертежи. Поляк-наемник. Курьер!

Мне только и осталось, что руками развести. В момент все связала. Говорил же — умная. Она не могла не сложить этот пазл.

— Да, все так.

— И ты это утаил!

— Я не хотел, чтобы других эта хрень зацепила! — прошипел я в ответ.

— И как? Помогло?

Со стороны мы, наверное, выглядели, как ссорящиеся любовники. Что-то втолковывали друг другу на повышенных, шипели, как рассерженные змеи. Хорошо! Очень естественно смотримся, никто на такой парочке лишней секунды взгляд не задержит. Ялта — родина курортных романов! И кладбище заодно.

Клейн, за которым я не забывал поглядывать, так и сидел один, любуясь опускающимся в море солнцем. И ни на кого внимания не обращал.

— Послушай, Ань, несмотря на мои сложные отношения с отцом, я уже обратился к нему. Он по своим каналам носитель информации сможет вернуть, так, чтобы никто не пострадал. Но те, кто организовал его похищение, очень настроены получить его обратно. Вот этого благообразного господина в внешностью университетского профессора, послали ко мне, как посредника. А он, чтобы ты понимала, в ранге Мастера!

— Умеешь ты друзей заводить!

— Талант не пропить, — с кислой миной подтвердил я. — Короче, я подозреваю, что он по мою душу сюда явился. И хочу выяснить, что затеял. Поэтому и хочу за ним последить немного.

Так, переговариваясь и немного поругиваясь, мы провели следующие полчаса. За это время Роберт Леопольдович не проявил никакой активности, только в фляжке прикладывался с завидной регулярностью. Бездонная она у него, что ли? Но вскоре появился тот, кого этот «обычный пенсионер» ждал.

Выглядел он, как внук нашего пожилого интеллигента. Лет двадцать пять, может двадцать семь. Стройный, неброско одетый, с открытым и приятным лицом. Жгучий брюнет, кстати. На небольшой челке волосы немного вились — пижон.

А вот поприветствовал он Клейна не так, как доброго дедушку. Остановился в паре шагов, напряженный, чуть ли не бежать готовый при малейшей опасности. Старикан ему что-то сказал с улыбкой, и выразительно похлопал ладонью по скамье. Садись, мол.

Я прекрасно помнил манеру Роберта Леопольдовича строить беседу. Обволакивающий голос, подчеркнуто вежливые слова, безупречные манеры и легкая добродушная насмешливость. Такая часто появляется у людей, проживших долгую жизнь и научившиеся на все смотреть с иронией.

Поэтому почти услышал (чего, понятно, никак не мог сделать на таком расстоянии), как Клейн произносит: «Садитесь уже, юноша! Ноги не вечно будут служить вам верно».

«Внучок» почему-то делать этого не спешил. Замер на казавшемся ему безопасным расстоянии, и принялся что-то горячо втолковывать посреднику. Тот слушал, кивал, а потом вдруг поднялся и прикоснулся к краю шляпы, прощаясь. Развернулся и ушел, оставив молодого брюнета стоять у скамейки.

— Ничего не понимаю, — произнес я, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Клейна. — И что это было?

В голове, если честно, была каша. Уровень паранойи у меня подскочил до критических значений, так что встреча этих двоих мне сейчас виделась, как заключение договора на мое устранение. А что, вполне в рамках развития наших договоренностей же! Я ответа не дал, он решил форсировать.