— Охрана, — прошептал Фырк, прижимаясь ко мне. — Или тайные агенты. Чую магическую защиту. Сильную.

Отлично. Мало мне было стресса от полета, теперь еще и возможная слежка. Или я уже стал параноиком после звонка Серебряного?

Левитационные руны работали идеально, никаких толчков, никакой турбулентности.

Студент-медик все равно зеленел с каждой секундой все больше и вцепился в подлокотники еще сильнее.

— Дышите глубоко, — посоветовал я. — И смотрите на горизонт. Это помогает вестибулярному аппарату.

— С-спасибо…

Прошло минут сорок спокойного полета. Дирижабль набрал крейсерскую высоту и шел абсолютно ровно, без малейшей тряски. Стюардессы начали разносить напитки — стандартный набор: чай, кофе, соки, и что-то покрепче для тех, кто не мог расслабиться иначе.

Я взял чай — больше чтобы занять руки, чем из жажды. Горячая чашка приятно грела ладони, тонкий аромат бергамота успокаивал нервы. Каждый справляется со стрессом по-своему. Алкоголь, поэзия, гиперконтроль…

Коммерсант напротив заказал коньяк. Судя по тому, как быстро он его опрокинул и жестом попросил еще — это был уже не первый. И не второй.

— … понимаете, милочка, — вещал он стюардессе, уже заметно захмелев. — Весь бизнес — это война нервов! Кто первый дрогнет, тот и проиграл! А я… я не дрогну! Тридцать лет в бизнесе!

Стюардесса вежливо улыбалась, наливая ему третью порцию.

Аристократка попросила просто воды. Я осторожно повернул голову. Она откинулась в кресле, открыла свой томик. При свете индивидуальной лампы я смог разглядеть название — «Стихи о Прекрасной Даме». Блок. Интересный выбор для ночного чтения.

Студент отказался от всего. Он продолжал смотреть в иллюминатор, словно одной лишь силой своего взгляда мог удержать дирижабль в воздухе.

И тут это случилось.

Коммерсант издал странный звук. Не крик, не стон — что-то среднее, хриплое, булькающее, как будто он захлебнулся. Его рука дернулась к груди, пальцы скрючились, словно пытаясь схватить невидимую боль и вырвать ее.

Стакан с недопитым коньяком выпал, янтарная жидкость бесшумно впиталась в дорогой ковер салона.

— Ай… — выдохнул он. — Больно… грудь… не могу…

За одну секунду я оценил ситуацию. Лицо из красного стало багровым, потом начало стремительно приобретать синюшный оттенок. Вены на шее вздулись, как тугие веревки. Изо рта пошла розоватая пена.

Инфаркт миокарда. Острый. Осложненный кардиогенным отеком легких. Классическая картина. И самая смертельная.

Я уже был рядом, опережая собственную мысль. Рефлексы реаниматолога, отточенные тысячами часов на дежурствах, включились автоматически, вытесняя все остальные мысли.

— Я лекарь! — крикнул я стюардессе, которая замерла с подносом в руках. — Аптечку и кислород! Быстро!

Она на секунду застыла, потом бросилась выполнять приказ.

Быстрый осмотр. Пульс на сонной артерии — нитевидный, частый, больше ста пятидесяти, аритмичный. Как автоматная очередь пьяного пулеметчика. Дыхание — поверхностное, клокочущее, с влажными хрипами, которые были слышны даже без стетоскопа.

— Двуногий, — Фырк материализовался на спинке кресла, его шерсть стояла дыбом. — У него сердце скачет как бешеный кузнечик! И в легких вода! Слышишь бульканье?

Слышу. Кардиогенный отек легких. Левый желудочек его изношенного сердца не справляется, кровь застаивается в малом круге кровообращения, и плазма выходит прямо в альвеолы. Он тонет в собственной крови.

— На пол его! Немедленно! Нужно ровное твердое основание! — скомандовал я.

Мы со стюардессой попытались переложить его тяжелое, обмякшее тело в узкий проход. Студент-медик сидел, парализованный страхом, вцепившись в свое кресло.

Бедный парень. Хотел стать лекарем? Вот она, реальность. Не красивые диаграммы в учебнике, а тяжелое, хрипящее тело, запах коньяка и паника в глазах окружающих.

Аристократка сохраняла полное спокойствие, лишь отложила книгу и внимательно наблюдала за происходящим. «Охрана» в конце салона не сдвинулась с места, но я чувствовал их взгляды.

Наконец, мы уложили его. В узком проходе бизнес-класса едва хватило места — ноги мужчины упирались в одно кресло, голова — в другое.

Принесенная аптечка оказалась стандартным набором для оказания первой помощи при порезах и ушибах. Бинты, йод, пластырь, жгут, самые простые анальгетики… Даже нитроглицерин был и аспирин.

Бесполезный хлам. Это как пытаться потушить лесной пожар из садовой лейки. Но не было главного.

Я проверил пульс. Сонная артерия под моими пальцами дернулась раз, другой… и замерла. Все. Остановка.

— Черт! Массаж сердца! — я уже расстегивал его тугую рубашку, обнажая массивную, поросшую седыми волосами грудную клетку. — Ты— я указал на побледневшего студента, который забился в свое кресло. — Идите сюда! Два вдоха после тридцати нажатий!

— Я… я не умею… я только на манекене… — пролепетал он, его глаза были круглыми от ужаса.

— Научишься! Быстро!

Я начал компрессии.

Основание ладони на середину грудины, вторая рука сверху в замок, пальцы не касаются ребер. Руки прямые, давление всем весом корпуса, от плеч. Грудная клетка податливо проминалась сантиметров на пять — правильная глубина.

Тридцать быстрых, ритмичных нажатий. Тридцать к двум. Ритм, который въелся в подкорку за годы практики. Качай, дыши, качай, дыши. Монотонная, изматывающая работа, от которой сейчас зависела жизнь.

— Теперь ты! Два вдоха! Зажимаете нос, плотно обхватываете рот, выдыхаете!

Студент, дрожа всем телом, опустился на колени. Он сделал, как я сказал. Два неуверенных, но полноценных вдоха. Грудная клетка пациента приподнялась. Хорошо.

Снова тридцать компрессий. Под моими ладонями я чувствовал странную, хаотичную дрожь — не нормальные сердечные сокращения, а беспорядочные подергивания отдельных мышечных волокон.

— Фырк, что ты видишь?

— Фибрилляция! — бурундук прыгал по спинкам кресел в диком возбуждении. — Сердце не бьется, а трясется как желе! Электрический хаос!

Фибрилляция желудочков. Худший из возможных сценариев. Сердечная мышца получает сотни хаотичных электрических импульсов, сокращается беспорядочно и неэффективно, не перекачивая кровь. Без дефибриллятора это не запустить.

Пять циклов массажа. Десять. Пятнадцать. Никакой реакции. Лицо мужчины приобретало землисто-серый оттенок. Губы стали синими. Я приподнял ему веко — зрачки были широкими, как черные блюдца, и не реагировали на свет.

Мозг без кислорода живет четыре-шесть минут. Потом начинаются необратимые изменения. Смерть коры. Вегетативное состояние в лучшем случае. Мы уже были на грани. Еще минута — и мы будем качать труп.

— Есть на борту дефибриллятор? — спросил я, не прекращая компрессий.

— Н-нет… — стюардесса была на грани паники. — Только в аэропортах… Мы же безопасные, у нас редко бывают…

Думай, Илья! ДУМАЙ!

Мне нужен был электрический разряд. Контролируемый, достаточной силы, чтобы полностью остановить этот хаос и дать сердцу шанс перезапуститься в правильном ритме. Где взять электричество в летящем дирижабле?

Мой взгляд упал на сервисную панель у кресел. Розетки для ноутбуков и зарядок. Стандартное напряжение — двести двадцать вольт переменного тока. Опасно, непредсказуемо. Но это было лучше, чем ничего. Это был единственный шанс.

— Нож! — крикнул я. — Отвертку! Что угодно, чем можно вскрыть эту панель!

— Вы что задумали? — подала голос аристократка, подавшись вперед.

— Спасти ему жизнь!

Стюардесса принесла многофункциональный нож из аварийного набора. Я быстро открутил винты на панели розетки. Внутри — стандартная проводка. Фаза, ноль, заземление.

— Вы с ума сошли! — вторая стюардесса попыталась меня остановить. — Это же опасно! Вы убьете его!

— Он уже мертв! — рявкнул я. — Еще две минуты, и будет мертв окончательно! Не мешайте!

Я оторвал провода от индивидуальной лампы для чтения. Зачистил концы зубами — изоляция поддалась с трудом, оставив во рту горький привкус пластика.