— Грядёт раскол, Дмитрий Леонидович, — неохотно признал Церетели. — Говорите-то вы складно, многие за вами пойдут, как ушли наши в Моссовете. Но не всех это устраивает.
— Естественно. Вы, Ираклий Георгиевич, ничуть не меньше меня желали возглавить правительство. Пусть наши программы почти совпадают, я же — не безумец-большевик и не эсер-бомбист, но устремления у каждого свои. Хотите побороться со мной лично за власть? Извольте потерпеть до окончания войны и отмены чрезвычайщины. Сейчас покушение на свою персону и на мои полномочия восприму как попытку контрреволюции. А России Вандея не нужна.
— Не лично для себя… — смешался тот, но вынужден был замолкнуть под взглядами однопартийцев. Уж они-то точно знали цену жаждущему верховенства грузину и сами тоже были не из скромняг.
Ничего не решив, ушли. Седов сделал вывод, что добился лишь частичного успеха. Впрочем, запросто и одной левой подмять под себя крупнейшую партию сразу не рассчитывал.
Передохнуть ему не дали, послышались выстрелы, вбежал испуганный Яков.
— Дмитрий Леонидович! Здание окружили вооружённые, говорят — из «Союза офицеров». Матрос пытался отогнать, застрелили!
— Что требуют? — Седов попытался сохранять спокойствие. В здании лишь дежурный матросский отряд человек тридцать. Дворец большой, окна низко, все щели не перекрыть… Периметр не огорожен мешками с песком и пулемётными гнездами, как было в дни провального большевистского мятежа.
— Освобождения генерала Крымова.
Ага… Седов поднял массивную трубку телефонического аппарата, крутанул ручку вызова, услышав голос телефонистки. Связь не отрубили, и это хорошо.
— Здесь Смольный, соедините меня с Наркоматом внутренних дел, с товарищем Фрунзе, — он закрыл раструб микрофона ладонью. — Яша! Скажи, что Крымова привезут через полчаса. Но Седов намерен сначала говорить с главным, кто привёл сюда офицеров.
— Опасно, товарищ председатель, мамой клянусь… Шухер такой затеяли… Там человек сто! Может — больше! Азохн вей…
— Тяни время. Я вызываю милицию и пулемётный полк.
Отдав распоряжения по телефону, Седов приказал Еве спрятаться и не отсвечивать. Подумав, сунул ей «браунинг». Вряд ли офицеры пристрелят женщину, если ворвутся, но мало ли…
С наганом в руке и в сопровождении Антона он спустился в подвал, откуда вдоль труб выбрался в соседний проулок. Там, осторожно приоткрыв крышку люка, осмотрелся и выкарабкался наружу. На улице едва не был застрелен рабочим патрулём. Отделался зуботычиной, Антон огрёб прикладом, потому что сопротивлялся.
— Извиняйте, — не слишком виновато произнёс старший патруля. — Значицца, у Смольного офицерьё шалит. Мало ли хто под землёй шастает.
Седов не уловил логической связи между офицерским бунтом и задержанием пары диггеров, но спорить не стал. Вывел патруль, а там был добрый десяток крепких мужиков, к задворкам Смольного, где офицеры блокировали задний выход, не пытаясь, впрочем, проникнуть внутрь. Старший из «благородий», судя по погонам — штабс-капитан, что-то попытался объяснить, но получил штык в горло, другие милиционеры делово упокоили остальных.
— У парадного входа много их, — сообщил главный милиционер, утеревшись кепкой и смачно плюнув, пока его команда выворачивала карманы у трупов. — Не сдюжим в 12 стволов.
— И не надо. Знаем, что с чёрного хода не проникнут, — прикинул Седов. — Спасибо за службу трудовому народу! Идём.
Они обогнули квартал, заходя в тыл основной группе. В вечернем свете видно было, что там действительно не менее роты, в лучах заходящего солнца блестели погоны, у некоторых — штыки. Обещанные полчаса подходили к концу, когда раздалось тарахтение автомоторов, к Смольному двигался броневик и пяток грузовиков, из которых посыпались вооружённые в штатском.
Численное преимущество получила власть, но скопившиеся у входа вояки имеют куда больше опыта, ломанут на прорыв… Сколько милиционеров ляжет? А пулемётный полк ещё не поспел.
Седов принял очень опасное решение. Он бросился к милиционерам, едва не сбив с ног Фрунзе, объяснил наркому свою затею, тот долго крутил головой, потом принял услышанное как приказ и обречённо кивнул, когда товарищ председатель начал колотить в стальную дверцу броневика, попросил поставить пулемёты на боевой взвод, а одного из стрелков заставил свалить от греха подальше.
Ленин трепался на броневике перед соратниками на Финляндском вокзале? Слабак! Седов ехал на броневике прямо в гущу врагов, стоя на капоте и держась за пулемёт.
— Внутри машины — генерал Крымов! Мне нужен главный из «Союза офицеров». Выстрелите в меня, и Крымова тоже пристрелят!
Катились напряжённые секунды… Если на тебя смотрит едва ли не сотня стволов, не ровен час, и кто-то всё же надавит на спуск.
Автомобиль катил крайне медленно. Когда до ближайших офицеров оставалось около трёх десятков шагов, Седов спрыгнул вниз, юркнул в дверной проём и запер за собой бронедверь. Тут же, ухватившись руками за рукоятки «максима» влепил длиннющую очередь в офицерские ряды — прямо перед собой. С запозданием в секунду или две присоединился второй пулемёт.
В грохоте не слышал, присоединились ли милиционеры-стрелки, наверно — да, потому что офицеры не успели даже начать отпор. Их буквально смело лавиной пуль. Когда пулемётная лента кончилась, Седов отпустил ручки и выбрался наружу, поскальзываясь на стреляных гильзах. Его догнал Фрунзе.
— Раненых собрать и — под трибунал, товарищ председатель?
— Что, нежности намерен разводить? — Седов вытер рукавом френча потную от возбуждения физиономию в пороховой копоти, порох только называется бездымным.
Он наступил на руку слабо шевелившемуся ротмистру, сжимающему «наган», отобрал оружие и аккуратно всадил раненому пулю меж глаз. Вокруг тоже начали хлопать редкие одиночные выстрелы, милиционеры поддержали пример — обирать офицеров куда проще, когда они совсем-совсем мёртвые.
Среди трупов Седов насчитал дюжину пожилых полковников и даже одного генерал-майора. Возможно, старших чинов больше, некоторые пришли в гражданке.
Мародёрству препятствовать не стал, велев лишь, чтоб занесли в Смольный и сдали матросскому наряду всё оружие бунтовщиков. Наряду с «наганами», «маузерами», «браунингами» и «мосинками» на пол хлопнулись сабли, казацкие шашки и морские офицерские кортики, более парадное, чем боевое оружие в условиях города. Наверняка их благородия и высокоблагородия не рассчитывали на реальную баталию, понадеявшись на банальный шантаж и слабость нового властителя. Видимо, инициаторы нападения столь же скверно и бездарно подготовились, как Ульянов в июле, конец одинаковый, большевик хоть сбежать успел.
— Похороны этой золотопогонной своры выльются в митинг, — промолвил Фрунзе, когда его люди начали погрузку тел в грузовики для отправки в анатомический театр.
— Значит, уроды не заслуживают панихиды по христианским обычаям. Свяжись с Центробалтом, скажи Дыбенко, что я распорядился сгрузить их на баржу, отвезти в Финский залив и скормить рыбам. До утра. Так что пусть водители сразу дуют в Кронштадт. Документы только с тел заберите, чтоб знать — кого мы зачистили. Закроем вопрос.
— Тут газетчики успели… Откуда узнали?
Седов усмехнулся. Чувствовал, что руки дрожат, нервное напряжение не торопится отпускать. Шутка ли, тебя окружают, грозят смертью, потом сам мочишь врагов в оптовом количестве… Нервы не железные.
— Привыкай. Петроград — не тихий Минск и не Бессарабия твоя, слухи и сплетни разлетаются моментально, и это шакальё тут как тут. Вступай в роль, делай заявление для прессы: царское офицерство, протестующее против перехода власти к трудовому народу, пыталось свергнуть народное правительство и низложить Военно-революционный комитет, открыло стрельбу, убило и ранило красного матроса и нескольких милиционеров. Попытка мятежа пресечена сознательными рабочими решительно и беспощадно, бунтовщики истреблены на месте… Суки косорукие, половину окон на первом этаже пулями высадили! Не могли аккуратнее? Про косоруких я так, газетчикам смотри не ляпни.
