Он криво усмехнулся.

Это была не та холодная, презрительная усмешка, что была на его лице до этого. В ней сквозило что-то другое, что-то похожее на жалость.

— Божественное покровительство, Рос? — он покачал головой, словно разочарованный учитель, слушающий наивный ответ ученика. — Ты действительно думаешь, что мы не учли этот фактор? Ты думаешь, магистр Тарольд, глава Синего Ордена, не изучил твои… особые отношения с богами? Мы учли этот факт. Мы знаем, что не можем применить силу непосредственно к тебе, знаешь, но…

Его голос стал тише, и от этого ещё более зловещим.

— Поэтому мы применим силу не к тебе, Рос.

Мое сердце пропустило удар. Я не сразу понял, что он имеет в виду. А когда понял, по спине пробежал уже не холодок, а волна ледяного ужаса.

Эрик небрежно кивнул одному из своих магов — тому, что стоял слева от него. Я не видел лица под капюшоном, но почувствовал, как его взгляд, словно ледяное шило, впился в человека рядом со мной.

Фомира.

Мой главный маг, мой первый соратник-академик, который прошёл со мной путь от пьяного изгоя до руководителя магической роты в формальном статусе командира полка, хотя и командовал только своей ротой.

Он стоял, парализованный общей магией, но его глаза были живыми, и в них плескались ярость и страх. Он не мог пошевелиться, не мог произнести ни слова, но я видел, как напряглись все его мускулы.

Маг в синем просто указал на него пальцем.

Один жест. Ни заклинаний, ни рун, ни вспышек света. Просто палец, направленный на цель.

И мир для Фомира превратился в лёд.

Это не было похоже на то, что случилось с остальными. Не тонкая корка инея, а толстый, массивный слой прозрачного, как кристалл, льда, который окутал его с головы до ног в одно мгновение. Лед рос изнутри, искажая черты лица. Я видел, как широко раскрылись его глаза от шока и боли. Видел, как его рот застыл в беззвучном крике. Его тело выгнулось в неестественной позе, руки дёрнулись, пытаясь сотворить защитное заклинание, но было уже поздно.

Он превратился в ледяную статую. Уродливое, искажённое изваяние, застывшее в агонии. От него исходил такой лютый холод, что я отшатнулся. Я чувствовал, как жизнь, пойманная в ледяную ловушку, будет медленно и весьма мучительно угасать. Это не было парализующее заклинание. Это была пытка холодом и медленное убийство.

— Что… что ты делаешь? — вырвалось у меня. Голос сел, превратившись в хриплый шёпот.

— Демонстрирую альтернативный подход, — холодно пояснил Эрик, даже не взглянув на замёрзшего Фомира. Он смотрел на меня, и в его глазах я видел безжалостный расчёт. — Как ты уже сказал, мы не можем забрать тебя силой. Ты прав. Но мы можем забрать твоих людей. Одного за другим. Твоих лейтенантов и капитанов. Твоих командиров. Всех, кто тебе дорог. А я отлично представляю себе твои слабые стороны, Рос. Ты слабак и привязан к своей команде, своему этому Штатгалю. И они — мои заложники, которые заставят тебя выполнить приказ Назира. Сейчас или после десятка-другого убийств.

Он сделал паузу, давая мне осознать весь ужас его слов.

— Фомир ещё жив. Эта магия медленно вытягивает из него тепло и жизненную силу. Он умрёт через несколько часов. Мучительно. Мы заберём его в Пьённистар. И если ты не явишься на трибунал добровольно, за ним последуют остальные. Мурранг. Хрегонн. Фаэн. Твоя старая ведьма. Твой орк, тот, что выжил сегодня. Мы будем забирать их по одному, Рос. И они будут умирать в столичных казематах, зная, что их командир предпочёл свою свободу их жизням.

Шантаж был чудовищным в своей простоте и эффективности.

Я не был шаром из брони. У меня были личные уязвимости. Они нашли брешь в моей броне. Моя личная защита была бесполезна, когда враг нацелился на тех, кого я считал своей семьёй. Они превратили мою главную силу — моих людей, в мою главную слабость.

Я посмотрел на ледяную статую Фомира, на застывшие фигуры моих телохранителей, на отчаяние и ярость в их глазах.

Я был в ловушке. В капкане, где любой выбор вёл к катастрофе.

Цугцванг.

Пойти с ними — значит, подписать себе смертный приговор и оставить свою армию без командира. Отказаться — значит, обречь своих лучших людей на пытки и смерть.

Эрик видел всё это на моем лице. Он видел мою растерянность, мой гнев, мое бессилие. И эта хитрая морда наслаждалась своей победой.

Но я не был бы Росом Голицыным, если бы сдался так просто. Он со мной играет в шахматы, а я пропишу ему в бубен.

Ярость, бессилие и ледяной ужас за судьбу моих людей смешались в один тугой комок где-то в груди.

Эрик не блефовал. То есть в целом он был способен на обман, манипуляции, блеф, подтасовку, но сейчас он без сомнения был готов пойти до конца, и выражение его лица не оставляло в этом никаких сомнений.

Он загнал меня в угол, как зверя, и теперь ждал, когда я, сломленный, приму его условия.

Но ярость — это тоже ресурс. Если направить её в правильное русло.

Я заставил себя успокоиться. Дыхание, которое сбилось при виде замороженного Фомира, снова стало ровным. Я расправил плечи и посмотрел Эрику прямо в глаза, встречая его холодный, расчётливый взгляд своим собственным, не менее холодным.

— Ты молоток, Эрик, — сказал я ровным тоном, в котором не было ни страха, ни гнева. Только констатация факта. — Хорошая операция. Чистая работа. В стиле MI-6. Но есть одно такое «но», которое слегонца переворачивает ситуацию.

Намёк на наше общее прошлое заставил его чуть напрячься. Это была территория, на которую он, очевидно, заходить не хотел.

— Но ты кое-что упустил, — продолжил я, делая шаг вперёд, сокращая дистанцию до минимума. Теперь нас разделял всего метр. Я мог бы дотянуться до него рукой. И это чувствовали его телохранители в синих мантиях. Я ощущал, как их сила концентрируется, готовая ударить в любую секунду, а также великое сомнение, подействует ли их магия.

— И об этом «но», особенном факте, нам нужно поговорить, — сказал я тихо, так, чтобы слышал только он. — Один на один. Без твоих цепных псов и моих замороженных солдат.

Он нахмурился, пытаясь понять, к чему я клоню.

— Нам не о чем говорить, Рос. Условия предельно ясны. Твоя явка в обмен на их жизни.

— Нет, потому что ты не всё знаешь.

— Всё!

— Нет, не всё, — стоял на своём я. — Рискни не провести полный анализ и увидишь, как мир катится в выгребную яму, брызгая в тебя своим неаппетитным содержимым.

— У тебя ужасные аллегории, Рос. Национальное?

Я позволил себе лёгкую, хищную улыбку:

— Нам есть о чём поговорить. Есть и вторая причина, почему ты не исполнишь этот приказ. Причина, о которой не знает даже твоя всемогущая служба и старина магистр Тарольд. И если ты не выслушаешь меня сейчас, то последствия не понравятся никому. Ни мне, ни тебе, ни надменному королю Назиру.

И снова я не блефовал. Особенности сегодняшнего дня, снятие информации слой за слоем без блефа. Я рассчитывал, что мои слои переиграют его.

В его глазах я увидел то, на что рассчитывал — зерно сомнения. Он был аналитиком. А аналитик всегда рассматривает все переменные, а не прут напролом, а само по себе мышление для них важнее действия.

Был ли я аналитиком?

Не знаю. Но я только что бросил на стол карту, которую надо было перевернуть прежде, чем понять.

Он некоторое время колебался. Я видел это по тому, как он чуть закусил губу. С одной стороны, у него был приказ и чёткий план. С другой — моё заявление, которое могло быть как отчаянным блефом, так и правдой, способной разрушить всю его операцию. А с третьей… Он был уверен, что контролирует ситуацию.

— Хорошо, — наконец, произнес он, принимая решение. — Пять минут в одном из кабинетов

Я кивнул на свой личный кабинет, откуда была дверь в зал Совета.

Я посмотрел на ледяную статую Фомира. Времени у меня было мало. Пять минут, чтобы найти выход из безвыходной ситуации. Пять минут, чтобы спасти своих людей и себя.

Мой кабинет завален документами, из которых я не все и не всегда успевал прочесть.