Не в обиду. Трехметровый призрачный лев говорит «не в обиду». Милота.

— Какие еще люди? — не понял я.

— Если б я знал! Устроили тут шабаш ведьм! — пророкотал Ррык. — шарятся по подвалам с фонарями, что-то ищут, копают… Я уже думал, клад закопанный нашли. Или труп прячут. А они, оказывается, за какой-то склянкой охотились!

— Склянкой?

— Да. Нашли, кстати. Хотя я бы на их месте эту дрянь не трогал. От нее так воняло… — он брезгливо принюхался, морщась. — Как от Фырка после купания в канализации.

— Это было ОДИН раз! — взвился Фырк, подпрыгивая на месте. — И не по моей вине! Та крыса сама туда нырнула!

— Ага, конечно. Крыса виновата. Она тебя за хвост тащила, да? Заставляла прыгать в сточную трубу?

— Она украла мой орех!

— Один орех. Ты из-за одного ореха…

— Это был ОСОБЕННЫЙ орех! Из личных запасов императрицы Екатерины!

— Которая умерла сто лет назад!

— Орехи не портятся!

Они снова начали препираться. Как старая супружеская пара, спорящая о том, кто последний раз выносил мусор. Столько лет дружбы — это вам не шутка. Интересно, что их связало? Два духа-хранителя из разных больниц… Стоп. А может, и не из разных? Может, Фырк не всегда был духом Муромской больницы? Может…

— Ррык, — перебил я их бесконечную перепалку. — А что это за Совет, который запрещает фамильярам…

Бурундук и лев переглянулись, но ответить мне никто не успел.

— Разумовский! —голос Серебряного разрезал воздух как скальпель.

Холодный, точный, без малейшего намека на эмоции. Он стоял в дверном проеме дальней комнаты — бледная тень в идеально сидящем темном костюме.

Его взгляд скользнул по помещению, остановившись на мне и пойдя дальше.

Профессиональное игнорирование.

— Наконец-то вы прибыли, а я уже выбежал вас встречать. Вдруг вы заблудились! Водитель отзвонился десять минут назад. Сообщил, что вы прибыли.

Ррык медленно повернул свою массивную голову к менталисту. В его глазах вспыхнули искры. Настоящие электрические разряды.

— Менталист, — прорычал он. Тихо, угрожающе. Как далекий раскат грома перед грозой. — Все такой же высокомерный щенок. Думаешь, если не смотришь на нас, мы исчезнем?

Серебряный даже бровью не повел. Он просто развернулся и пошел по коридору, ведущему из комнаты. Его движения были четкими, выверенными, почти механическими. Робот, а не человек.

— Идемте, Разумовский. Времени в обрез.

Я посмотрел на Фырка. Тот сидел на плече льва, и оба они смотрели вслед Серебряному с одинаковым выражением неприкрытой ненависти. Если бы взгляды могли убивать, от менталиста осталась бы лишь горстка пепла.

— Иди, двуногий, — Фырк спрыгнул ко мне на плечо, его маленькое тельце было напряжено как пружина. — Потом поговорим. Много о чем поговорим.

— И заходи в гости! — крикнул Ррык мне вслед. — Если выживешь после встречи с этими заговорщиками! У меня внизу есть отличный погреб с вином пятидесятилетней выдержки! Фырк знает дорогу!

— Заговорщиками? — обернулся я.

Но Ррык уже растворялся. Его контуры становились прозрачными, превращались в серебристый дым.

— Услышишь много интересного, человечек. Много интересного и страшного. Держись покрепче за своего бурундука. И за свою душу. Здесь легко потерять и то, и другое.

Он исчез. Остался только запах озона и легкий, необъяснимый холодок, пробежавший по спине.

Коридоры Центральной Клиники оказались настоящим лабиринтом. Мы шли молча — Серебряный впереди, быстрым, размеренным шагом, я следом, стараясь не отставать. Повороты следовали один за другим без всякой видимой логики. Направо. Налево. Снова направо. Вверх по широкой парадной лестнице. Вниз по узкой, служебной.

Он водит кругами. Запутывает. Чтобы я не смог найти дорогу обратно, если захочу уйти.

— Паранойя? — спросил я после пятого одинакового поворота.

— Предосторожность.

— От кого?

— От всех.

Лаконично. В стиле Серебряного. Но в его голосе появилось что-то новое. Напряжение? Усталость? Или даже… страх?

— Куда мы идем?

— На встречу.

— С Тайной Канцелярией?

— Можно и так сказать.

Уклончиво. Значит, что-то не так. Это не официальная встреча? Или официальная, но не та, которую я ожидаю?

— Игнатий, если вы меня обманули…

Он остановился. Резко, словно наткнулся на невидимую стену. Обернулся. В его бледных, почти бесцветных глазах промелькнула странная смесь раздражения и… сожаления?

— Разумовский, определитесь, чего вы хотите. Спасти жизни? Или соблюсти протокол? Получить официальное одобрение Гильдии? Или запустить производство антидота как можно скорее?

— Я хочу правды.

— Правда — это роскошь, которую мало кто может себе позволить, — он усмехнулся без тени веселья. — Особенно в столице. Особенно сейчас.

— Красиво сказано. Но я все равно хочу знать, куда вы меня ведете.

Он отвернулся. Постоял секунду, глядя в тускло освещенный конец коридора. Потом произнес тихо, почти шепотом:

— К людям, которые решают судьбу Империи. Не де-юре, а де-факто. Не на бумаге, а в реальности. Это все, что я могу сказать. Остальное… увидите сами.

Он продолжил свой путь. А я, посмотрел неодобрительно ему вслед и последовал за ним, понимая, что пути назад уже нет. Я добровольно входил в кроличью нору, совершенно не представляя, что ждет меня на дне.

Мы остановились перед старым, выцветшим гобеленом. Потертые края, потускневшие нити. Сюжет едва различим — Целитель, склонившийся над раненым воином.

Классическая аллегория: Милосердие побеждает смерть. Работа была старая. Триста лет, не меньше. Времен основания клиники.

Серебряный подошел к гобелену. Провел рукой по его нижнему краю — движение было отработанным, привычным. Он делал это сотни раз.

— Истина и знание, — произнес он.

Девиз Гильдии Целителей. Но интонация… это было не просто цитирование. Это было заклинание. Пароль.

Гобелен дрогнул. Едва заметно, словно от сквозняка. А потом… часть стены за ним бесшумно отъехала в сторону. Никакого скрежета, никакого скрипа. Идеально смазанный механизм. Или магия.

За стеной — темнота. И узкая винтовая лестница, уходящая вниз.

— Прошу, — Серебряный указал на проход. — После вас.

— Да нет уж, после вас, — улыбнулся я.

— Если бы я хотел вас убить, господин Разумовский, я сделал бы это еще в Муроме. Проще, дешевле и гораздо меньше свидетелей.

— Я не боюсь, — ответил я. — Будет надежнее, если вы вступите в тьму первым и покажете дорогу.

Серебряный стиснул зубы, но пошел вперед.

Лестница оказалась древней. Камень под ногами был стерт тысячами шагов — по центру каждой ступени образовалась глубокая, гладкая выемка. Сколько людей прошло здесь за эти века?

Единственным источником света были магические светлячки, вмурованные в стены через равные промежутки. Они давали холодное голубое свечение. Достаточно, чтобы не споткнуться. Недостаточно, чтобы разглядеть, что ждет впереди.

Спускались молча. Я считал ступени — привычка из прошлой жизни, въевшаяся в подкорку. Сорок восемь. Четыре пролета по двенадцать. Симметрично. Кто-то здесь очень любил порядок.

— Игнатий.

— Да?

— Зачем вам все это? Что вы получите в итоге?

Он помолчал. Наши шаги гулко отдавались в узком пространстве.

— А что вы получаете, спасая жизни?

— Удовлетворение. Чувство выполненного долга. Смысл существования.

— Вот и у меня примерно то же самое, — в его голосе прозвучала непривычная искренность. — Только я спасаю не отдельные жизни, а целую Империю.

— Скромненько.

— Реалистично.

Лестница закончилась массивной дверью. Дуб, окованный железом. Но это была только видимость, грубый камуфляж. Настоящая защита — это сеть магических рун, вплетенных в металл. Они светились тускло, почти незаметно, как угасающие угли.

Серебряный приложил ладонь к рунам. Они вспыхнули ярче, пробежали по его пальцам голубыми искрами. Проверка. Идентификация.