«Рождество пропало, – подумал Вовка. – Мой Рождественский Ангел не найдет меня здесь, мы так быстро переехали».

На фонарном столбе загорелась лампа и осветила не только кусок улицы, но и Вовкину комнату. Он оглянулся на большие картонные ящики, в которых лежали его вещи, игрушки, книги, и опять печально вздохнул. Внезапно вспомнил об ангеле, которого успел снять с елки, и раскопал свою куртку в ворохе верхней одежды. Белый ангелок с примятыми крыльями был извлечен из кармана и водружен на подоконник. Вовка уселся рядом.

В доме все стихло. Кажется, опять пошел снег. Вовка смотрел на большие, просто огромные снежинки и вдруг понял, что это совсем не снежинки, а белые перья медленно пролетают мимо его окна и ложатся на снег.

«Мой Ангел прилетел! – чуть не закричал он от радости. Но тут же испугался: – Почему столько перьев? С ним что-то случилось!»

Вовка накинул куртку и выглянул из своей комнаты. В гостиной работал телевизор, и уставшие родители спали перед ним, сидя на диване. Вовка выскользнул из квартиры. Лампочка в подъезде замигала, как будто испугалась его появления, и погасла, однако мальчик успел заметить несколько белых перьев на лестничной площадке. Он хотел выйти на улицу, но услышал, как выше этажом кто-то всхлипнул.

Осторожно, держась за деревянные перила, Вовка стал подниматься по лестнице. На площадке между этажами он остановился и посмотрел вверх. Глаза его немного привыкли к темноте, да и в маленькое окошко над площадкой проникал тусклый уличный свет. Вовка разглядел белый силуэт и понял, что на верхней ступеньке кто-то сидит.

– Ты Ангел? – нерешительно спросил он. – Почему ты плачешь?

– Мне холодно, – очень тихо ответил белый силуэт.

– Пойдем ко мне! У нас тепло, и телевизор работает.

– А можно?

– Пойдем!

Силуэт поднялся и бесшумно начал спускаться по ступенькам.

Вовка почти скатился вниз, открыл свою дверь и побежал в гостиную.

– Мама! Папа! – закричал он. – Я привел Ангела. Он замерз. Я не знал, что Ангелы тоже мерзнут, а вы знали?

– Ты почему не спишь? – удивилась мама, поднимаясь с дивана. – Почему ты в куртке?

– И где Ангел? – спросил папа.

Вовка оглянулся:

– В коридоре, наверное. Я дверь оставил открытой.

– Сережа, отведи его в спальню, пусть ложится, напридумывал тоже.

– Ничего я не придумал, – возразил Вовка не совсем уверенно, – сама посмотри.

– Посмотри, посмотри, а мы – спать. – Папа увлек сына в спальню.

Мама вышла в коридор и увидела худенькую девочку лет семи в длинной, до самых пяток, белой рубашке. Она стояла на пороге, не решаясь войти в квартиру и подрагивая от холода. У нее были длинные светлые волосы и очень большие голубые глаза.

– Ты Ангел? – спросила мама точно так же, как несколько минут назад Вовка.

– Я – Люся, – тихо ответила девочка. – Наша квартира над вами.

– О Господи! Да ты босиком!

Мама обняла девочку за плечи и завела внутрь. Потом заперла двери и повела гостью в кухню. Там она усадила ее на стул, поставила на плиту чайник и принесла свою вязаную кофту и теплые носки. Пока девочка надевала все это, на столе появилась большая чайная чашка, а вместе с ней печенье и кусок яблочного пирога, испеченного еще в том доме.

Мама налила чай в чашку и придвинула все к девочке.

– Кушай и грейся. У тебя что-то случилось?

– Нет, все, как всегда, – тихо сказала девочка и нерешительно посмотрела на пирог.

– Бери, бери, это тебе. А что значит «как всегда»?

Девочка отпила глоток.

– Хорошо, горячий. – Она вздохнула. – Мама с папой подрались, а я убежала к бабушке Кате.

– Это твоя бабушка?

– Нет, это соседка, ее дверь рядом с нами. Я всегда убегаю к ней. Но сегодня у нее заперто.

– Подожди, – вспомнила мама, – это такая высокая интересная старушка с черным мопсом?

– С Чарликом. – Впервые за все время девочка улыбнулась. – Я с ним дружу, он очень любит овсяное печенье.

– Она уехала ближе к вечеру на такси. Я видела в окно.

– Наверное, к дяде Толе, он ее сын.

– Хочешь, я постучу к вам и вызову твоих родителей?

– Это бесполезно, – сказала девочка. – Они не проснутся до утра. А если проснутся, то будет только хуже, – добавила она.

– А у тебя есть еще родственники в городе?

– Нет. Никого нет.

– Кушай, не буду тебя больше отвлекать.

Мама тоже налила себе чаю и присела рядом.

– Наш сын уснул. – В кухню заглянул папа и замер, увидев гостью.

– Ты Ангел? – спросил он девочку.

Девочка смутилась и поставила чашку с недопитым чаем на стол. Было заметно, как от горячего напитка и еды ее начало клонить в сон. Она зевала и потягивалась.

– Это Люся, – сказала мама. – Она живет над нами. А сейчас ее надо уложить спать.

– Если надо, значит, уложим, – не стал вдаваться в подробности папа. – Куда?

– Я постелю на диване, – сказала мама и вышла из кухни.

– Я помогу, – присоединился к ней папа.

Когда они вернулись, девочка спала, положив голову и руки на стол.

– Какая худенькая! – сказала мама.

– Какая легенькая! – сказа папа, поднимая девочку на руки.

Они уложили ее на диван и укрыли теплым пледом.

– Спасибо, – пробормотала девочка в полусне.

– Да, иногда и Ангелам нужна помощь, – улыбнулся папа.

Рождественская ночь плыла над городом. Из разорванной подушки на балконе второго этажа легкий ветерок выдувал белые перья. Они играючи взлетали вверх, кружили по улице и медленно опускались на такой же белый снег.

Трасса виляла, и слепой волчий глаз луны мигал то с одной, то с другой стороны дороги. Снег, зарядивший еще под Новый год, все шел, и мел, и сыпал, и сосны вдоль дороги стояли в тяжелых мантиях, как в Аськиной книжке про Морозко. Казалось, что вот-вот из-за елок выйдет седобородый дед с хрустальным посохом, – но никто не выходил, и почти все машины куда-то подевались, что в общем-то было и хорошо: все спокойнее, в такую-то метель.

Разгрузка в Туле прошла быстро, часть денег за длинный, нудный рейс уже лежала в рюкзаке. Сережа загрузил фуру в Москве и гнал домой, в Воронеж. Если не останавливаться поспать, то – полдня на последней разгрузке, и к завтрашнему вечеру уже можно успеть к Асе на день рождения. Таков был план. Мать звонила два раза в день, жужжала в ухо дурной мухой: «Гоняешь по всей стране, как бездомный», или вот еще: «Тебе твоя фура дороже дочери», или самое любимое: «На черта опять все деньги вбухал в идиотский холодильник!» Да идиотский прицеп-холодильник в два раза быстрее отобьется. Подкопить, продать фуру, купить к лету дом в Ямном, там и школу построили новую, хорошую. Аська будет учиться, а он – таксовать в Воронеже. «Заживем!» Заживут. Главное – не опоздать на день рождения.

До съезда на трассу «Дон» оставалось еще километров сто по ЦКАДу. Сережа планировал заправиться на «Лукойле» после съезда на зеленку, но то ли чертов холодильник, то ли метель и московские рождественские пробки, то ли еще какая чертовщина, только топливо убывало на глазах, лучше было не рисковать и заправиться как можно скорее. «Ох, недобрая ночь!» – думал Сережа.

За деревьями алела открытая рана закатного горизонта. Смотреть на нее было неприятно, и Сережа старался сосредоточиться на трассе. Мелькнул указатель «Затишье – 5 км» и следом – знак заправки. Новую, что ли, построили? Не было вроде тут отродясь. Да и ладно. Заправиться, выпить кофе, перекусить: впереди длинная дорога.

Мальчишка-заправщик оказался толковый, расторопный: протер фары, с коротким кивком сунул мятую сотку чаевых в карман теплого форменного комбинезона и перешел к следующей колонке, у которой сиял вощеными боками огромный черный «джип» с высокой снежной шапкой на крыше.

Сережа забрал из кабины рюкзак с заветными деньгами и пошел было к кассе, как вдруг увидел, что заправщик бросил щетку на длинной ручке, которой счищал снег с крыши «джипа», и рванул через наметы к подъездной дороге, сминая неподатливые сугробы. У самого поворота в клубах пара застыла маленькая белая «тойота». В неровном свете единственной передней фары метался ополоумевший снег, валил плотный, слишком уж непрозрачный дым. Ну ясно. Сережа перехватил рюкзак поудобнее и пошел следом.