Связь между сёстрами была сильной, и это чувствовалось, тем более здесь, во время схватки. Они постоянно поглядывали друг на друга, то и дело прикрывая.

Ольга закрыла глаза, её лицо побелело от напряжения. Она вступила в ментальную схватку с маткой. Я видел, как по её щекам катятся слёзы, как дрожат губы. Это была титаническая невидимая битва.

— Отдай… её… — сквозь зубы прошипела Ольга.

И она вырвала Софью. Та отшатнулась, как от удара током, и рухнула на колени, давясь рыданиями и кашлем. Но цена была ужасна. Чтобы освободить сестру, Ольга на миг отпустила ментальный щит, защищавший всех нас, и враг воспользовался этим, чтобы вывести из строя виверн.

Вой Сереброкрыла был полон такой животной боли, что кровь застыла в жилах. Три другие виверны, помогавшие нам, забились в конвульсиях. Одна из них, поменьше, не выдержала. С пронзительным визгом она ринулась в сторону стены, прямо в сконцентрированный рой жнецов, подбирающихся по стенам к нашему уступу. Её разорвали за секунды. Второй удалось в последний момент вырваться из-под удара, но её крылья были изрезаны мандибулами монстров.

А матка… матка начала двигаться. Гигантское тело колыхнулось, нервные кабели натянулись. Пузырящаяся масса её мозга светилась всё сильнее. Она, похоже, поняла, что взять нас под контроль сложно. А то что мы рано или поздно уничтожим её физически, вполне реально.

Королева направляла к нам всё новых жрецов и солдат, а сама медленно, но неумолимо, словно ледник, поползла по стене сферы, нависая над нашим крошечным уступом.

В этот момент Мотя сделал то, чего я от него точно не ожидал.

Маленький зверёк, всё это время дрожавший у меня на плече, вдруг затих. Его тонкое тельце напряглось. Он смотрел не на матку, а на корчащегося от боли Сереброкрыла, на плачущую Ольгу.

— Мотя? — успел я прошептать.

Он взвизгнул — не от страха, а с какой-то дикой, яростной решимостью — и исчез. Не убежал, а телепортировался. Пятно воздуха над ним дрогнуло, и в следующее мгновение друг материализовался прямо на матке, на её гигантской пульсирующей «голове», у основания одного из толстых нервных стволов.

Мотя, этот крошечный бархатистый комочек, вцепился в светящийся кабель-нерв и вгрызся в него своими острыми, как иглы, зубками. Раздался звук, похожий на обрыв высоковольтной линии: сухой резкий треск. Нервный ствол разорвался, брызнув фонтаном энергии и слизи.

Матка вздрогнула всем телом. Гулкий рёв, уже не ментальный, а физический, оглушительный, полный чисто биологической боли, потряс залу. Свет в её мозгу померк, затем хаотично вспыхнул. Ментальное давление исчезло. Все муравьиды в зале замерли на мгновение в полной растерянности, их слаженность рухнула. Монстры потеряли связь.

Это была секунда. Всего одна секунда. Но её хватило.

— Ольга! Соня! Яйца! — закричал я.

Уже выхватил из мешочка на поясе не простые макры, а особые алые кристаллы. Секунда — и пистоль с выгравированными Митей Романовым рунами усиления уже лежал у меня в руке.

— Она подпитывается от яиц! Это её батарейки и её ахиллесова пята! Уничтожайте их!

Соня, отпустив на секунду раненого Фердинанда, взметнула руку. Не для лечения. Она вместе с Ольгой направила сгусток серебристо-зелёной энергии — смесь магии жизни и воли инквизитора — не в матку, а вокруг неё, создавая поле сдерживания, чтобы та не смогла уйти или защититься физически.

Я прицелился. Выстрелил в ближайшее скопление яиц-реакторов, висевших прямо над её смещающимся телом.

Выстрел магического пистоля разнёсся по залу словно гром пушки. Огромный алый сгусток поразил здоровую россыпь пульсирующих яиц, но не разрушил их оболочку.

На долю секунды наступила тишина.

Потом первое яйцо вспыхнуло ослепительно-зелёным светом и глухо взорвалось.

Энергетическая волна ударила по соседним яйцам. Второе, третье, десятое… Цепная реакция побежала по гирляндам инкубаторов, как огонь по бикфордову шнуру. Каждый взрыв был мощнее предыдущего: вырывал куски биокерамики с корнем и выжигал жрецов, ослепляя нас вспышками.

— Сереброкрыл! Огонь! — крикнул я.

Вожак виверн, всё ещё державший удар, развернулся к эпицентру взрывов. Его пасть разверзлась, и мощный поток пламени, смешанный с синей кровью, ударил в уже бушующий котёл энергии.

Это было похоже на рождение маленькой звезды. Ослепительная сфера энергии поглотила матку. Мы увидели, как её гигантское тело, попавшее в эпицентр цепной реакции, вздулось, растянулось и затем разорвалось изнутри тысячами меньших вспышек. Нервные кабели, тянувшиеся к стенам, вспыхнули и обратились в пепел. Рёв стих, сменившись нарастающим, всепоглощающим гулом разрушения.

Победа обрушилась на нас в буквальном смысле.

Цитадель, лишившаяся мозгового ядра и источника энергии, начала умирать. Сферу потрясли мощные судороги. С потолка посыпались обломки биокерамики, куски светящейся плоти, брызги кислоты. Гул взрывов яиц сменился низким угрожающим скрежетом рушащейся архитектуры.

— Купол! — хрипло крикнула Софья, поднимаясь с колен. — Мирослава, держим!

Две воздушницы, едва стоявшие на ногах. Одна после ментальной пытки. Другая после того, что сделала с любимым. Они встали спина к спине, подняли руки, и вокруг нашей маленькой группы сжался плотный дрожащий купол.

Падающие сверху обломки бились о него и отскакивали, но с каждым ударом маги слабели. Их силы были на исходе.

Ольга, игнорируя собственную истощение, бросилась к раненой виверне и прижала ладони к зияющим ранам на боку и крыльях, пытаясь остановить кровотечение. Соня, склонившись над Фердинандом, снова вложила в него живительные силы магии жизни, стабилизируя.

Шпага была извлечена. Я сделал это быстро, пока Соня удерживала ткани от разрыва. Тут же в ход пошли и эликсиры. Теперь всё зависело от воли к жизни.

На нас давила не только физическая тяжесть рушащегося мира.

Давила тишина, наступившая после рёва матки.

Давило осознание цены.

Я вглядывался в хаос за пределами купола, пытаясь сориентироваться.

Вверх?

Слишком далеко, и там всё рушится. Надо вбок, к внешней стене, к тому месту, где мы вошли.

— Держитесь! — крикнул я Софье и Мирославе, протягивая им кошель с макрами для подзарядки. — Ещё немного!

Когда очередной мощный толчок потряс защитную сферу, понял, что ждать больше нельзя. Опустился на колени и упёр ладони в липкий, пульсирующий пол. Я понимал структуру, напряжение, точки приложения силы.

Представил трещину. Линию наименьшего сопротивления в хаотичной структуре биокерамики. И вложил в эту мысль всю свою волю и силу магии.

Пол дрогнул под ногами и разошёлся. Не в пропасть, а в узкий, косо уходящий вверх туннель, словно гигантская кротовая нора. Стены его были неровными, обсыпающимися, но они держались.

— Вперёд! — скомандовал я, одной рукой придерживая Фердинанда на спине Сереброкрыла, второй — обессилившую Мирославу. Софья помогла Ольге и Соне передвигать раненую виверну.

Мы выползли на развалины разрушившейся цитадели.

Передо мной была картина конца здешней цивилизации.

Центральная башня разрушена. От могучего мегаполиса остались дымящиеся искорёженные остовы, из которых ещё вырывались последние вспышки цепной реакции от взрывов. Воздух звенел от высокочастотного стрёкота: это кричали муравьиды.

Но это был не боевой клич.

Это был хаос, апокалипсис единого разума.

Без центрального командного узла, без телепатической воли матки цивилизация муравьидов рассыпалась.

Я наблюдал, как два отряда солдат, вместо того чтобы атаковать нас, набросились друг на друга, в слепой ярости разрывая союзников в клочья. Рабочие особи бесцельно бродили по обломкам, натыкаясь на стены и падая в пропасти. Некоторые, словно лишившись последнего смысла, просто замирали на месте и начинали методично отгрызать себе конечности или разбивать головы о камни.

Исчезла координация, исчезла цель. Осталась лишь биологическая машина, чьи шестерёнки, лишившись управляющего импульса, молотили вхолостую, перемалывая сами себя.