А вот мои ожидания Тимка обмануть сумел: когда уже в начале августа Таффи снова принесла котят и у тех даже глазки открыться успели, он откуда-то приволок подруге еще одного котенка. Мелкого, слепого и чуть живого от голода. Чем меня страшно удивил, но удивило он меня еще больше, когда я вслух поинтересовался:

– Интересно, откуда ты его приволок?

А Тимка медленно пошел к двери, оглядываясь и проверяя, иду ли я за ним – и минут через двадцать привел меня на опушку леса, где в каком-то тайном логове, спрятанным в очень колючих кустах, я увидел еще двух котят, таких же слепых. То есть я видел их больше, но живыми оставались только двое – а неподалеку я нашел и разодранную кошку. Ну, котят я все же забрал и отнес к Таффи – а кошка их всех приняла. Котята были «обычными», то есть серыми и полосатыми… хотя все же не очень обычными, мне они показались более, что ли, пушистыми, чем дворовые кошки. Но вроде бы кошки видят не очень хорошо, зато нюх у них великолепный – а котята пахли котятами и, наверное, молоком кошачьим. Или все же кошачьим голодом, в любом случае моя кошка посчитала их родными и уже через неделю прозревшие котята радостно ползали по устроенному для них гнезду.

А то, что котят у Таффи внезапно стало не трое, а шестеро, почему-то сделало ее в племени еще более популярной. То есть я догадывался почему: среди теток уже многие захотели и себе котика взять для успокаивания младенцев, так как «объединение» нескольких семей с разным половозрастным составом привело к тому, что осенью ожидалось массовое прибавление населения нашего небольшого поселка. То есть я насчитал минимум десяток потенциальных мамаш. И думаю, что не очень и ошибся, хотя у очень широких неанлерталок пузо, как я успел лично убедиться, выпирало не особо заметно. А обильная мясная диета привела и тому, что и некоторые представители сугубо мужского пола успели себе брюшко наесть немаленькое. Впрочем, сами тетки точно знали, кого что ждет, так что сейчас все племя в основном занималось «заготовками на зиму». Мясо сушили, порезав его на тонкие полоски, рыбу, грибы конечно – и вообще все, что в суровую зимнюю пору можно было съесть. Откуда-то небольшая стайка женщин повадилась таскать большими корзинами какие-то корешки, причем мне они сказали, что «там много, но копать их не очень просто». Но так как таскали они этих корней на самом деле дофига, мне стало интересно, откуда такое богатство – и я пошел с ними. Далеко пошел, место оказалось километрах в десяти ниже по реке. И там я увидел большую полузатопленную луговину, густо поросшую обычным, можно сказать, рогозом. То есть он для меня обычным был, а тетки сообщили, что такой «очень редко попадается». Ну да, если они с луговины весь его выкопают, то он и тут попадаться очень долго после этого не будет.

Я все же рискнул (голыми ногами залезть в ледяную воду) чтобы посмотреть, насколько «чисто» они корни там выгребают. Но смотрел недолго: оказалось, что периодически на корнях попадаются какие-то странные камни. И у меня по поводу этих камешков в голове всплыло странное воспоминание… Жаль, что поздновато, так что я решил «повспоминать» поподробнее уже в следующем году. Если не помру за зиму, чего, конечно, очень не хотелось…

Еще в августе я изготовил ларь для зерна. Точнее, все же ларёк, в смысле ларец. Ларчик, уж если быть совсем точным, даже два ларчика. Две деревянных коробочки: одну – объемом где-то в районе литра, другую – больше полулитра, и заполнил их собранным урожаем зерновых. Те зернышки, которые были чуть побольше маковых, я насыпал в маленький коробок (а еще их у меня набралась полная молочная бутылка, но это зерно я решил в пищу употребить, так что не волновался по поводу того, что оно «задохнется»), а то, которое я решил считать рожью, аккуратно высыпал в большой… все же пусть будет ларец, так оно звучит все же солиднее.

Поля у меня весной вспахали жены и мальчишки, большое поле для мелкой травы получилось метров, наверное в шесть площадью, а для ржи поле получилось небольшое, метра, наверное, в четыре – и урожаи на них с моей точки зрения получились вполне достойные. Ну, если на гектары пересчитывать, то ржи вышло порядка двадцати пяти центнеров с гектара, а мелкого зерна – всяко больше даже тридцати, вот только как бы хоть один гектар тут вспахать, было совершенно непонятно: впятером эти два поля народ пахал примерно неделю с рассвета и до заката. Ну, понятно почему: пахали-то палками-копалками (то есть заостренными обожженными на огне кольями) и руками. Вот был бы хотя бы простенький плуг да пара лошадок или хотя бы быков… а лучше, конечно, трактор с ремонтной мастерской и парочка не особо пьяных механизаторов – но, к сожалению, даже палок достаточно крепких и то был дефицит. Так что я спокойно урожай собрал, обмолотил…

Это только называется «обмолотил»: я колосья на поле ножницами срезал и, после того, как они высохли как следует, ладошками (правда, защищенными кожаными рукавицами) их перетер и зернышки высыпавшиеся аккуратно собрал. Еще отдельно зерно подсушил на солнышке – и упаковал на предмет дальнейшего хранения: тут, понятное дело, и есть буквально нечего – но если получится в следующем году поля как-то побольше распахать, то можно будет уже надеяться на что-то более интересное в плане поесть.

А пока я коробки (чтобы зерно всякие букашки не пожрали) поставил в ледник. Все же хорошо зимой удалось поработать: лед к началу сентября хорошо если наполовину только растаял, несмотря на то, что ледник очень активно использовался для хранения добытого мяса. Для очень временного все же хранения, его тут на следующую зиму никто хранить и не собирался, а вот на пару дней после того, как особо большой кусок мяса удавалось добыть, ледник очень оказывался кстати: в нем аж до середины июля мясо даже замерзало… подмерзало, и его там можно было целую неделю без особых проблем хранить. Сейчас все племя готовило место для нового ледника (так как старый просто никто раскапывать и перестраивать вроде не собирался, новый проще выстроить было) и активно тетки плели новые циновки из разной травы. Я им ведь сказал, что чем больше будет циновок лед укрывать, тем дольше ледник сможет продукты хранить – а хранить тут народ явно приготовился продуктов очень много, ведь массовое пополнение в племени все ожидали уже ближе к концу осени, когда стада большей частью уйдут и с мясом будет уже не так сладко.

Хотя сушеного мяса народ заготовил столько, что если особо не налегать, то его уже и до следующей весны хватит, а если налегать, то налегать нужно будет все же на грибы: их в этом году особенно много запасли. Потому что процесс сушки сильно облегчился: тетки наделали ниток из крапивы и несколько иголок из костей (с хорошим ножиком в руках вырезать из кости иголку вообще плевое дело), так что нитки с сушащимися грибами начиная с июля вообще весь двор в нашей деревушке заполнили. Именно двор: всю деревушку народ обнес высокой, явно за два метра, глиняной стеной. Мне Гух отдельно рассказала, зачем народ так яростно на стройке этой корячился, но я ничего из ее рассказа так и не понял: она что-то про котиков говорила – а если неандертальцы боялись, что котики просто уйдут куда-то, то делали они это напрасно вдвойне. Во-первых, котики никуда от людей уходить не собирались, так как были именно Felis catus domesticus, что в переводе с латыни означало «кошка кошка домашняя». Именно это название и означало, потому что Felis – это кошка на латыни «классической», а catus – на «вульгарной», то есть простонародной. А во-вторых, котики, если захотят, через эту двухметровую глиняную стену перепрыгнут так же легко, как через положенную на дорожке веточку… И я даже не про Таффи и Тимку говорю: сейчас уже даже Васька и Мурка легко на стену вскакивали и оттуда, сидя на стене, на всех свысока поглядывали, высматривая добычу. Но и они в качестве основной добычи выбирали шастающих по двору людей, которые очень хотят дать котикам чего-нибудь вкусненького (впрочем, я уже видел, как Мурка – дымчато-серенькая кошка – уже через двор бежала с пойманным мышом в зубах).